Страница 24 из 41
Майлз срезал жир с бараньей котлетки.
– Возможно, они, были знакомы. Не знаю, было ли это дружбой.
– Кажется, я видела его на похоронах Дункана. Как раз, когда мы уезжали с кладбища. Я заметила, как человек в черной дерби подошел к могиле и вылил на гроб масло – в точности, как это сделала Роксанна.
– В самом деле? Я не заметил его на похоронах.
– Майлз, тебе не кажется, что сатанизм не был для Дункана лишь забавой? Что он в тайне им занимался? И что все остальное – Роксанна, Филип, этот тип Грэнджер, также замешаны в этом?
– С чего это ты решила?
– Прежде всего, из-за того, что они проделывали на его похоронах.
Майлз пожевал котлетку, иронически глядя на жену.
– Вероятно, ты права. Держу пари – все они плясали вокруг грибов-поганок при свете луны, летали на помеле и веселились, как в старые добрые времена.
Раздраженная его несерьезностью, Пола оставила эту тему.
Той ночью что-то пришло в дом. Что-то угрожающее. Но это был чужой дом. Дом из сна: огромный, заброшенный особняк девятнадцатого века с дырами в крыше и растущими сквозь половицы сорняками. Через разбитые оконные стекла проникал ветер и колыхал продранные кружевные шторы. Снаружи росли искривленные кипарисы; их ветви, пригибаемые ветром, шуршали по крыше.
Пола никогда не видела такой дом и не могла понять, зачем она здесь, хотя бы и во сне. Она стояла на площадке шаткой деревянной лестницы с отвалившимися перилами.
Ступени вели вниз, в огромную гостиную с колышущимися кружевными шторами. Мебели там не было, не считая латунной кровати в центре комнаты.
Что-то находилось в доме.
Она обернулась и посмотрела в огромное треснутое зеркало на стене площадки. Наподобие ее собственному зеркалу, оно отражало верхнюю часть лестницы. Оттуда на нее смотрел человек в черной шляпе.
– Ты должен сделать это, – произнес он, – сделать немедленно.
– Что сделать?! – вскричала она. Человек холодно взглянул на нее.
– Я говорю не с тобой.
Ледяной ветер пронесся по дому и взлетел вверх по лестнице. Пола вздрогнула и посмотрела вниз. К ней поднимался Дункан Эли. Она прижалась спиной к зеркалу, завороженная видом разлагающегося трупа. Темно-синий костюм, в котором его похоронили, был изъеден в нескольких местах; кожа его приобрела зеленоватый оттенок. Глаза были раскрыты, но казалось, он не видел ее, потому что, достигнув площадки, прошел мимо, не взглянув на нее. Затем поднялся на второй этаж.
– Я готов сделать это, – сказал он человеку в черной дерби.
– Хорошо.
Они вошли в комнату, оставив дверь открытой. Она услышала доносившийся оттуда голос Микки Руди. Он спорил с судьей Харди, добиваясь разрешения взять машину судьи, чтобы отвезти Энн Рутерфорд – или то была Глория Джин? – на школьный вечер.
Пола бросилась бежать вверх по лестнице.
– Оставьте ее в покое! – вскричала она. – Оставьте в покое Эбби!
На полдороги на второй этаж ноги ее вдруг отяжелели и бег стал замедленным, как это происходит во сне. Казалось, на каждую ступень уходит целый час. В дверях комнаты показался Дункан Эли. Он держал маленький фарфоровый флакон, тот самый, с воющими Горгонами на Стенках. Похоже, теперь он ее видел.
– Мне жаль, – произнес он. – Я не хочу этого делать.
Она славная девочка. Но видишь ли, у меня пет выбора. Это необходимо сделать немедленно.
– Нет! Пожалуйста, не…
– Мне жаль.
Он вернулся в комнату. Она перевела взгляд на зеркало. Теперь оно увеличивалось так, что заполняло все площадку и отражало происходящее внутри дома. Эбби спала на постели. У дальнего края кровати Микки Руни спорил с Льюисом Стоуном о том, кто владеет семейным автомобилем Харди. У ближнего края стояли Дункан Эли и человек в черной шляпе. Дункан держал флакон над лицом Эбби. Откуда-то снизу донеслись звуки «Вальса Мефисто».
– Не смей! – пронзительно вскрикнула Пола.
