Шиворот-навыворот

И она гордо отвернулась от Поля, хотя сторонний наблюдатель заметил бы, что, как только она это сделала, злые огоньки в ее глазах тотчас же потухли. Похоже, это не укрылось от внимания Типпинга, злобно косившегося на парочку из угла.

За дверями послышались новые звуки – словно кто-то пальцем перебирал струны скрипки. Мальчики поспешно выстроились в две шеренги, а обе мисс, Матлоу и Дульси, приготовились сделать реверанс. В зал вошел маленький толстый человечек с бакенбардами-котлетками и белым лицом, на котором было написано убеждение, что манеры его обладателя – верх совершенства.

Мальчики в шеренгах отвесили поклон, не сгибая спины, на что мистер Бердкин величественно склонил голову.

– Добрый день, мадам. Ну что, юные леди, как поживаете? Чуть ниже реверанс, мисс Матлоу, ногу чуть назад! Прекрасно! Ногу приставить ближе. Отлично! Здравствуйте, джентльмены! Занимайте обычные позиции для наших разминочных упражнений. Итак шассе* (прим.: па в танцах и вольных гимнастических упражнениях. )по залу! Начинает Даммер! Руки слегка касаются плеч! Голову беззаботно забросить назад, осанка свободная, но не небрежная! Прошу!

Приговаривая в такт, он заиграл на скрипке джигу, а Даммер возглавил кавалькаду, которая прыгала по залу с разной степенью скованности. Мистер Бультон скакал вместе со всеми, внутренне кипя от гнева и унижения. «Вот бы посмотрели на меня мои клерки», – вертелось у него в голове.

Через несколько минут мистер Бердкин прекратил разминку и велел разбираться на пары для лансье.* (прим.:старинная форма кадрили.)

– Бультон, – распорядился он, – будьте добры взять мисс Матлоу.

– Благодарю, – отозвался Поль, – по... но я не танцую.

– Чепуха, чепуха, вы из моих лучших учеников! Ни слова больше! Выбирайте себе партнершу.

Полю ничего не оставалось делать. Ему придали в пару высокую угловатую девицу, а Дульси сердито насупилась, осадила Типпинга, когда тот робко попросил оказать ему честь станцевать с ней. Она сообщила, что намерена танцевать с Томом.

Танец начался под аккомпанемент инструкций мистера Бердкина, восклицавшего: «Туловище вперед, отступить, поменяться местами! Балансе!* (прим.: танцевальное па.) Отлично, мисс Матлоу! Больше непринужденности, Чонер! Выше отрывайте ноги от пола. Но не так высоко. Последнюю фигуру еще раз. Плавно, плавно! Бультон, вы пропускаете!»

Поля протащила через все это его партнерша, которая старательно дергалась под музыку, не произнося ни единого слова. Судя по всему, ей было строго-настрого приказано гувернанткой ни в коем случае не разговаривать с мальчиками.

После танца парочки устроили променад по залу под звуки скрипки, игравшей нечто вроде похоронного марша. Мальчики, исполнявшие роль дам, двигались совсем не по-дамски, а ученик, которому в пару досталась младшая мисс Матлоу, шествовал, сгорая от смущения.

«Пожалуй, Дику это все показалось бы смешным, случись ему увидеть меня, – размышлял Поль, двигаясь рука об руку с мисс Мэри Матлоу. – Господи, только бы в конце концов вышло по-моему! Сколько времени мне еще валять дурака под эту чертову скрипку?!»

Но худшее ждало его впереди.

Во время наступившей паузы мистер Бердкин провозгласил:

– У меня такое подозрение, что вы позабыли хорнпайп. Может, Бультон докажет, что я ошибаюсь? Если я правильно помню, он танцевал этот танец на редкость точно. Прошу вас, сэр, окажите нам любезность, станцуйте соло.

Это была последняя капля. Бультон не собирался пасть так низко. Кроме того, он не знал, как плясать хорнпайп. А потому он произнес:

– Ни за что! С меня хватит этого... шутовства!

– Это очень невежливая форма отказа, Бультон, невежливая и неприличная. Теперь я просто настаиваю, чтобы вы станцевали хорнпайп. Нехорошо устраивать сцену. Будьте джентльменом.

– Говорят вам, не могу! – сердито пробормотал Поль. – Я никогда не делал ничего подобного. В мои годы для меня это просто смерть!

– Нелравда, сэр. Итак, вы решительно не желаете танцевать ?

– Нет, – отрезал Поль. – Не желаю, черт побери!

