Страница 56 из 99
– Дом, в котором я выросла, был настоящей крысиной дырой, – начала она. – Там было невероятно тесно: всего лишь одна спальня, которую я делила со своими братьями. Моя мать спала на диване в гостиной, или, правильнее сказать, она напивалась там до потери сознания. После смерти отца она так никогда и не вышла замуж. Она была… грузной и говорила, что единственный мужчина, который может уместиться на диване рядом с ней – «Джек Дениэлс». – Оливия почувствовала, как ее губы кривятся в улыбке. Она взглянула на Алека, который смотрел на машины перед собой, не меняя хмурого выражения лица.
– В тот день я поздно вернулась из школы. Была зима, и я помню, что на улице уже стемнело. Парень, который жил с нами по соседству – Натаниэль, сидел в нашей комнате вместе с моими братьями. Начнем с того, что я чувствовала себя неловко рядом с ним, так как он был необъятных габаритов. Ему было семнадцать, и он был, наверное, шести с половиной футов роста и двухсот пятидесяти фунтов веса, а его любимым развлечением была стрельба по кошкам и собакам из духовушки. Как бы то ни было, вся троица тут же замолчала, и я поняла, что они что-то замышляют. Я попыталась выйти, но Эвери закрыл дверь, а Натаниэль стал заходить сзади, приговаривая, что я хорошо выгляжу, и что я действительно… сформировалась – вот, что он говорил. Обходя вокруг, он стал прикасаться ко мне. Всего лишь слабые прикосновения… – кончиками пальцев она на секунду коснулась плеча Алека, – …вот так, но по всему телу и неожиданно для меня. Я не знала, где он прикоснется в следующий раз. Он по-настоящему страшил меня. Пытаясь открыть дверь, я начала драться с Эвери. Было время, когда я вполне могла его побить, но теперь он стал слишком силен для меня – тогда ему было уже почти семнадцать – и он просто смеялся. Кто-то из них сказал что-то, не помню, что именно, но я поняла: я была частью сделки. Натаниэль что-то для них сделал, или что-то дал им, а я была платой.
– Господи! – сказал Алек.
Кондиционер снова начал сдавать. Ей едва хватало воздуха. Она еще на несколько дюймов приоткрыла окно, но шумный жаркий воздух был невыносим, и она снова подняла стекло.
– Вдруг Эвери схватил меня, держа за руки спиной к себе, а Натаниэль рванул блузку у меня на груди, – пуговицы ее блузки дробью застучали по деревянному полу, покатившись Под кровать и комод. – Я сражалась, как сумасшедшая, пинала его ногами, но он, казалось, даже не замечал этого. Он задрал мой лифчик наверх, – она отвернулась к окну, заново переживая острую боль своего унижения. Лишь незадолго до этого она начала уходить переодеваться в стенной шкаф, скрываясь от глаз своих братьев.
– Оливия. – Алек покачал головой, сворачивая около высокой, небесно-голубой водонапорной башни. – Не надо рассказывать дальше. Я не должен был вас спрашивать.
– Я сама хотела, чтобы вы спросили. – Она хотела рассказать ему все это, излиться. – Я хочу, чтобы вы поняли.
Он кивнул.
– Хорошо.
– Натаниэль начал хватать меня за грудь. Он был груб и омерзителен. Я стала звать свою мать. Но это было бесполезно, и я принялась кричать Клинту, чтобы он помог мне, но тот неподвижно сидел на кровати, уставившись в пол. Дальше помню, что я оказалась на полу, и Эвери как-то затянул мою блузку назад – так, что я не могла двинуть руками. – Оливию била дрожь. – Это было самое ужасное: я не могла воспользоваться ни кулаками, ни ногтями. Я и сейчас еще… не выношу, если у меня нет свободы движений. Однажды Пол, когда мы занимались с ним любовью, задержал мои руки сзади, конечно, не для того, чтобы меня испугать, у него и в мыслях такого не было, но я начала кричать.
Пол плакал, когда понял, что вызвало у нее такой прилив ужаса.
– Бедный Пол, – сказала она. – У него не было ни малейшего представления о том, что он на самом деле делает.
Она прислонилась виском к теплому стеклу автомобиля и неловко подвинулась на сиденье автомобиля. Скоро ей захочется в туалет. Ее мочевой пузырь в эти дни, казалось, был постоянно полон.
– И Натаниэль, – продолжала она, – задрал мне юбку, стащил с меня трусы, а Эвери запихнул их мне в рот, чтобы я не могла кричать. Мне казалось, что я задыхаюсь, и это было так… унизительно. Я со всей силой пинала Натаниэля, и в конце концов Эвери сказал Клинту, чтобы тот помог держать меня. – Она посмотрела на свои руки на коленях, и глубоко в груди снова ожила давняя боль. – Когда я вспоминаю об этом, мне жалко Клинта.
