Шиворот-навыворот

В таком вот обществе и в таких вот занятиях провел Поль на жесткой скамье вечерние часы. Наконец настало время отхода ко сну. Мистер Бультон страшился темной спальни, но делать было нечего, протест был бы чистым безумием, и он был вынужден провести еще одну ночь под крышей Крайтон-хауза.

Она оказалась хуже, чем первая, хотя виноват в этом был не кто иной, как сам Поль.

Ученики на сей раз были куда в лучшем настроении, чем накануне, и не имели желания продолжать вчерашнюю вражду. Как только первый костер недовольства угас, они были готовы забыть недавнее нарушение правил школьной чести и дать возможность нарушителю искупить прошлую вину.

Но он отказался пойти им навстречу. Постоянные неудачи во взаимоотношениях с доктором Гримстоном и невозможность обрести свободу сильно испортили ему настроение. Ему не хватало ни терпения, ни желания приспособиться к манерам школьников и ответить взаимностью на мирные инициативы, что, естественно, заметно охладило их добродушные, хоть и грубоватые натуры.

Когда были потушены огни, кто-то потребовал историю. В каждой спальне имелся свой профессиональный рассказчик, а в одной был юный романист, который начал рассказывать какой-то завлекательный сюжет в первый же вечер семестра, и развивал его до последнего дня перед каникулами, и, если его слушатели и стали позевывать на шестой неделе, сам он получал от своего рассказа огромное удовольствие и переживал вымышленные события всей душой.

Дик Бультон весьма ценился в этом качестве, и «то отец был неприятно поражен, узнав, что от него ждут историю на сон грядущий. Когда он понял, что от него требуется, то отказался с такой сварливостью, что вынужден был спрятаться под одеяло, чтобы не слышать возмущенного гула.

Увидев, что сопротивляется он довольно пассивно, соученики немедленно этим воспользовались, а именно: окружили его кровать со всех сторон и колошматили подушками по его измученной голове, пока не сочли, что грубиян достаточно наказан.

Мистер Бультон лежал в полуобморочном состоянии на узкой и жесткой кровати, пока соседи не погрузились в сон и не стихли голоса в других спальнях. Затем и он окунулся в тяжелый, беспокойный сон. Ему снились какие-то кошмары, и он просыпался, судорожно хватаясь за пустоту, и лежал, дрожа на своем неудобном ложе.

«Землетрясение, – бормотал он, – взрыв, динамит... Надо позвать детей. Боулер...»

Но реальность оказалась хуже яви.

Типпинг и Кокер долго щипали себя, чтобы не заснуть, пока их противник не забудется достаточно крепким сном, чтобы как следует поразвлечься. Стащив из-под него матрас, они весело наблюдали, как перепуганный и не осмеливающийся даже выругаться Поль подбирает одеяло и простыни и пытается, завернувшись в них, продолжить сон, переставший быть спасительным убежищем.

Камень Гаруда сыграл мрачную и жестокую шутку.

7. РАЗРУБИТЬ УЗЕЛ

Снова мистер Бультон проснулся раньше положенного, бесшумно оделся и, крадучись, проследовал в классную комнату, где уныло горел один-единственный газовый рожок. Утро было холодное и туманное.

На сей раз, однако, он оказался не один. За столиком в углу сидел мистер Блинкхорн и, надев шерстяные перчатки с отрезанными пальцами, проверял тетради. Он посмотрел на вошедшего Поля и добродушно кивнул ему.

Поль подошел к огню и безучастно уставился на рожок. Он совсем пал духом, ибо просветить доктора оказалось делом невозможным, и он начал опасаться, что если свободу можно получить только так, то ему, видно, нужно философски приспособиться к новому положению и пробыть в школе до конца семестра.

Эта перспектива оказалась такой удручающе тоскливой, что он не смог сдержать тяжелого вздоха.

Мистер Блинкхорн услышал вздох и, неловко встав из-за чахлого письменного стола и свалив на пол несколько тетрадок, переплетенных в мраморную бумагу, подошел к Полю и положил ему на плечо руку.

– Послушай, – сказал он, – почему ты не доверяешь мне? Неужели я не понимаю, что с тобой произошло? Нет, я вижу то, чего не видят другие. Ты смело можешь мне доверять.