Слово «черт» прозвучало так отчетливо, что на этот счет ни у кого не могло возникнуть никаких заблуждений. Гувернантка взвизгнула и призвала к себе своих воспитанниц. Дульси спрятала лицо в руках, а кое – кто из учеников захихикал.

Мистер Бердкин порозовел.

– После этих грязных слов, сэр, да еще в присутствии прекрасного пола, я отказываюсь иметь с вами дело. Прошу встать на эту скамейку. Джентльмены, выбирайте партнеров для шотландки!

Мистер Бультон, никоим образом не огорченный от того, что его освободили от дурацких танцев, взобрался на скамейку, откуда угрюмо взирал на происходящее. Время от времени гувернантка испепеляла его взором, видя в нем демона порока, а ее воспитанницы, исподтишка косились на него с любопытством, к которому примешивалось восхищение. Дульси же упрямо не смотрела в его сторону.

Не успел Поль поздравить себя с избавлением, как дверь распахнулась, и в зал важной походкой вошел доктор Гримстон.

Он время от времени совершал такие посещения, отчасти чтобы проверить, как идут дела, отчасти в знак поощрения танцоров. Сначала он окинул питомцев благожелательным взглядом, но потом, когда его взор упал на торчавшего как перст Поля, в его глазах засверкали молнии.

Да, Поля застали не в том положении, в каком следует находиться тем, кто надеетея заслужить милость начальства. Сердце Поля ушло в пятки, и он стоял, беспомощно глядя на доктора Гримстона.

Наступило ужасное молчание. Доктор вообще был большой любитель ужасных молчаний, и если, согласно пословице, молчание золото, то у него это скорее была сталь. Наконец он осведомился:

– Могу ли я узнать, что вы там делаете, сэр?

– Честно говоря, сам не знаю, – упавшим голосом отвечал Поль. – Спросите у джентльмена со скрипкой.

Мистер Бердкин был хоть и вспыльчивый, но добродушный человек. Он уже забыл нанесенную ему обиду и не хотел, чтобы у его ученика возникли новые неприятности.

– Бультон был не совсем внимательным и не очень учтивым, доктор Гримстон, – сказал он, пытаясь изложить суть дела как можно мягче. – Поэтому я поставил его там в наказание.

– И правильно сделали, мистер Бердкин, – отвечал доктор. – Мне жаль, что мой ученик вынудил вас поступить таким образом. А вы, значит, снова пустились по стезе непослушания, сэр? А ну, отправляйтесь в класс и до чая напишите двенадцать раз положенное в таких случаях задание. Если же я еще замечу непослушание и фокусничанье с твоей стороны, Бультон, то ты получишь за нее сполна!

Итак, мистер Бультон был с позором изгнан с уроков танцев. Само но себе это никак не огорчило бы его, даже наоборот, но ужас состоял в том, что его желание начистоту объясниться с доктором рухнуло, как карточный домик. Теперь этот разговор придется отложить на сутки, а может, и навсегда.

Поль грустно размышлял над случившимся, одновременно выводя на бумаге бесконечные фразы, вроде «Развивайте учтивость и самоконтроль«1, «Истинное счастье – в довольстве обстоятельствами». Перспективы порки делались все более и более отчетливыми, и мистер Бультон не знал, как сможет вернуться в родной дом, выдержав подобное унижение. Родной дом! Что там творится в его отсутствие? Суждено ли ему вновь оказаться в его уютных стенах?

Настало время чая, а за ним вечерняя подготовка уроков под руководством мистера Тинклсра, который, подозревая, что все смешки и перешептывания направлены против его персоны, то и дело заставлял ни в чем ие повинных школьников держать ответ.

Поль сидел рядом с Джолландом1 и, поскольку никогда в жизни не писал сочинения по-немецки или латыни, нещадно

списывал у соседа. Джолланд, ожидавший обратного, однако, легко согласился предоставить свой груд для ознакомления, хотя и выразил сомнение, что дословное переписывание окажется плодотворным. Предупреждая, он руководствовался скорее заботой о себе, нежели о своем товарище.

В свободные минуты Джолланд поглощенно сочинял роман с иллюстрациями, озаглавленный им «Приключения Бена Беттеркина в школе». Роман носил отчетливо автобиографнческий характер, а эпизоды, где главного героя подвергали порке, – весьма, надо сказать, многочисленные, – отличались живостью и убедительностью изложения. В течение семестра Джоллалду удалось создать немалое количество страниц, украшенных изображением физиономий с высунутыми языками и выпученными глазами, каковы он предлагал для ознакомления наиболее испытанным друзьям, смущенно хихикая.