Страница 96 из 104
Не откажу себе в удовольствии процитировать и еще один пассаж того же автора. Забегая вперед, скажу, что подобные мысли уже неоднократно высказывались достаточным количеством авторов, но у А. Елисеева они выражены наиболее ярко и точно. «Православие и политика не разделимы. Вот почему нужно создать особый стиль, стиль православной политики. Она должна быть окрашена в мужественные, героические, рыцарские цвета. Ее стихия — огонь, ее мощь — гроза, очистительная, суровая, опричная гроза. Православие (современное. — Авт.) вообще нуждается в Реформации — Реформации стиля. Слишком много у нас коленопреклонений и плача. А сейчас нужнее всего твердость, воля и мужество. Не надо ничего убирать и выкидывать — надо добавлять. Чем посрамит догматическую основу нашей Веры создание особых воинских ритуалов? Чем помешает канонической чистоте православия написание воинских церковных песнопений? Как потеснит Церковь создание мощной орденской партии, состоящей из бойцов, беззаветно ей преданных (не пузатым и вороватым членам Митрополитбюро, а мистическому Телу Христову)? Святую Русь спасут не занудные трусоватые «общественники», а молодые бойцы православной революции», — обращается ко всем, кто не лишен способности к самостоятельному мышлению, А. Елисеев.
Орденская организация и русская традиция
Как уже неоднократно отмечалось во многих исследовательских трудах, в лице опричного воинства Грозного Царя мы вправе видеть первую русскую организацию классического орденского типа, которые бытовали в Западной Европе. Однако этот факт вовсе не означает того, что и сами принципы построения орденской структуры были заимствованы Иоанном Грозным с Запада.
Существует в корне ошибочное мнение, что к созданию Опричнины приложили руку немцы из окружения царя, увлекшие его будто бы рассказами о Тевтонском и иных западных орденах. Орден, который неоднократно был побиваем предками Иоанна Васильевича, был ему хорошо известен и без россказней необразованных немцев. Сама задача Опричнины в корне отличалась от задач тевтонцев. Царь создавал в России новую элиту, проникнутую особым пафосом служения не местническим родовым интересам, но Святой Руси, Руси в форме Самодержавного царства священной династии Рюрика и Владимира Святого. Впрочем, мы так же не вправе полностью вырывать опричнину из контекста общеевропейской христианской истории. Известно, что святой Доминик основал нищенствующий орден братьев-проповедников, получивший впоследствии название ордена доминиканцев. Это имя часто обыгрывалось словосочетанием «Domini canes» — «Псы Господни». В свое время именно доминиканцам и братьям ордена францисканцев была доверена Святая Инквизиция, призвание которой заключалось в очищении всего Христианского мира от ересей, колдовства и сатанинских сект. В этом мы находим черты несомненного сходства с Опричниной Грозного Царя. Однако у Опричнины были и другие, не менее важные задачи. В ее недрах, по замыслу Царя, должна была вызревать новая русская аристократия, верная Богу и Престолу.
Исследователь Николай Козлов пишет об Опричнине: «На языке священного Писания древнерусской Опричнине соответствуют понятия «избрания» или «остатка», посвященного Богу, того малого числа праведников (даже и до десяти человек), ради которых Господь обещал пощадить и всех живущих на земле и которых, по словам апостола Павла, «не стоит весь мир». В церковно-каноническом смысле Опричнина означает то же, что и ставропигия — право креста. На Руси опричными назывались крестовые церкви русских митрополитов, в которых по первосвятительскому благословению изменялось чинопоследование богослужения — «правились кресты», — чего не дозволялось делать в соборных церквях.
Областью применения крестового права в державном (государственном) строительстве явилась Опричнина благоверного Государя и Царя Иоанна Васильевича Грозного — «государева светлость опричнина», по выражению русских летописей. Здесь для нас, потомков, готовый пример, основа для творческого воплощения опричной идеи в больной и умирающей России начала ХХI века.
За полвека до польско-литовской католической интервенции благоверный Грозный Царь, применяя крестовое право русских государей, устроил опричное войско и новый государев двор — новую русскую аристократию — из трехсот самых верных дворян, затем из тысячи лучших и, наконец, из шести тысяч «выбором ото всех городов». Государь выделил из состава земства опричные земли преимущественно в северных областях и поместил на них верное опричное дворянство, «возгрев и утвердив в опричном народе крестовое право ревнования по благочестию и казни государственных преступников государевых сопостат помимо царского суда», — объясняет Н. Козлов.
Именно благодаря Опричнине ратное ополчение Северной Руси, состоявшее из поколения русских людей, которые росли и мужали в период опричных мероприятий Царя, освободило от поляков Москву и заложило фундамент великой империи Романовых.
По точному определению того же Николая Козлова: «Священное воинствование Опричнины совершалось наведением праведного суда Божия на клятвопреемников и престолонаследников цареубийства». Божественное избрание по предуведению и возвышение из недостоинства в достоинство «царей и иереев», совершаемое через священное и таинственное сораспятие Кресту Господню, соответствует тому сокровенному смыслу, который заключен в феномене опричного служения Богу и Государю, в феномене отбора остатка для «стана святых и города возлюбленного».
Эмблемой Опричнины стала песья голова. Знак этот полон таинственного смысла. Самое удивительное — это то, что символизм песьей головы тесно связан с древним индоевропейским искусством воинского ревнования и стоит в одном ряду с воинской обрядностью арийских язычников, избиравших себе тотем (медведя, волка, кабана или пса) и соответствующую воинскую поведенческую модель. Одним из самых известных, по исторической литературе, феноменом подобного священного неистовства был феномен берсерков («медвежьих воинов») — неуязвимых в своем священном воинском исступлении бойцов.
В святоотеческой же аскетике псами Господними именуются те сакральные силы, которые имеют своим источником или силы естественного гнева, принадлежащие исключительно душевной человеческой природе, или же божественную ревность по благочестию и особому состоянию бессмертного духа. «Дарование естественной раздражительной силы в избранных сосудах Божиих бывает так велико, что позволяет действовать природным гневом — этой нетелесной силой души, как неким непобедимым и крепким оружием, как видно из жития св. мученика Христофора, изображаемого на православных иконах в одежде воина с песьей головой, — пишет Николай Козлов и добавляет: — О песьеголовых воинах древности — понимать ли это выражение иконографических буквально или в качестве уподобительного иносказания — имеется немало исторических и легендарных свидетельств, которые приводятся, в частности, в книге Франко Кардини «Истоки средневекового рыцарства». Так, например, тот ссылается на Павла Диакона, который рассказывал, что лангобарды, столкнувшись однажды с превосходящими силами противника, сделали вид, будто в их лагере находятся «песьеголовые воины». Они распространили слух, что песьеголовые воины настолько свирепы, что питаются только кровью, за неимением крови врагов пьют собственную. Неясно, означает ли выражение «пьют собственную» указание на кровь соплеменников или их собственную кровь.
Представления о песьеголовых, разумеется, восходят к сочинениям Плиния Старшего и Исидора Севильского. Правда, в данном случае ссылки на ученые авторитеты не могут помочь делу. Почему лангобардами был распущен слух именно о воинах с песьими головами? Почему они были уверены, что противник обязательно испугается? И главное, почему вздорному слуху поверили? Неужели его посчитали бы правдой, испугались бы подробностей насчет свирепости и кровожадности песьеголовых, не будь у лангобардов и их противников уходящих в глубь традиций общих корней».