Я, оперуполномоченный

Виктор встал и чиркнул спичкой, зажигая конфорку газовой плиты. Вспыхнуло, едва слышно загудев, голубоватое пламя горелки.

«Социализм не только провозглашает, – продолжало радио, – но и устанавливает подлинное равенство, гарантирует каждому гражданину небывалые ещё в истории права. Знамя прав и свобод – это знамя социализма…»

Виктор отвернул кран и наполнил чайник водой. Поставив чайник на плиту, он опять сел за стол.

– Да, каждому достаётся своя ноша, – повторил он, нарушая затянувшуюся паузу и возвращаясь к разговору. – И никто, конечно, не имеет права требовать, чтобы мы эту ношу непременно несли. Но ради чего жить, если не ради собственного нравственного становления?

Денис недобро усмехнулся:

– Слова…

– Твоё уныние – это проверка на прочность. Я вот на работе чего только не наслушался! От некоторых историй впору взвыть – клянусь! – от тоски. Куда, думаю, попал!

Порой сталкиваешься с такими ситуациями и такими людьми, что жизнь становится похожей на кошмарный сон, на театр абсурда, на абракадабру какую-то. И хочется удрать подальше, чтобы не видеть и не слышать ничего. Но коли допустить мысль, что так будет всегда и что мир навсегда останется таким порочным, то всё потеряет смысл… – Он вздохнул. – Мы с тобой ещё молоды, от нас во многом зависит, как сложится жизнь в нашей стране. Да и на всей, может, планете…

– Так уж и от нас? – ухмыльнулся юноша. – Агитируете? Хотите вселить в меня уверенность? А вот я не хочу уверенности. Предпочитаю тихо и незаметно исчезнуть, а не бороться за нечто, о чём никто толком ничего не знает. – Парнишка встал из-за стола, сунул в рот сигарету и нагнулся над газовой плитой, прикуривая от голубоватого пламени конфорки.

– Вот как-нибудь лет через пять мы с тобой усядемся за этим самым столом, – сказал Виктор, – и снова обсудим сегодняшнюю тему. У тебя будут новые интересы, новые знакомства, и всё будет видеться тебе в другом свете.

– Посмотрим, – угрюмо хмыкнул Денис.

Работа шла своим чередом. Пока Смеляков дожидался ответов из всевозможных центров информации, Болдырев то и дело вытаскивал его на места преступлений, совершённых на территории отделения милиции.

– Учись, сыщик, на месте. Всё надо собственным носом понюхать и глазами увидеть… Начинать надо с малого. Ты думаешь, что тебе «настоящее» дело сунули в зубы, так ты уже профессионал? Нет, парень, ты ещё ни фига не смыслишь в нашей работе. Вот я зову тебя на выезд, так ты смотри во все глаза: что эксперты делают, что я делаю, чем Алексеич занимается… А ну подай-ка мне стакан воды, в горле пересохло, пить охота… А теперь глянь сюда, нагнись, видишь там штуковину под кроватью? Да не бойся, отодвинь эту коробку чуток… Вот-вот…

Болдырев только рассказывал Виктору, указывал на некоторые детали, но не давал никаких поручений, всё больше заставлял смотреть. Хотя иногда слышалось от него: «А ну приоткрой вон тот шкаф, глянь, что там припрятано? Дай-ка сюда…»

Смеляков послушно исполнял указания начальника, но досадовал: никакой реальной работы он не делал, а лишь «путался» под ногами оперативников, занимавшихся своим делом. Мысли же его почти полностью были поглощены первым самостоятельным заданием. Просыпаясь в шесть утра и вслушиваясь в жестяные звуки лопаты, которой дворник счищал заледеневший снег с тротуара, Виктор в первую очередь думал о деле Забазновского и ждал новой информации, сгорая от нетерпения.

С того дня, как он получил информацию из ООДП, минуло две недели. Виктор терпеливо ждал развития событий и регулярно звонил в отдел кадров, справлялся о своём удостоверении…

– Как ваша фамилия? Смеляков? – спросил однажды скучный женский голос в телефонной трубке. – Готово ваше удостоверение, приезжайте…

В тот вечер в отделении был устроен маленький банкет.

– Мужики, ныряйте к нам в кабинет! – крикнул Сидоров, созывая сослуживцев. – Витька ксиву получил. Обмывать будем.