Она навсегда запомнила смущение на лице своего близнеца, когда тот пытался решить, кому он должен продемонстрировать свою верность. Год назад это наверняка была бы Оливия, но теперь, в четырнадцать, одобрение старшего брата означало для него все.
– Сам плача, он все же опустился на пол и держал мою ногу, а Эвери держал другую.
Натаниэль великаном маячил над ней, и в ее воспоминаниях эта сцена прокручивалась как в замедленном кино. Его мясистая рука расстегнула молнию на брюках и забралась внутрь штанов, чтобы извлечь огромный, прямой, как кинжал, пенис. Она снова закричала, но звук утонул в материи, заполнивший ее рот.
– Следующее, что я помню – это все его двести пятьдесят фунтов на мне и то, как он не мог войти внутрь, – он толкался в ее неподатливое тело, а его лицо наливалось краской досады. – Он сказал, что такое впечатление, будто пытаешься трахнуть кирпичную стену, и я не прекращала молиться, чтобы он сдался, но он не сделал этого. Я кричала и давилась, и не могла использовать свои руки. – Она подняла руку к горлу. – Он был чудовищно тяжелый и буквально раздавил меня. Я помню, как Клинт говорил: «Может быть, ты бросишь это дело, Нат?» – но не думаю, что Натаниэль слышал его. В конце концов, – она передернула плечами, – я почувствовала, что меня как будто… раскололи. Боль была такой сильной, что я, очевидно, потеряла сознание, потому что, когда пришла в себя, была одна в комнате. Юбка и ноги у меня были испачканы кровью. Кровь была также и на ручке двери.
Алек снял правую руку с руля и протянул к Оливии, вложив пальцы в ее ладонь. Большим пальцем он погладил тыльную сторону ее руки, и Оливия благодарно сжала его руку.
– Я сбежала к Эллен Дэвидсон, моей учительнице. Я не рассказывала ей о том, что случилось. Никогда. Но, должно быть, она как-то догадалась. Она вела себя так, как будто ждала, что я появлюсь. У нее в доме была свободная комната, приготовленная постель и все остальное. Я просто поселилась у нее, и она перевела меня в школу подальше от моего дома. С тех пор я больше ни разу не видела никого из своей семьи.
– Слава Богу, Оливия.
– Я беспокоилась о Клинте, – сказала она, – но после того, как ушла из дома, я думала только о Себе. О смерти своей матери я узнала, когда уже училась на первом курсе колледжа. Я понимала, что должна вернуться и убедиться, что с Клинтом все в порядке, но я просто не смогла. Я так боялась Эвери, и… – она сморщила нос, – мне казалось, если я после всех моих трудов, направленных на то, чтобы выбраться оттуда, вернусь, то снова застряну там и стану прежней, запуганной Оливией. Я понимаю, что в этом нет никакой логики, но, тем не менее…
– Как вы могли продолжать беспокоиться о Клинте после того, что он сделал? – прервал ее Алек.
– Строго говоря, он не принимал участия во всем этом.
Алек резко повернул к ней лицо.
– Что вы хотите этим сказать? Он же держал вас в то время, как другой мужчина насиловал.
– Но он…
– Вы говорили, что он лишь немного отставал в развитии. Он что, не понимал разницы между хорошим и плохим?
– Да, но… Пол говорил, что я должна дать ему шанс искупить свою вину, что тогда он был ребенком и…
– Нет. – Алек сильно сжал ее руку. – Это слишком тяжкий проступок, чтобы простить его когда-либо.
Оливия закусила губу.
– Энни никогда бы не отвернулась от своего брата, – сказала она, – независимо от того, что произошло в прошлом.
– Энни совершала множество глупостей во имя благотворительности.
– Но я была нужна Клинту. Встав на ноги, сделавшись врачом, я действительно должна была попытаться встретиться с ним. Эвери наверняка был не в состоянии позаботиться о нем. Даже его собственная мать была не в состоянии. Мы жили в клоаке, Алек. Если бы вы увидели, где прошло мое детство, вам бы стало плохо, а я просто оставила его там гнить. – Она вытащила руку из ладони Алека и убрала со лба челку. – Пару лет назад Эллен написала мне, что до нее дошли слухи о его смерти. Скорее всего, он стал алкоголиком, как наша мать. Никто никогда не говорил ему, что это может его убить. Если бы я помогла ему, он, возможно, все еще был бы жив. – Она посмотрела на Алека. – Я бросила его.