Неодолимая страсть

– Дай посмотреть, – сказала она с сильно бьющимся сердцем, не зная, как это понимать. Тим держал в руке маску. Как? Почему?

Тим долго и пристально посмотрел на нее, а затем протянул ей маску и записку.

«Любовь моя, маска у тебя. Когда мы увидимся в следующий раз, ты увидишь меня без маски. Твой покорный слуга. М.».

Неожиданно поняв, что Монтойя мог сбежать после того как она ушла, Амелия почувствовала боль.

– Боже милостивый, – ахнула она, прижимая к груди маску. – Он уехал?

Тим покачал головой:

– Он ждет вас внизу.

– Я должна пойти к нему.

Амелия бросилась к нетронутой кровати, на которой лежали приготовленные корсет и нижние юбки. Монтойя спешил и одел ее кое-как. Страх, что ее застанут в его комнате, заставлял его торопиться. Амелия рассчитывала попросить горничную помочь ей одеться, но, пожалуй, Тим сможет справиться сам.

– Я думаю, вам надо подождать приезда Сент-Джона, – сказал Тим. – Он уже в пути.

– Нет, – возразила она, на минуту остановившись. Время, проведенное с Монтойей, было слишком дорого. Кроме того, присутствие сестры и зятя только еще больше смутит ее. – Я должна поговорить с ним наедине.

– Вы уже были с ним наедине, – рявкнул он, бросив многозначительный взгляд на нетронутую кровать. – Сент-Джон оторвет мне за это голову. Не стоит еще больше злить его.

– Ты не понимаешь. Я должна увидеть лицо Монтойи. – Она протянула великану дрожавшую руку.

Сжав челюсти и кулаки, он долго смотрел на нее.

– Минуту назад я восхищался, как быстро он вычислил меня. А сейчас готов разорвать его на куски. Он не должен был прикасаться к вам.

– Это я хотела, – со слезами на глазах сказала она. – Я заставила его. Я думала только о своих желаниях.

Совсем так поступил бы и ее отец, будь он проклят. И будь проклята его кровь, запятнавшая ее. Все вокруг было в страшном беспорядке, потому что Амелия думала только о себе.

– Не плачьте! – с несчастным видом попросил Тим.

Он расстроился, и в этом тоже была ее вина. Она должна каким-то образом все исправить. Началось все с Монтойи, да, это с него началось погружение в безумство.

– Я должна увидеть его до того, как они приедут. – Она сбросила незастегнутое платье, влезла в корсет и подставила Тиму спину. – Помоги мне одеться.

Тим что-то пробормотал, подходя к ней, и по его сердитому виду она решила, что ей повезло не расслышать его слов.

– Думаю, я все-таки женюсь на Саре, – проворчал он, затягивая корсет так сильно, что Амелия чуть не задохнулась. – Я слишком стар для таких молодых девушек, как вы.

Хватая воздух, она ударила его, показывая, что надо сделать. Тим нахмурился, затем, видимо, заметил, что она вот-вот упадет в обморок, и догадался почему. Он пробормотал извинение и ослабил шнуровку.

– Надеюсь, вы счастливы, – сердито сказал Тим. – Вы загнали меня к алтарю.

Амелия натянула на себя нижние юбки. Когда Тим завязал их, она подняла с пола платье и просунула руки в рукава.

Толстые пальцы Тима трудились над крохотными пуговками застежки.

– Я люблю тебя. – Амелия посмотрела на него через плечо. – Не знаю, говорила ли я тебе об этом, но это правда. Ты хороший человек.

Тим покраснел.

– Ему лучше жениться на вас, если вы этого хотите, – пробурчал он, не отрываясь от работы. – Иначе я свяжу его и выпотрошу как рыбу.

Это было своего рода предложение о мире, и Амелия с благодарностью приняла его.

– Я бы помогла тебе, если бы он был против женитьбы.

Тим фыркнул, но Амелия уловила хитрую улыбку на его лице.

– Он не знает, в какую переделку попал, связавшись с вами.

Амелия нетерпеливо переступала с ноги на ногу.

– Надеюсь, мы сможем на некоторое время оставить его в живых.

