Страница 14 из 16
— Вот и молчи. Так… вроде бы все сказал. А, да! Товар возьмешь у Михайлы в крепости — доски, всякое другое, что они там в мастерских делают. Надо прикинуть, какой прибыток от хозяйства Кузьмы может быть. Этому тебя тоже учить — только портить. Со сборами не тяни, нам сведения точные нужны, и быстро, чтобы готовыми быть.
— Э-э, хозяин, можно спросить?
— Спрашивай. Федя, не трогай его… пока.
— Два вопроса, хозяин… даже три. Первый: что покупать с выручки от досок и прочего?
— Справишься у Ильи и у Кузьмы, они подскажут, что для крепости надо.
— А у Демьяна? Его же Михайла… Фролыч, городовым боярином в крепости поставил.
— Едрена-матрена, ну что ты с ними делать будешь? Федь, слыхал? Городовой боярин, туды его…
— Драть! — вынес вердикт погостный боярин, потом подумал и добавил: — Но, раз уж назначен, пусть учится!
— Верно! — подхватил Корней. — Пойдешь со своей заботой к Демьяну, да повъедливей так, поподробнее… потом расскажешь, какая у него при этом рожа была, да догадался ли он Илью с Кузьмой для совета призвать.
— Вот-вот, Кирюш, — согласился Федор, — знаешь, а ведь может из такой учебы польза получиться, годика через два такие тебе помощники вырастут… эх, нет у меня сына, ей богу, послал бы его в твою воинскую школу. — Федор горестно вздохнул. — Но выдрать за самовольство, все равно, надо!
— Второй вопрос, Корней Агеич: — Осьма поколебался, но потом, все-таки решился спросить: — Нельзя ли мне по пути семью из Турова забрать. Случь Северная в Припять почти напротив Турова впадает, много времени это не займет…
— Кхе! А говорил, что на ладье места мало! Ох и жук ты, Осьмуха!
— Так обратно же не с досками поплывем, ну или не со всеми досками, место и освободится…
— Да ладно, забирай, что с тобой поделаешь… но время не тянуть! И это… отроки в Турове, наверняка, станут проситься отпустить родню проведать. Не пускать, потом не соберешь, застрянешь на несколько дней! Построже там с ребятней, построже!
— Управлюсь, хозяин, не впервой. А третий вопрос… даже и не вопрос, а совет. Боярин Федор Алексеич, ты бы посоветовал Пинскому и Клецкому посадникам… ты же их знаешь, наверно, они же еще Мономахом посажены, князь Вячеслав заменить своими не успел…
— Да знаю я, кто чего успел! Говори толком!
— Я к тому, что князья там сидят на кормлении, так что податями посадники занимаются…
— Да что ты крутишь? Знаю я, кто чем занимается!
— Вот и подговорить бы их, чтобы в этом году подати пораньше собрали. Пусть не целиком, пусть даже хлеб не обмолоченный, а в снопах, но зато, когда полочане нагрянут, да надумают что-то с округи взять, то получится, что они подати по второму разу содрать желают, а им же со смердами и боярами ссориться нельзя.
— Кхе! Верно придумал! Федь, ты посадникам, да и князьям так и обскажи! Заодно и запасы на случай осады пополнят. Молодец, Осьмуха!
— Боярин… Федор Алексеич, — каким-то, совершенно нехарактерным для него деликатным тоном, обратился к Федору Алексей, — я все насчет ляхов думаю… прости, что о неприятном напоминаю, но ты ведь с князем Мазовецким знаком был. Может быть, если намекнуть ему, что про их замыслы нам известно…
— Тьфу, что б тебя! — Вопреки ожиданиям Алексея, на лице Федора отразилось не горе от давней потери, а досада. — Откуда знаешь? Анюта натрепалась? Ох, языки бабьи! Нет никакого князя Мазовецкого и не было! Был каштелян Венцеслав, князем себя звавший самовольно, потому, что мазурские земли и титул были ему обещаны братом короля Болеслава Збигневом. Убил Болеслав брата, сначала ослепил, а потом убил, а вместе со Збигневом сгинули и все, кто его поддерживал, в том числе и Венцеслав!
Треплются, сами не зная о чем! Не был Венцеслав князем и быть не мог, потому что не из княжеского рода происходил. Это мы Болеслава, на латинский манер, королем зовем, а сами ляхи его великим князем величают, все, как у нас. Поляки — те же поляне — ветви одного рода славянского. Как у нас нет князей нерюриковичей, так и у них не может никто в князья вылезти, не будучи княжеского рода.
