Страница 122 из 161
– Знаю прекрасно, что было надо… и мы здесь…
– Вот, вот… Время выиграно. Та же императрица, которая не величала меня иначе, как «разбойником с большой дороги», теперь сажает рядом с собой и угощает самыми изысканными комплиментами, представляет самых красивых дам своего двора и не мешает мне ухаживать за ними… А вам приготовила очаровательнейший бутон, который, как видно, понравился и племянничку моему?.. А?..
– Дальше, дальше…
– Вот, кстати, есть свободное время, обсудим, что можно выиграть, что можно потерять. Прежде всего – суровый папаша. Вы успели очаровать его, милый племянничек, как и всех здесь… Если он воцарится, не худо иметь преданного союзника и тестя в лице русского императора… Если же, как здесь говорят, завещание сделано на имя Александра… Это приятный молодой человек и, как видно, любит свою сестру… Значит, шаг будет сделан ненапрасно… Сватовство, начатое чуть ли не под жерлом русских пушек, принесёт много выгоды нашей родине, которую мы оба очень любим, мой друг… Я это знаю… И «лилипутская страна», как называет её фаворит…
– Этот наглец смеет?..
– Да, мне говорили… Но и он пока нам нужен… и работает за нас, конечно, ради собственных выгод… А пока жива императрица…
– Как вы думаете, дядя, долго она проживёт?..
– Сейчас сказать трудно… Штединг говорит, что её узнать нельзя со времени нашего приезда: она окрепла, помолодела даже… А то всё хворала… Но перейдём к браку. Самый главный вопрос о вере, в какой должна быть будущая королева Швеции.
– Конечно, в вере отцов моих…
– Вот это главный вопрос… Императрица, пожалуй, сама не придала бы значения тому, что внучка её перестанет креститься по-гречески… Но… я знаю наверное, что почтенный родитель вместе с попами и простой народ восстанут против этого… А императрица никогда ещё в жизни не делала того, что могут осудить все, особенно в делах политических, в том, что не касается её сердечных интересов… И потому…
– Значит, нечего и думать об этом браке… Так ей объявите, и будем собираться домой.
– А за нами явится русский флот и вся армия?.. Разумна ли такая поспешность?.. Попробуем ещё, поборемся, поищем выхода… Тем более что у нас публика не так уж строго будет справляться, какой катехизис исповедует молодая королева… если внешним образом она будет чтить обряды нашей святой церкви.
– Так вы полагаете?..
– Мы ещё поторгуемся… Но в случае крайности пусть верит по-гречески про себя… А для публики, особенно у нас, мы обойдём молчанием щекотливый вопрос.
– Понимаю, понимаю… Но, скажите, ведь мы сюда явились без прямых обязательств – сделать предложение… Неужели мой отказ неизбежно вызовет войну?..
– Это зависит от обстоятельств: как выйдет дело? Тут я ещё веду кое-какие переговоры с лондонским двором… И если оттуда обещают сильную поддержку, мы твёрже начнём разговаривать с нашими любезными хозяевами… А пока…
– Угу… хорошо… поглядим. Девушка мне нравится… Но что-то странное творится кругом… Этот роскошный двор, где военные, генералы и полковники щеголяют в бархате и атласе, где фаворит управляет государством… всё это сверкает только на вид… И тут же рядом двор наследника, бедный, печальный, напоминающий простые казармы моей столицы… Почему это так? Можно ли доверить свою судьбу этой старой императрице, которую зовут Великой, но больше за пределами царства, чем дома, в народе?.. Мне сдаётся, что какой-то шумный, широкий, сверкающий, но не глубокий поток катится перед моими глазами… А наперерез этому блестящему водопаду протянулась холодная, тёмная струйка мёртвой воды из Гатчинского дворца… И они мешают один другому… И неизвестно, который победит…
– Нет, можно и теперь уже сказать, что будет после смерти императрицы… Если ваш «тесть» успеет взойти на трон, то первый, весёлый, шумный поток, как в землю, уйдёт, его не станет… И разольётся холодная, мутная струя военной дисциплины… бережливости, слепого деспотизма… Как держит он в страхе этих больших сыновей ещё при жизни бабушки, так будет держать в страхе всё царство… Но вам, мой друг, повторяю, бояться нечего. В союзе с Германией вы сможете осуществить втроём много больших планов, о которых теперь мечтает ваша юная голова, желая затмить даже Карла XII… Хе-хе-хе!.. Думаете, никто не знает ваших маленьких секретов, большой честолюбец семнадцати лет!.. Ничего, ничего… Всё придёт в свою пору… А пока будем благоразумны… Сегодня у меня назначено свидание с Морковым именно по вопросу об исповедании принцессы… Я сообщу вам о наших переговорах. А вы веселитесь… Чаруйте мужчин и женщин… старых и молодых, как настоящий герой… Хе-хе-хе!.. Обмануть всё-таки мы себя не дадим!..