Мистер Бультон заглянул в глаза преподавателя и, увидев в его взгляде неподдельные интерес и сострадание, почувствовал, как вновь в нем затеплилась надежда. Если этот молодой человек сумел разгадать его секрет, быть может, он замолвит за него словечко доктору. У него вполне добродушный вид, ему можно доверять.

– Не хотите ли вы сказать, – произнес Бультон с теплотой, которая давно не звучала в его голосе, – что вы... заметили перемену?

– Заметил сразу же, – с тихим торжеством провозгласил мистер Блинкхорн.

– Удивительно, – отозвался Поль, – хотя и вполне естественно. Но нет, неужели вы поняли все до конца?

– Слушай меня и останови, если я ошибусь. За последние несколько дней ты сильно изменился. Ты не тот ленивый, озорной и бездумный мальчишка, что уехал от нас на каникулы.

– Нет, – сказал Поль. – Чего нет, того нет, черт побери. Я действительно не тот!

– Не надо пользоваться такими выражениями! Так или иначе ты вернулся совсем другим. Я прав?

– Абсолютно! – воскликнул Поль, радуясь, что его наконец раскусили.Вы очень проницательный молодой человек. Разрешите пожать вам руку. Я не удивлюсь, если вы догадались, как именно это произошло.

– Ну конечно, – улыбнулся мистер Блинкхорн. – Несомненно. Ты просто выразил желание...

– Ну да, – вскричал Поль. – Снова в точку! Вы просто волшебник. Ей-богу!

– Не надо говорить «ей-богу!», это ни к чему! Все началось, как я сказал, с желания – может, полуосознанного – с Желания стать другим человеком.

– Я свалял дурака, – простонал мистер Бультон. – Да, все началось именно так.

– Затем желание привело к постепенной трансформации в твоем характере – ты ведь достаточно взрослый, чтобы следить за ходом моей мысли?

«Достаточно взрослый, чтобы следить за ходом моей мысли?» – в голове у Поля мелькнуло тревожное подозрение, но он был слишком обрадован, чтобы придать этому значение.

– Я бы не назвал ее постепенной, – сказал он, – но прошу продолжать, сэр! Я вижу, вы разобрались в сути.

– Поначалу часть твоей натуры сопротивлялась новым чувствам, ты пытался подавить их, ты даже пытался вернуться к прежним привычкам, прежнему образу жизни, но неудачно. Вернувшись сюда, ты не встретил понимания у сверстников.

– Никакого, – сказал Поль.

– То, что радует их, вызывает у тебя неприязнь.

– Именно.

– Они же неверно истолковали твое прохладное к ним отношение. Они не понимают – и немудрено, – что ты переменил образ жизни, а когда они видят разницу между тобой и прежним Диком Бультоном, то выказывают неудовольствие...

– Еще как! Причем самым отвратительным образом! Уверяю вас, что вчера вечером, например...

– Т-с! – поднял руку мистер Блинкхорн. – Жаловаться не по-мужски. Но ты удивлен, как я догадался?

– Весьма.

– Просто в свое время со мной произошло нечто подобное.

– Неужели есть два камня Гаруда?! – изумленно воскликнул Поль.

– Не знаю, о чем ты, но поверь – у меня были трудности, мучения. Но я предвидел эту перемену в тебе еще несколько месяцев назад.

– В таком случае как честный человек вы могли бы предупредить меия. Короткого письма хватило бы вполне. Тогда я не был бы застигнут врасплох.

– Вмешиваться на той стадии было бы бессмысленно. Это могло бы помешать переменам, о которых я лишь мечтал.

– Лишь мечтали? – удивился Поль. – Вы говорите загадками, сэр.

– Да, – сказал мистер Блинкхорн. – Я помню прежнего Дика. Это был озорной, импульсивный, проказливый ученик. Но под всем этим скрывалась цельная натура.

– Цельная натура? – вскричал Поль. – Это отнятый негодяй! Называйте вещи своими именами!

– Нет, нет, – возразил мистер Блинкхорн. – Такое самоунижение пагубно. В нем не было порока.

– Не было порока? А что такое неблагодарность, низкая, предательская, неподобающая сыну – это ли не порок? Вы достойный молодой человек, но если будете смотреть сквозь пальцы на подобное, ваши моральные устои окажутся подточены.