Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 105



Сначала пришла оперативная установка: на квартире, снимаемой гражданином Месхи Давидом Левоновичем, «часто собираются студенты и студентки Первого медицинского института, чаще по вечерам, время проводят шумно, засиживаются до двух-трёх часов ночи, но спиртного употребляют мало. Нередко приходят с пакетами и сумками, в которых приносят какие-то вещи, иногда много вещей». Один из источников, проживавших в том же подъезде, сообщил, что видел, как из квартиры Месхи выходили парень и девушка, находившиеся в состоянии наркотического опьянения. Источник настаивал на этом, потому что по профессии был врач и сразу определил, что «налицо были бесспорные признаки наркотического опьянения». Одного из частых гостей квартиры Месхи звали Тимур. Источник также сообщал имя какой-то приходившей к Месхи девушки – Нана. Судя по всему, они были сокурсниками Давида Месхи. Ни с кем в подъезде Давид не общался, держался только своего круга.

Затем подоспела информация из Первого медицинского института. Выяснилось, что в одной академической группе с Месхи учатся Тимур Сахокия, 1959 года рождения, и Нана Габуния, того же года рождения.

– Высылай теперь запросы на этих ребят во все концы – в ЗИЦ, ИЦ, ГИЦ, – привычным деловым тоном сказал Сидоров.

Через пару дней пришла информация из ЗИЦа на Тимура, немало удивившая Смелякова: оказывается, Тимур Сахокия задерживался почти полгода назад за сбыт ювелирных изделий на Велозаводском рынке в Москве. Он продавал ювелирные изделия, но их принадлежность не была установлена, то есть они не проходили ни по какому уголовному делу.

– Что ж, – Сидоров потёр шею, – раз он задерживал ся за сбыт ювелирки, значит, представляет для нас оперативный интерес. Они потребляют наркотики, это уже говорит о том, что можно подключать службу наружного наблюдения. Как правило, наркоман должен сидеть на этом деле постоянно, каждый день, иначе у него начнётся ломка. Так что давай пробивать наружку за Месхи…

И тут начались мытарства по кругам бюрократического ада. Пришлось долго ходить и доказывать в районе, что наружное наблюдение просто необходимо, что для этого настало самое время и собрано достаточно информации. Ясно, что ребята ведут не совсем нормальный образ жизни: гульбанят до двух-трёх часов ночи, занятия пропускают, в институт ходят нечасто, задерживались за сбыт ворованного, есть сведения, что употребляют наркотики… Наконец удалось убедить руководство угрозыска в райотделе.

– Значит, наружка нужна? – без особого энтузиазма посмотрел на Смелякова начальник угрозыска райотдела Носов.

– Так точно. Сейчас самое время установить наружное наблюдение. – Виктор подвёл итог долгому разговору, неимоверно устав от необходимости доказывать то, что было, на его взгляд, бесспорно.

– Ладно, дерзай. Подписываю тебе задание на проведение наружного наблюдения… Валяй в МУР. Только не думай, что там тебя ждут с распростёртыми объятиями. Там желающих на наружку знаешь сколько? Вся Москва в очереди стоит!

– Но ведь нам надо! – воскликнул Смеляков. – На самом деле надо!

– А им не на самом деле? – усмехнулся Носов, и в глазах его Виктор увидел глубокую тоску. – Всем надо, только там не бездонная бочка…

«Если всякий раз придётся доказывать каждому начальнику и чуть ли не зубами вырывать то, что мне нужно, то я уж не знаю… Как вообще работает вся эта машина, если само собой тут ничего не происходит? Ведь если мне нужен свет, то я просто нажимаю на кнопку выключателя и лапочка над рабочим столом зажигается. А здесь я должен почему-то убеждать руководство, что мне до зарезу требуется включённая лампочка… Какой-то бред…»

Добравшись до МУРа, Смеляков направился к начальнику отдела по квартирным кражам. За столом сидел плотный дядька с взлохмаченной над ушами сединой и влажно блестевшими глазами.

– Ну-с? – спросил он и нацепил очки на мясистый нос.

Выслушав, с каким делом пришёл Смеляков, он отрицательно покачал головой.

– Ты знаешь, сколько в Москве совершается квартирных краж? Парень, ты просто ахнешь! Это ужас. И сколько краж стоит в Москве на контроле. У известных людей крадут, у артистов взламывают квартиры, учёных обворовывают, у ответственных партийных работников! И берут у них не меньше, чем у вашего югослава. А ты пришёл ко мне с кражей, которую считаешь самой важной. Эх ты, молодой человек!