Он наклонил флакон и налил несколько капель на лоб Эбби.
Ветер прошумел в доме, лязгая оконными рамами и приглушая музыку. «Мама, мама, мама…» – повторяла Эбби.
Пола почувствовала прикосновение к плечу. И проснулась.
– Мама, я плохо себя чувствую. Пола окончательно пришла в себя. Села и включила свет. Рядом спал Майлз. Она взяла Эбби за руку.
– Что случилось, милая?
– Я неважно себя чувствую. В горле першит и становится жарко, а потом холодно.
Пола положила ладонь ей на лоб. Тот был горячим. Ей показалось, или он и в самом деле был чуть скользким? Будто на него налили масло, а потом осушили материей….
Она разбудила мужа.
– Майлз, позвони Чаку. У Эбби жар.
Было четыре тридцать утра. Пола отвела дочь в ее комнату и уложила в постель. Затем принесла из ванной градусник, встряхнула и измерила ей температуру.
В комнату вошел Майлз.
– Чак советует дать ей еще две пилюли; он зайдет рано утром перед работой.
– Скажи, чтобы он приехал сейчас же! – бросила Пола. – У нее температура под сорок![10]
Майлз казался испуганным. Он заспешил в гостиную, и она услышала, как он разговаривал с Чаком. Тот приехал минут через двадцать, сонный и раздраженный; Пола угостила его кружкой только что сваренного кофе, и он отправился в комнату Эбби. Вернувшись в гостиную, Чак заметил, что Эбби, должно быть, подхватила где-то воспаление легких.
– Боже мой, – сказала Пола.
– Я сделал ей укол пенициллина, он должен помочь. Когда поеду в больницу, вернусь и взгляну на нее еще разок.
– Ведь она поправится? – волнуясь, спросила Пола.
– Ну конечно. Беспокоиться не о чем, хотя у нее и высокая температура. Если ей станет хуже, возможно, придется положить ее на пару дней в больницу. Но она поправится.
Когда через четыре часа он вернулся, ее температура поднялась еще на полградуса. Полу лихорадило.
– Не положить ли ее в больницу?
– Я пришлю скорую помощь, – кивнул Чак, – и договорюсь насчет места.
– Но разве пенициллин не действует? – спросил Майлз.
– Похоже, пока еще нет. Попозже я увеличу дозу. Кто-нибудь из вас проводит ее к машине?
– Оба, – сказал Майлз.
– Хорошо. Соберите ее вещи. Увидимся в больнице. И слушайте-ка, перестаньте волноваться.
– Вот уж нет! – возразила Пола. Чак поднял руку.
– Понимаю. Но все равно, мы с этим справимся. Просто иногда пенициллин проявляет эффект не сразу.
Они провели день в больнице «Сент-Винсент», листая старые выпуски «Лайфа» и «Космополитэна» и поглощая бесчисленные чашки плохого кофе с булочками.
В одиннадцать в комнату для посетителей вошел Чак. Лицо его казалось грустным.
– Мы дали ей сильные антибиотики, – заметил он, – и положили под одеяло со льдом.
– Со льдом? Зачем?
– Попытаться сбить жар. У нее сорок градусов. Поли заплакала. Майлз обнял ее рукой за плечи.
– Пола, она поправится…
– Но я не понимаю! Все это случилось так быстро.
– Верно, – согласился Чак. – Это необычно. Что-то усложняет пневмонию, но пока мы не закончим тесты, нет полной уверенности.
– Но вы можете сделать хоть что-то? Чак сжал ей плечо.
– Конечно, как только закончим тесты; это займет не больше часа. И тогда мы поможем ей.
Она слабо кивнула, пытаясь подавить приступ истерии.
– Ты сообщишь нам, как только что-то изменится?
– Мы сообщим сразу, как только спадет жар.
Эбби умерла в пять часов того же дня.
К двум тридцати жар поднялся до сорока двух градусов. Чак сообщил, что ее лихорадит. Он предупредил Полу и Майлза о возможном повреждении мозга в случае, если жар не спадет.
В пять десять он вышел и сказал им. Казалось, его охватило оцепенение.
– Не знаю, что и сказать… я чувствую себя чертовски беспомощным…
Пола попыталась осознать происходящее.
– Тут не твоей вины, Чак. Ты пытался…
10
Температура приведена в пересчете на шкалу по Цельсию.