Страница 10 из 16
— Ну, это давно было… и Мономах уже умер.
— Кхе, Леха! — опять встрял Корней — да как бы давно это ни было, обида-то у сыновей на Мономахов род сохранилась! Такое не прощается…
— Погоди, Кирюш, — остановил Корнея Федор. — Про то, что промеж Киевом и Полоцком мира нет, не помню уж сколько, ты тоже должен знать, а уж про два больших похода Мономаха на полоцкие земли, один девять лет назад, другой шесть, ты слыхал наверняка.
— Слыхал. — Согласился Алексей. — Но так же слыхал, что ни разу, ни одной, сколько-нибудь серьезной сечи, полочане не выигрывали. И от Минска, в последний раз, одни головешки остались, да и другим землям досталось изрядно. Неужто повторения не боятся?
— Все же, сомнительно, — добавил Осьма. — Всеволод Городненский на Агафье дочери Мономаха женат — сестре нынешнего великого князя Мстислава. Не должен он против родича идти. И еще непонятно: ляхи тут с какого боку-припеку?
— Против родича, против родича… — недовольно пробурчал Федор. — Да Рюриковичи все промеж себя родня, а хлещутся так, что только шмотья во все стороны летят! Вон как Олег Новгород-Северский родного дядю от Чернигова до Мурома гонял! Никакое родство не помешало! И еще: Городно живо только защитой Полоцка — еще ста лет не прошло с тех пор, как городненские земли ятвягам принадлежали. Если б не Полоцк, так бы ятвяги и дали на своей земле город поставить!
Про Минск ты, Алексей, верно вспомнил, но только был тогда еще и Друцк, а его на щит взял Вячеслав Владимирович, нынешний Туровский князь. Теперь понимаешь, какой счет у Всеславичей к Мономашичам накопился?
— Все равно! — уперся Осьма. — Ляхи-то здесь причем?
— Ляхи? — Федор повертел головой, словно ему стал вдруг тесен ворот. — Да у них сейчас в северо-восточных землях по несколько дней пути живой души не сыщешь! То король Болеслав крамолу огнем и мечом искоренял, то пруссы набегами изводили… Болеславу сейчас не до восточных земель, он Поморянию под себя подгребает, вот и придумал наделять верных ему воинских людей землями к востоку от Вислы, но с условием, что заселять свои уделы они станут сами. Где людишек брать? А у соседей! Тем паче, что время удобное.
— Ну уж и удобное! — не сдавался Осьма. — Кто же в августе-сентябре воюет? Поля уже сжаты, но на огородах работы еще почти до октября. Холопов брать невыгодно — до новин целый год кормить, а нынешний урожай не вывезешь, он еще в снопах, не обмолочен. А потом распутица начнется… нет, с тем, что встреча в Городно ничего хорошего не сулит, я согласен, но раньше зимы ничего быть не должно, а к тому времени Мономашичи из Степи вернутся…
— Это, если в набег идти, а если на захват земель? — перебил Осьму Корней. — Вот смотрите: это Припять. — Корней отлил немного кваса из кружки и провел пальцем мокрую линию вдоль стола. — Южнее ее: Давид-городок, Хотомель, наше Погорынье — справа от полосы, обозначающей Припять, встали кружки из-под кваса — и стольный град Туров — на дальний от себя край Корней бухнул кувшин с квасом и вопросительно оглядел собеседников.
— Это понятно?
Все согласно покивали головами.
— А с севера от Припяти, те земли еще Полесьем называют, городов побольше будет. — Корней принялся расставлять слева от мокрой полосы чарки из которых пили бражку — Слуцк, Клецк, и прочие, а самый большой — на ближнем к себе краю «карты» сотник поставил кувшин из-под бражки — главный град тех земель Пинск.
Мстислав Киевский с братьями в степи, половцев в разум приводит. Оттуда, возможно, пойдут на Чернигов или на Новгород Северский — Ярославичам мозги вправлять, чтобы на Киев не зарились. Вернутся не скоро, хоть и с добычей, но уставшие, побитые, пораненные. Дружинам отдых нужен будет.
Самое время полочанам попытаться взять Пинск, Слуцк, Клецк, другие полесские города. Пока Мономашичи из степи вернутся, распутица начнется, значит, придется ждать, пока реки встанут. Это — месяца три, если не больше. За такое время можно и укрепиться на захваченных землях, и подати собрать — хлебом, мясом, конским кормом. Бояр-вотчинников на свою сторону перетянуть. Поди, тогда, выковыряй их!