– Вы хотите сказать, что какие-то кражи могут быть более важными? Какие-то можно и не раскрывать?

– Нет, это ты отсебятину несёшь. – Седая голова опять закачалась. – Раскрывать мы обязаны всё. Но не до всего у нас руки дотягиваются…



Смеляков терпеливо выслушал получасовую лекцию о трудностях, с которыми приходится сталкиваться сотрудникам уголовного розыска не только «на земле», но и в управлениях. Затем начальник отдела, выговорившись, посмотрел на Виктора, поморщился болезненно, словно расставался с чем-то очень личным, и подвинул к себе бумагу:

– Ладно, я завизирую… Только ты не радуйся. Ступай к заместителю начальника МУРа, там поговоришь…

В тот день Смеляков уже никуда не попал и наутро примчался в МУР пораньше, надеясь быть первым. Но таких, как он, у кабинета полковника Болотина собралось уже много.

Минуло два долгих часа, прежде чем Виктор, отстояв очередь, вошёл в дверь и увидел старого полковника.

«Заместитель начальника МУРа, – мысленно отметил Виктор, пытаясь оценить внешность представшего перед ним человека. – Строгий мужик, серьёзный».

Выслушав Смелякова, полковник внимательно посмотрел на него поверх очков и спросил:

– Сынок, сколько ты работаешь в угрозыске?

– Месяц, чуть больше, – чуть ли не с испугом отозвался Виктор.

– Чуть больше месяца… Хм… И там больше никого не нашлось?

– Не понимаю, товарищ полковник. Кого не нашлось?

Болотин выдержал паузу, внушительно вздохнул и с досадой покачал головой:

– Ты вообще имеешь представление, что такое разведка?

– Какая разведка?

– Служба наружного наблюдения. Ты даже не знаешь, что наружка – это разведка? Мда-с, забавно. Ты знаешь, сколько стоит разведка в сутки? Это столько денег, что ты даже представить не можешь. – Казалось, что заместитель начальника МУРа был в замешательстве, не понимая, как разговаривать с таким несмышлёнышем. – И ты приходишь просить у меня наружку. Да-с… Ты знаешь, что нужно тебе для этого?.. Пока будет работать разведка, у тебя под боком круглые сутки должна находиться машина, дабы в том случае, если тебе позвонят разведчики и скажут, что наблюдаемый объект покупает наркоту, либо ломится в квартиру, либо совершает грабёж, ты должен прыгнуть в свою машину, состыковаться с ними, у вас должна быть установлена связь, потому что они работают на самостоятельной волне, и задержать преступника. Улавливаешь? Тебе придётся задерживать преступника, а не им! Они никого не задерживают, они не имеют права показать своих лиц, они засекречены. Понимаешь? Они никогда не задерживают, что бы ни происходило на их глазах. У них такая работа, сынок, особая… Так вот представь, что они тебя срочно вызывают и что тебе надо вовремя подъехать к ним, чтобы не упустить преступника. А у вас в отделении с машинами беда! У вас по пять литров бензина в день сейчас на машину, да и машины едва ползают. Вот как ты представляешь эту работу?.. Эх, братец, тебе для начала теорию освоить не мешало бы. Тебе для начала следует состыковаться с опером в МУРе, договориться с ним, затем договориться со своим начальником в районе, чтобы его ребята в случае чего тебя подстраховывали. Ты ведь один не справишься…

Он говорил ещё долго, и с каждой минутой Смелякову становилось всё тягостнее.

«Зачем он говорит всё это? Запугивает? Его слова звучат так, будто наружным наблюдением не надо заниматься вообще, потому что это очень сложно. Но ведь не я придумал такую службу… И почему он рассказывает, как плохо в районном отделении с машинами? Я уж и сам знаю. Только в его устах это звучит как упрёк, а меня упрекать-то не в чем, это не моя вина, что бензина нет. Для чего он говорит всё это? Ведь он – руководитель, да ещё какого уровня! Какого ж беса он не поможет решить нужные вопросы. Куда ни сунешься – всюду оно и то же талдычат: у вас с автомобилями полные кранты и людей совсем нет! А я тут при чём? У меня дело! У меня квартирная кража! Зачем они все говорят столько лишних слов? Отказываетесь подписать задание – так прямо и скажите…»