Как только Тим объявил, что он все сделал, Амелия натянула чулки, надела туфли и побежала к двери. Она чувствовала, что следующие минуты навсегда изменят ее жизнь. Предчувствие было настолько сильным, что захотелось убежать. Ей нужен Монтойя, это желание было таким глубоким и сильным, что закружилась голова. Какая-то часть сердца молча обвиняла ее в измене своей первой дорогой любви к Колину. Другая часть была старше, мудрее и понимала, что любовь к одному не исключает любви к другому. Когда Амелия дотронулась до ручки двери, ведущей в отдельную столовую, пальцы задрожали. Даже в самых благоприятных обстоятельствах она бы волновалась. Она сейчас увидит лицо человека, который видел и ласкал ее так, как никто и никогда. Ожидание увидеть его лицо только усиливало тревогу и беспокойство.

Глубоко вздохнув, Амелия постучала.

– Войдите.

Пока храбрость не покинула ее, она вошла так уверенно, как только была способна. Амелия остановилась у двери, оглядывая комнату, в которой весело горел огонь в камине, стоял большой круглый стол, накрытый скатертью, а на стенах висели картины, изображавшие сельские пейзажи. Монтойя стоял лицом к окну со сложенными за спиной руками, его широкие плечи обтягивал изысканный разноцветный шелк, шелковистые черные волосы забраны в косицу.

Вид этой богато одетой фигуры в комнате простого сельского дома был ослепителен. Он повернулся, и Амелия остолбенела.

«Этого не может быть, – подумала она почти в панике. – Это невозможно».

У нее остановилось сердце, а мысли путались, как будто она получила удар по голове.

Колин.

Колени у нее подогнулись, она, ничего не видя, ухватилась за ближайший стул, но свалилась на ковер. Громкий вздох разорвал наэлектризованный воздух.

– Амелия. – Колин бросился к ней, но она подняла руку, останавливая его.

– Не подходи! – удалось ей выдавить, горло болезненно сжалось.

Тот Колин Митчелл, которого она знала и любила, умер.

«Так как же это? – коварно спрашивал внутренний голос. – Почему он сейчас здесь, с тобой?»

Этого не может быть… этого не может быть…

Она бесконечно повторяла в уме эту фразу, не в силах смириться с мыслью о годах, разделявших их, о жизни, которую он, должно быть, вел, о днях и ночах, об улыбках и смехе…

Предательство было таким очевидным, но она не могла поверить, что Колин на это способен. Однако когда она смотрела на этого угрожающе красивого мужчину, стоявшего напротив, сердце шептало эту мучительную правду.

«Я бы узнала его везде! Мою любовь».

Почему она не узнала его раньше?

«Потому что он был мертв. Потому что я всем сердцем долго оплакивала его».

Освобожденные от маски, экзотические цыганские черты лица Колина не оставляли сомнений, что это был он. Он стал старше, черты лица огрубели, но сходство с тем мальчиком, которого она любила, сохранилось. А глаза были глазами Монтойи – любящими, жаждущими, все понимающими глазами.

Любовник, деливший с ней ложе, это Колин…

У нее вырвалось полное отчаяния рыдание, и Амелия зажала рукой рот.

– Амелия.

Боль в голосе, произнесшем ее имя, заставила ее разрыдаться. Исчез акцент, остался голос, который она слышала в своих снах. Он был более глубоким, более зрелым, но это был голос Колина.

Не в силах смотреть на него, она отвела взгляд.

– Тебе нечего мне сказать? – тихо спросил Колин. – Не о чем спросить? Никаких упреков?

Сотня слов была готова сорваться с ее языка, и среди них три очень важных, но Амелия решительно сдержала их, не желая показать всю глубину своей боли. Она смотрела на украшавшую стену небольшую квадратную картину, на которой было изображено озеро.

– Мое тело сливалось с твоими – хрипло сказал он. – Мое сердце бьется в твоей груди. Неужели ты не можешь, по крайней мере, посмотреть на меня, если уж не хочешь говорить со мной?

Ее молчаливым ответом были слезы, непрерывным, бесконечным потоком струившиеся из глаз. Колин выругался и направился к ней.

– Нет! – крикнула она, останавливая его. – Не приближайся ко мне!

Она заметила, как Монтойя сжал челюсти, и на его скуле как-то странно задергался мускул. Непостижимо было увидеть Монтойю с его мужественностью и прекрасными манерами в ее детской любви. Он был таким же, но он был и другим. Он был массивнее, сильнее, энергичнее. Он был потрясающе красив, в нем появилась мужская привлекательность, с которой немногие могли бы соперничать. Когда-то Амелия мечтала о дне, когда они поженятся и она назовет его своим. Но эта мечта умерла вместе с ним.