Петербург веселился без перерыва.
Король и регент участвовали во всех увеселениях, затеянных главным образом в честь желанных гостей, и обычно в числе последних уходили на покой.
А рано утром в сопровождении одного из слуг, немного знающего по-русски, они совершали продолжительные прогулки, знакомясь не только с парадной стороной столичной жизни. Они могли видеть тяжёлую жизнь народа, её порядки и обычаи. Подолгу беседуя с купцами, шведами и немцами, давно здесь живущими, они узнавали много из того, о чём, конечно, не говорят в стенах дворцов Екатерины.
Теперь они знали, что простой народ изнывал от налогов, глухо волновался и жаловался на истощение, вызванное частыми усиленными наборами в рекруты. Все осуждали расточительную пышность двора, слабость Екатерины к фавориту, особенно предосудительную в её преклонные годы… Смеялись над «полковниками», которые зимою щеголяли в шубах и с муфтами по примеру изнеженных мушкетёров французского двора… Затеянная ради персидского похода перечеканка медной монеты служила поводом для новых недовольств. Бумажные деньги пали наполовину в цене. Сахар и другие продукты удорожились тоже почти что вдвое: пуд сахару раньше стоил двадцать три рубля, теперь за него платили сорок. Даже в зажиточных классах слышалось недовольство существующими порядками…
Всё это принимали к сведению племянник и дядя.
Так прошло около десяти дней.
На 24 августа назначен был вечер у шведского посланника Штединга.
Конечно, хозяином на этом празднике являлся юный король, как бы желавший принять и чествовать у себя императрицу, её семью, всех вельмож и иностранных резидентов, которые так радушно и тепло встретили его на берегах холодной Невы.
Понятно, в высоких, больших покоях шведского посла нельзя было встретить такой роскоши, блеска позолоты и редкой, дорогой обстановки, какими отличались дворцы Екатерины, палаты её министров и богачей вельмож. Но строгое, выдержанное в тёмных тонах убранство, отмеченное вкусом, придавало жилищу короля и регента какой-то особый, благородный характер, чуждый крикливой, показной роскоши, ласкающей и тревожащей в одно и то же время.
Буфеты и столы не гнулись под тяжестью золотых и серебряных сервизов, но питья и еды было приготовлено в изобилии. Угощение было устроено в нескольких местах, чтобы без суеты и давки каждый мог подойти и получить, чего желал.
У подъезда, почти до середины улицы был устроен красивый намёт[202] вроде шатра, приподнятые стены которого давали возможность въезжать свободно коляскам, каретам, придворным экипажам, запряжённым восьмёркой лошадей.
Гайдуки,[203] скороходы[204] и лакеи стояли внизу и по лестнице, уставленной пальмами и лавровыми деревьями, на этот вечер присланными из великолепных оранжерей Таврического дворца.
Слуги с курильницами уже обходили покои, готовые к приёму гостей.
Важный, осанистый швед мажордом[205] уже раза два подходил к дверям кабинета, за которыми слышались громкие, возбуждённые голоса, и не решался постучать. С минуты на минуту к подъезду могли подкатить первые экипажи и некому было бы даже встретить почётных гостей.
202
Намёт – крытый навес.
203
Гайдуки – выездные лакеи в богатых домах.
204
Скороходы – слуги, сопровождавшие пешком экипажи своих господ.
205
Мажордом – старший слуга в богатом доме, ведающий столом и прислугой; дворецкий.