— М-да, это я, как-то, не подумал. — Осьма досадливо поморщился. — Но тогда… мать честная! Какие бояре-вотчинники? Да там — севернее Припяти — чуть не в каждом городе князья Святополчичи сидят: в Пинске — Изяслав и брат его Брячислав, из Турова выгнанный, в Клецке — сын Ярослава Святополчича… как бишь его…
— Вячеслав Ярославич, — напомнил Корней, многозначительно переглянувшись с боярином Федором — да там же и мачеха его Елена с сыном Юрием.
— Вот-вот! — Осьма согласно покивал головой. — Они тоже на Мономашичей злы и… знаете что? Да наверняка же к ним подсылы от полоцкого князя приедут, если уже не приехали! Посулят им уделы не в кормление, а в княжение и… не удержатся они, согласятся!
Федор с Корнеем снова мрачно переглянулись, и погостный боярин едва заметно отрицательно повел головой, показывая, что разговор о Вячеславе Клецком продолжать не стоит. Корней в ответ согласно прикрыл глаза.
— Так! — Боярин Федор оглядел собравшихся, снова собирая на себя внимание. — Насчет захвата полочанами Турова, пожалуй, беспокоиться не стоит, а вот все, что севернее Припяти: Пинск, Клецк, Слуцк и прочее — да! Опасность явная и близкая! Сговор… гм… Святополчичей с полоцкими князьями — тоже. Привлечение к этому делу ляхов… ну, Мономах, когда Полоцкое княжество громил, тоже с собой половцев из Степи приводил, так что… понятно, в общем. Давай, Кирюша, думать: что мы всему этому противопоставить можем?
— Кхе… ну ты сказанул! Что ж мы можем? Известие послать в Туров, а они уже пусть в степь гонцов посылают. Без Вячеслава Владимировича с братьями тут не управишься.
— Гонец в Туров — моя забота, и это уже сделано. — Федор построжел лицом. — А твоя забота — оправдать свое воеводство! Если князь в отлучке, то… туды тебя, Кирюха, кто еще из туровских бояр от Вячеслава гривну золотую получил? — Федор, внезапно ощерившись, грохнул по столу кулаком. — Повинен отслужить!
— Но, но… уймись, Федька! — Окрысился в ответ Корней. — Ишь, расстучался! Не отказываюсь я, да только что с неполной сотней сделать можно? А тут еще сосед вылупился… тоже, чего ждать, не знаешь. Не отказываюсь я! — Воевода Погорынский жестом остановил уже открывшего, было, рот для ответа, Федора и пояснил: — Неверно ты спросил Федя: «Что мы можем?» Сначала надо решить, что делать надо, а потом уже думать: сможем или нет? Только не говори мне, что, мол, надо Бориса Полоцкого с братьями и ляхами остановить — глупость это. И не говори, что упредить их надо, да поодиночке отлупцевать — тоже глупость. Мы сейчас слабее полочан, а значит, думать надо не о том, что нам хотелось бы, а о том, что они хотят и как это их желание сделать недостижимым.
Первое наше преимущество в том, что мы об их замыслах узнали заранее и можем подготовиться. Второе наше преимущество в том, что у них времени мало — управиться надо до осенней распутицы, а начать они смогут, я думаю, не раньше конца августа, а то и начала сентября. На все про все у них будет месяц-полтора. Заставим их промедлить — сорвется весь замысел. Вот теперь можно уже рассуждать: сможем или не сможем?
— Заставить промедлить… — Федор немного помолчал, раздумывая — сможем ли? Я так понимаю, что все будет зависеть от того, сдадутся ли заприпятские города сразу, или сядут в осаду? Так, Кирюш?
— Так, Федя, так. Осада дело долгое, а если под осенними дождичками, да в грязюке… да если сзади кто-то постоянно в спину бьет, но в открытый бой не вступает… ох, несладко им придется.
— То есть, ты берешься не давать осаждающим покоя, мешать тем, кто будет собирать в округе еду и фураж, не давать ходить в зажитье?
— Какое зажитье, Федя? Они же не в набег придут, а на захват, разве ж можно вотчинников да смердов против себя настраивать? Еще раз повторяю: в суждениях нам должно опираться на их желание, а не на свое! Их желание — занять города и земли севернее Припяти и привлечь на свою сторону местное боярство… ну и Святополчичей, тоже. За все города не скажу, а если Пинск в осаду сядет, я полочанам ни округу под себя прибирать, ни осаду правильно вести не дам. Но это — если перед Борисом Полоцким Пинск ворота не откроет. А вот как устроить так, чтобы ни Пинск, ни другие грады ворот не открыли, я не знаю, это, Федя, твой промысел, твое искусство. Сможешь?