Ходят, правда слухи, что король Болеслав хочет земли сыновьям раздать, тогда, может, и появится настоящий князь Мазовецкий. А намерение ляхов сходить к нам за холопами, скорее всего связано с тем, что Болеслав раздает верным людям земли, с населением или без оного, а за это они обязаны ему воинской службой. Тут намекай, не намекай… да и намекать-то некому — в Плотске[4] хозяина сейчас нет.
— Ладно! — подвел итог Корней. — С этим делом пока заканчиваем, привезете новые вести, будем дальше думать, а теперь давайте-ка с соседушкой нашим — Журавлем — решим, как разбираться. И учтите: разбираться надо быстро, потому что, когда мы с полочанами ратиться уйдем, эта гнида на Ратное напасть может.
— А нападет ли? — совершенно неожиданно спросил Осьма. — Зачем ему это?
— То есть, как это зачем? — Корней аж вздернулся от удивления. — Ратников-то в селе не будет, приходи и делай, что захочешь!
— А зачем? — уперся купец. — В чем его интерес — на Ратное нападать?
— Опять ты о выгоде, Осьмуха, я же сказал…
— А ни чести ни славы, с бабами да детишками воюя, не заслужишь, — Осьма развел руками, словно извиняясь за отсутствие «благородной» тематики в его аргументации, — значит, только интерес, выгода. Так в чем она? Холопов нахватать? Село сжечь? Крепость разрушить? Он что, дурак — не понимает, что вы, возвратившись, с ним за все сторицей разочтетесь? А что другое Журавля еще заинтересовать может? Великую волхву убить? Так на него после этого все Погорынье поднимется, а может быть, и не только Погорынье!
Корней Агеич, ты же сам говорил, что думать сначала надо о том, что хочет противник, а потом, как его намерениям противостоять. Так? Так! А чего Журавль хочет? Мне так думается, что больше всего ему желательно и дальше незаметным и неизвестным оставаться. Сидит себе в глуши за болотами, податей не платит, князьям не служит, народишку потихоньку себе прибавляет — где посулами, где хитростью, а где и силой. Богатеет, сильнеет, да ждет, пока волхва Гредислава с ним мириться надумает. Зачем ему шуметь, внимание к себе привлекать?
— Кхе! А кто соглядатаев к нам подсылает? — вопросил Корней прокурорским тоном. — Кто дозорных возле Куньего городища побил, кто Михайлу чуть не прикончил, заставу у болота вырезать собирался? Это ты называешь: «внимания к себе не привлекать»?
— Да! — казалось бы вопреки всякой логике, согласился Осьма. — В двух первых случаях людишки Журавля сами опростоволосились, приказа на нападение они не имели. У куньего городища они в ваш стан полезли, чтобы куньевского волхва выручить или убить. Глупость! Вам бы и в голову не пришло того волхва о Журавле расспрашивать, потому что вы про него и не знали. И Михайла на «пятнистых» сам случайно наехал, а они опять глупость сотворили — прямой след к болоту оставили. Ушли бы в другую сторону или следы скрыли, что бы ты подумал? Да что угодно, только не про Журавля! А вот нападение на заставу, конечно, его приказ, но куда они шли? Почему думаешь, что в Ратное? А, может, к волхве?
— Кхе! И чего ж он тогда к нам соглядатаев засылает?
— А как же ему не засылать? — Осьма развел руками и улыбнулся, словно извиняясь за поведение Журавля. — Раньше-то он про вас все через волхву Гредиславу знал, а когда разругался с ней, сведений враз и лишился. Помнишь, у него на чертеже ратнинской округи выселки, как новинка помечены были? Это значит, что размолвка у них вышла еще тогда, когда ты, Корней Агеич, выселки еще не поставил, то есть, давно.
— Кхе, давненько… лет семь или восемь…
— Вот именно! — продолжил Осьма. — А когда стараешься незаметным быть, да внимания к себе не привлекать, то о соседях все знать надо, отсюда и соглядатаи.
— Лет восемь… — задумчиво повторил Корней. — Кхе, а чего ж он только сейчас Нинею убивать надумал?
4
Плотск на Висле — в то время столица Мазовии. Варшавы еще не было, на ее месте стояло несколько мелких поселений.