На разложенных газетах появились толсто нарезанные куски докторской колбасы, шпроты, груда плавленых сырков «Дружба» и «Волна» и, конечно, водка. Виктор выставил звякнувшие бутылки из портфеля, с которым бегал в ближайший винный магазин. Туда Сидоров завёл его в один из первых дней работы – познакомить с продавцами.

– Эти тебя должны знать обязательно, – сказал тогда Пётр Алексеевич.

– Зачем?

– Чтобы ты не толкался в очереди. Сам знаешь, какая всегда давка в винных отделах. А ты через служебный вход будешь туда нырять. С пустыми руками не уйдёшь.

– Это что же, мы вроде как взятку у них берём? – недоумённо спросил Смеляков.

– Взятку суют, чтобы ты чего-то не увидел, а тут просто подарок из доброго к тебе отношения. Знак внимания. Знак уважения.

– Ничего себе знаки внимания. Настоящая дань. Поборы какие-то.

– Ты сейчас сказал глупость, Витя. – Сидоров насупился. – Помнишь, как вчера ты покупал колбасу? Просил полкило, а тебе положили чуть ли не вдвое больше. Ты разве с инспекцией пришёл? Разве у тебя дело заведено на ту продавщицу? Нет. Она тебе суёт лишний кусок на всякий случай. Просто чтобы ты помнил её. Вот у меня, к примеру, стоял на учёте паренёк один, он и в кино снимался, вроде бы должен был влияние культурной среды на себе испытать, а всё равно хулиганил, со шпаной в одном котле варился. Где-то приворовывал, где-то в драках принимал участие. Его мать в винном отделе работает, вот уж кто был щедр винищем нас одаривать. А от нас-то уже ничего не зависело – паренёк получил свой срок, отправился в колонию. Вот ты и растолкуй мне, какой ей прок подарки нам делать? Не знаешь?

– Не знаю.

– За каждым из этих людей водится какой-нибудь мел кий грешок. Швейцар сшибает по рублю за то, что впускает в ресторан, когда там якобы нет свободных мест. Продавцы из-под полы приторговывают. У кого-то с детьми или мужем какие-то неприятности… Вот они все и стараются быть «хорошими», изо всех сил спешат задобрить милицию. Ну на всякий случай… Мы, мол, такие давние знакомцы, Пётр Алексеич…

– Вот и получается, что это своего рода взятка, – настаивал Смеляков.

– Хочешь, называй это взяткой, если тебе так проще, – сказал капитан. – Только ещё раз повторю, что взятку берут для того, чтобы «отмазать» виновного. А со мной такого никогда не было. За подарок и доброе отношение спасибо, но если я уличу кого в преступлении, то никакое доброе отношение тут не поможет…

Всё это промелькнуло в голове у Виктора, пока он вскрывал банку со шпротами.

– Ну что, друзья? – Сидоров потряс бутылку и сковырнул с неё пробку. – Приступим, что ли? Виктор, кончай с консервами. Слушай сюда! Всем нашим коллективом поздравляем тебя с твоим новым полноценным… как это… статусом. Теперь ты сыщик. То есть до настоящего сыскаря тебе ещё расти и расти, но это уже другой вопрос.

А пока давай тяпнем за тебя, за твои будущие успехи.

Громко дзынькнули гранёные стаканы, на несколько мгновений повисло безмолвие, затем все загомонили, засмеялись, потянулись к колбасе, снова звякнула бутылка, послышалось бульканье…

– Эх, хороша беленькая!

– Слышь, парни, а я сегодня выезжал на квартирную кражу, – начал рассказывать кто-то, – девку там видел… Ахнете! Красоты небывалой! Я к ней непременно наведаюсь, вопросики там разные и прочее. Дело-то плёвое, но я такую бабу упустить не могу, это просто грех… Нет, мужики, честно. Чего скалитесь? Вы б только поглядели на неё…

– Ты про жену свою не забывай, Акимыч.

– Жена тут ни при чём…

– Ха-ха… А я вчера возвращаюсь после дежурства…

В комнате становилось шумнее, воздух быстро насыщался густым табаком, лица раскраснелись. Виктор смотрел на окружавших его людей и с удовольствием вслушивался, как из сердца его волнами изливалась радость. Он чувствовал себя в своей семье. Может, это было действие алкоголя, а может, и впрямь его сослуживцы – замечательные люди. В ту минуту он не задавался ненужными вопросами.

«Хорошо, – думал он, – всё-таки как иногда бывает хорошо».