Страница 95 из 104
Как видно из мыслей Эволы, для ордена важна политика, важны политические действия. Но какая политика и какие действия, в какой приоритетной последовательности?!
Политика ордена должна максимально дистанцироваться от системы и идти параллельным с ней курсом. Ввязывание в политические игры по правилам «системы» означает непонимание целей и задач орденской работы. Щупальца системы не должны иметь ни малейшего шанса проникать в организм ордена, а вот мы должны врастать в систему и делать это незаметно для нее. В силу этих необходимых условий легальное существование орденской структуры не представляется возможным. Однако, как мы уже говорили выше, существование тайного ордена вовсе не отменяет существования действующих партий легального характера, участвующих в «политической» жизни системы. Но характер деятельности этих партий не должен ставить под вопрос само существование национально организованных сил в случае запрета властями ее легальной деятельности. Посему партии традиционного типа должны носить подчиненный по отношению к ордену характер.
В современной действительности много примеров, когда респектабельные партии оказываются лишь филиалами закрытых боевых организаций типа Ирландской Республиканской Армии или Аль-Каиды, которые не нуждаются ни в каком юридическом оформлении своей деятельности, но от этого их политическая реальная сила не умаляется. Эвола пишет: «Строго говоря, слово «партия» означает «часть». Поэтому идея «единственной партии» представляется противоречивой и ошибочной, так как часть не может заменить собой целого или преобладать над целым. На практике понятие «партия» принадлежит парламентской демократии и означает объединение, защищающее данную идеологию в противовес другим идеологиям, отстаиваемым другими группами, за которыми система признает равные права и законность. В этих рамках «единственной партией» становится та партия, которой тем или иным способом — «демократически» или насильственным путем — удается захватить власть в государстве, после чего она запрещает все прочие партии и, используя государство в качестве своего орудия, навязывает нации свою сектантскую идеологию».
Устранение подобной опасности Эвола видит в следующем теоретическом сценарии развития событий: «…Идея, согласно которой контроль над государством должен находиться в руках группы определенных людей, составляющих не партию, но меньшинство или политическую элиту, представляется не просто вполне законной, но даже фактически необходимой для любого политического строя». Иными словами, даже если к власти приходит политическая партия, для более успешного отбора и консолидации политической элиты она должна перестать быть партией и строить свою деятельность на совершенно других принципах.
Эвола видит идеалом такую трансформацию пришедшей к власти партии, при которой власть переходит к самым опытным членам партийной организации, которые могли бы составить особый орден, особое политическое сословие, стремящееся не стать государством в государстве, а занять и укрепить его ключевые позиции, отстаивая не свою частную идеологию, но становясь безличным воплощением чистой идеи государства. Особый характер подобного переворота Эвола связывает с формулой органичного антипартийного государства, а не с однопартийностью. По мысли философа-традиционалиста, речь должна идти о возвращении к традиционному типу государства. Однако трудно себе представить в реальности, каким образом люди, приходящие к власти в составе политической партии, вдруг перерождаются в орден. Скорее можно представить обратный результат, когда орденская структура, устранив всех конкурентов от власти, превращается в партийную касту, рассматривающую свои государственные должности как наследственную кормушку.
Такая опасность есть, но есть и политические технологии, с помощью которых опасность эту можно минимизировать. В любом случае не видно другой альтернативы, кроме той, что к власти в России может и должен приходить именно орден — с четко сложившейся иерархической структурой и с отработанным механизмом отбора лучших людей из всех слоев общества.
Надо ясно представлять, что орденская сплоченность и сплоченность партийная, единые по виду, имеют принципиально различную природу. «Если центр системы, ее основополагающий символ по самой своей природе пробуждает и приводит в движение в человеке, прежде всего, высшие способности и возможности, которые признаются всем обществом и сплачивают его, этот процесс имеет «анагогический» характер и приводит к интеграции индивида. Поэтому имеется существенная разница между сплоченностью, лежащей в основе политической системы воинского, героического, феодального (и орденского. — Авт.) типа — то есть имеющей духовную и священную основу, — и той сплоченностью, что возникает в движениях, выдвигающих наверх народного трибуна, диктатора или правителя бонапартистского типа», — писал Юлиус Эвола.
