Страница 45 из 104
В традиционном государстве человек всегда стоял на службе, понимаемой им как религиозный долг, послушание. В современной этатистской государственной машине человек у государства в коммерческом найме.
С незапамятных пор живет в русском народе укорененное державное сознание того, что государственное тягло — это осознанное подчинение единичного целому, в котором сосредоточено наше самое дорогое и святое достояние, наше сокровенное наследие, которое отличает нас от всех иных народов. Мы — другие, и этот факт есть краеугольный камень нашей национальной истории. Если француз, кем бы он в реальности ни был, в душе всегда мещанин и буржуа, немец — всегда рабочий, а англосакс — предприниматель и торговец, то идеальный русский психологический тип — воин и крестьянин. Именно таковым и было подавляющее большинство наших пращуров. Читая древних авторов, которые описывали славянское население Поднепровья как земледельцев, перепоясанных мечом, мы понимаем, что именно этот тип поселенца и воина породил два основных сословия Московской Руси — дворянина-воина и землепашца.
Усвоив базовый факт того, что все население Московии было не совсем сословным, а скорее функционально разделенным, но, в сущности, равно включенным в ткань государства, разнящимся в правах и обязанностях, но и не отчужденным вовсе от государственного организма, с религиозно осознанным равенством в тягловом служении религиозно-государственной идее, двинемся дальше. Повторим вслед за Шпенглером парадоксальную мысль: «Республиканская форма правления не имеет ничего общего с социализмом, в особенности прусского, да и древнерусского типов». В действительности либерально-демократический парламентаризм и авторитарный социализм не являются чем-то новым в политической истории человечества. Это есть лишь обновленное в своей практике базовое проявление двух типов древних жизненных укладов народов, свойственных каждому в отдельности и не передаваемых от одного к другому. Русский государственный инстинкт свидетельствовал о том, что источником всякой земной власти является Всевышний. На земле же его представителем является монарх, олицетворяющий собой делегированную теократию, своего рода глава исполнительной власти, полученной Свыше, через церковное таинство миропомазания. Таким образом в России издревле сложилась особая политическая система, которую не грех назвать «теократическим авторитарным социализмом». Государство понималось русским национальным инстинктом как общее религиозное послушание, причем суверенность его несомненна, когда в нем правит православный Государь и все частное подчинено целому, имеющему не земную, но божественную инвеституру. Царь — это первый по рангу слуга Божий. Такой теократический и авторитарно ориентированный социализм, монархический по своей природе. Самая ответственная должность в таком организме и самая ответственная служба — у монарха. Однако он является не только слугой первого ранга, но и гарантом того, что вся система, весь организм будут едиными в своем служении и в своей национальной воле. Слугами Божьими являются и все его подданные. В таком государстве каждый служит на том месте, на которое он призван к служению фактом своего рождения. Из этого следует, что его место и ранг не есть акт сословной несправедливости, но исключительно промысел Божий. Собственно говоря, в стране профессиональных воинов-чиновников и крестьян, из которых составлялось и духовенство, белое и черное, нельзя было четко определить жесткие сословные рамки, как это было в Западной Европе. И уж подавно в этом достаточно гомогенном социальном организме не выделялось ни третье сословие, ни четвертое. Отсутствовали сами предпосылки того разделения национального организма, которые привели, например, во Франции к крушению монархии и созданию парламентской республики третьего сословия.
Наверное, не случайно февральский либеральный опыт в России закончился не просто крахом, но созданием жесткой парамонархической тоталитарной системы. Выбирать можно форму, внешний покров, но не дух народа. Можно написать и принять любые конституции, но важно только то, что извлекает из писаных и неписаных законов национальный инстинкт. Народ, исстари воспитанный в определенном духе, не может измениться, даже если он на время поддается самообману. Русская исконная государственная идея — это особое ощущение жизни, особый инстинкт и воля, невозможность поступать иначе, совокупность уникальных духовных и душевных свойств, с глубокой древности сформировавших наш народ. Особый земский строй воспитал в русском человеке допетровских времен чувство личной независимости и ощущение значимости сверхличной общности, ставших основой «теократического социализма».
Если говорить о современных парламентарных формах государственности, которые насаживаются по всему миру, то родиной их была Англия. Шпенглер абсолютно прав, когда говорит, что английский народный тип и тип прусский (а мы добавим — и русский) — это различие между этносами, один из которых развивался, чувствуя себя островитянином, а другой (или другие) вынужден был беспрестанно отстаивать свою суверенность с оружием в руках. В Англии остров заменил собой государственную организацию. Английский народ созидал себя сам, вернее, созидал особую буржуазную нацию, построенную на исключительно корпоративных, внегосударственных началах. Прусский народ — это плод усилий Гогенцоллернов, ставших служить «монашеской идее государства». Народ же русский — творчество династии Рюриковичей, давших ему форму, также подвизавшихся на поприще, которое Шпенглер гениально назвал службой «монашеской идее государства» и Православной Церкви, давшей ему душу.
Россия и Англия — это два полюса, два разных заряда государственной идеи. Россия по сути — это максимум социалистической государственности, Англия — минимум, если не вообще отрицание таковой. Характерная особенность английского либерализма состоит в том, что индивидуум почти не чувствует государства: оно не ставит ему отдельных требований, не доставляет никакого содержания, а служит исключительно подсобным средством. В Англии вроде как и нет государства, но есть общество.
Либерализм для континентальной Европы был, есть и будет неразумной, сумасшедшей, убийственной роскошью. Он не только не может дать континентальным европейцам того, что обычно обещает, но и отнимает то, что они всегда законно имели и что составляло предмет их гордости. В основе духа англосаксов лежит дух викингов, навсегда ушедших с Родины и живущих на корабле и кораблем. В основе Прусского государства лежал тевтонский монашеский орден. Русское же государство изначально — и огромный государственный монастырь, и одновременно воинский стан. Да, у нас не было рыцарских монашеских орденов, но только потому, что само Государство Российское представляло собой единый военно-монашеский православный орден. Этос англосакса — личный успех, этос русака и пруссака — долг и совестливое послушание. В Англии аристократия определялась денежностью, в России и Пруссии — военной службой. В этом проявляется глубинная этика двух разных основ жизнеустроения общества, капиталистического и авторитарно-социалистического. Это два строя человеческих отношений, один из которых базируется на богатстве, а другой — на авторитете. Для англосакса невозможно слушаться приказаний человека неимущего, для русского и пруссака нелепо преклоняться перед богатством.
Политические формы государства неразрывно и сущностно связаны с тем народом, в котором они исторически проявились. Они в крови этого народа, и только в этих формах национальная жизнь может протекать полнокровно.
Только историческая форма Государства дает народному организму здоровье, гарантируя отсутствие опасности тромбов в кровообращении национального организма. Монархическая форма не существует сама по себе, как не существует и кодифицированной формы облаков. Монархия и народ появляются в истории синхронно и неразрывно. Монарх создает народ, народ вживается в монархию. Инстинкт народа столь силен, что он способен перерабатывать любые внешние, заимствованные формы. Вот только нужно ли тратить энергию этноса на борьбу со всевозможными политическими вирусами, которыми его ради экспериментов заражают?! Английский либерализм делает бессильными и больными все государства, которым она под видом лекарства вводит яд собственных политических реформ.