В силу этих причин мы не видим возможности для политической организации партийного типа донести русский идеал государственности до самых вершин власти в изначальной чистоте и незамутненности. Само постепенное восхождение по ступеням политической пирамиды, выстроенной системой, потребует признание легитимности существования именно этой властной пирамиды, хотя бы только поначалу и из тактических соображений. Но чем выше уровень, которого достигает политическая партия, тем в большей мере ее внутренняя структура начинает трансформироваться в соответствии с требованиями системы. Таким образом, легитимизация партии в рамках системной политической организации не вопрос исключительно нравственного характера, но принципиальный вопрос того, какая партия придет к власти, начав восхождение на властную пирамиду в качестве национально-государственной.
Уверяю вас, в случае самого фантастического исхода этого дела, когда система вдруг даст сбой и такая партия действительно доберется до власти, она будет представлять собой далеко не тот изначальный слой патриотов русского дела. Это будут опытные партийные функционеры, которые, безусловно, еще на начальном этапе своей политической карьеры смекнут, что от их личной адаптации к требованиям системы зависит и их политическое будущее, и личное благополучие. Никакого духовного ордена с воинским стилем из этих людей не выйдет.
В силу естественного отбора, специального сита, встроенного в качестве фильтра в политическое поле системы, до верха пирамиды дойдут только худшие. Этот факт многократно проверялся на практике, и его необходимо учитывать всем русским организациям, особенно тем, кто все-таки видит себя игроком на политическом поле системы.
Для орденской организации нужен иной путь реализации политической воли. Принципиальное непризнание легитимности современной власти захвативших Россию сил влечет за собой и естественное неприятие любой формы «юридического лица» от этой власти. Мы сами возложим «корону» себе на голову, вырвав ее из рук любого «демократического папы» от «избиркома». Принятие любого статуса из рук «системы» означает признание легитимности самой «системы», чего категорически нельзя допустить.
Заканчивая это пространное объяснение того, что я понимаю под орденской работой и реальной политикой, я хотел бы отдать должное не раз упоминавшемуся А. Елисееву и процитировать его прекрасные мысли относительно «каноничности» существования тайной орденской структуры в Православной стране (так и хочется взять последнее утверждение в скобки, так как Православной Россия была лишь до февраля 1917 года) и участия православных людей в подобных структурах. Подобные опасения, связанные с оправданием такой каноничности, часто высказывают православные люди. Полемизируя с известным православным писателем Ю.Ю. Воробьевским (заметим, что это полемика единомышленников, а не антагонистов! — Авт.), Елисеев не соглашается с «ортодоксальным» отвержением возможности организации орденской структуры.
Он совершенно справедливо не приемлет тезис о том, что православным орденом является вся Церковь. «Общеизвестно: сами религиозные ордена возникают как объединение наиболее ревностных членов Церкви, желающих посвятить себя особому служению», — четко определяет орденские цели и задачи А. Елисеев. Он также не соглашается с огульным отрицанием принципа функционирования тайного общества — в православии, дескать, все должно исповедоваться открыто. «Давайте отделим… мух от котлет, — пишет Елисеев, — одно дело — учение Церкви, в котором не может быть никакой тайной доктрины. Все православное богословие открыто для всех — пожалуйста, бери, читай хоть св. Дионисия Ареопагита с его апофатическим описанием Божества, хоть св. Григория Паламу, который касается сложнейшей проблемы обожения человека (только вот поймешь ли ты что-нибудь и нужно ли это тебе?). И совсем другое дело — тайные действия в отношении врагов Веры и Нации. Коли есть враг, то и должна быть какая-то тайна от него». Как говорится, нечего прибавить! Все сказано.