Страница 44 из 104
Традиционная государственность
Говоря о традиционной государственности, мы не имеем в виду некую схему или научную абстракцию, не имевшую или не имеющую практического воплощения в действительности.
Традицией же мы условимся называть мировоззренческий комплекс, систему четких представлений, определяющих религиозную, политическую и хозяйственную деятельность человеческих коллективов. Такой органически взаимосвязанный комплекс представлений, который имеет в своем основании фундаментальные духовные и нравственные ценности, находящие свое оформленное воплощение в религиозной системе данного сообщества и в ней же обнаруживающие константу своей поведенческой мотивации во всех сферах жизни, бытийную санкционированность Свыше.
Традиционализм отличается в корне от консерватизма тем, что имеет своим сокровищем и духоносным центром не ценности прошлых эпох, а вечные, духовные надвременные идеалы, определяющие как прошлое народа, так и его будущее максимально возможным воплощением этих идеалов конкретным этносом в исторической, земной реальности.
Следует также разделять социальную утопию и традицию, к которой общество обращается на современном этапе. Социальные утопии детально описывают механизм функционирования идеального государства или порядка, никогда ранее не имевших реального жизненного воплощения. Утопии, как и моделирование будущего, — черты Нового времени, черты утраты европейским обществом самой традиции, утраты старых ценностных ориентиров. Утопии не могут возникнуть на фундаменте традиционного общества. В известном смысле их появление — это сигнал того, что общество уже утратило традиционный дух. Смерть традиционного Мифа порождает веру в прогресс, которая сама по себе есть утрата истинной религиозной веры. Утопия не возникает в обществе, где существующий порядок вещей воспринимается как естественный порядок, но лишь в эпоху духовных надломов этносоциальных систем. Прогрессизм — это, в сущности, рационализированный, утопический социо-эволюционизм, пропитанный инстинктивным пантеизмом. Природа наделяется внутренним разумом, которому одному ведомы цели и задачи поступательного и линейного развития, понимаемого как совершенствование системы в целом. Человек мыслится включенным в этот общий эволюционный процесс вне зависимости, понимает, признает ли он этот факт, или нет. Логика природы — поступательное совершенствование. В этой логике нет места одноактовому творению личного Бога. Эта линейность далека от линейности христианского времени, где признается качественная инволюция всего, изначально тварного.
Традиционализм — это желание жить в мифическом времени, когда священный и уникальный акт творения из ничего волею Творца таинственно возобновляется циклически в сакральной жизни Церкви, и эта жизнь пропитывает собой все ткани социума, предохраняя ее от распада. Миф традиционализма — это не простое повторение и следование историческому эталону, но сакрализация всего, восприятие жизни как процесса вечного возрождения. В мифе прошлое идеализируется, а настоящее воспринимается как органическое свершение циклического процесса. Утопия же исходит из глубокого недовольства действительностью и, не имея ни опоры в мифическом времени, ни исторических примеров, пускается в сомнительное моделирование идеального порядка вещей, всегда имеющего субъективный окрас. Миф всегда открыт к комплексу светских дополнений, к своей изначально религиозной структуре, утопия всегда разрушает сакральный мир окружающей ее культурной действительности, нарушает гармонию мира. Мифологическое, традиционное настоящее не может быть плохим, так как оно порождено божественными энергиями, божественной силой священного прошлого. Традиционное общество — это общество гармонии в самом общем значении этого слова. Эта гармония создает необходимые предпосылки для индивидуума чувствовать себя счастливым, тоже в самом общем понимании счастья. Впрочем, в этих общих рассуждениях мы можем поставить верный акцент и на субъективном характере переживания счастья каждым человеком. Кто-то из мудрых заметил, что по-настоящему быть счастливым человек может только тогда, когда он счастлив на Родине. Несколько расширяя понятия Родины и возводя его к духовным высям, заметим, что Родиной для человека является не только клочок земли, где он родился, но в еще большей степени — идеальное и религиозно окрашенное представление о своей стране. Иными словами, человек видит свою Родину в свете идеальных представлений о ней, сложившихся в представлении народа. Такой образ Родины есть глубинный мифологический образ отчего дома, «золотого века». Он является аналогом или, лучше, отблеском утерянного Рая.
В литературе есть вечный, «кочующий» сюжет «блудного сына». Схема сюжета известна всем. Юноша полон фантазий о чудесных дальних странах, где только и возможно обрести полноту счастья. В поисках страны с молочными реками и кисельными берегами он преодолевает массу препятствий: завоевывает дальние страны, пробирается через смертоносные джунгли, тонет в бушующем океане, словом — проходит инициацию жизни. И вот пройдено полмира, огонь, вода и медные трубы, а чаемого счастья все нет. Героя вдруг нестерпимо тянет домой. И вот, после долгих странствий, он видит вдали маленькую пристань родного городка, и слезы застилают глаза. Он видит покинутых и повзрослевших друзей, он встречает постаревших родителей и с горечью понимает, что счастье, за которым он отправлялся в тридевятое царство, было дано ему от рождения. Это счастье — отчий дом.
Для нас как для народа этим отчим домом была наша историческая государственность, икона нашего государственного бытия — Святая Русь. И для обретения простого человеческого счастья всем нам в частном и общем порядке надо отказаться от прогрессистских утопий и внимать призыву архимандрита Константина Зайцева, написавшего после национальной катастрофы 1917 года о том, что нам надо бежать не вперед, но, наоборот, круто назад — назад в родную историю, назад в Отчий Дом традиции. Где же обретается погребенный под мусором веков фундамент нашей традиционной государственности?
В отечественной истории был длительный период сложения и расцвета традиционных институтов власти, которые были, в свою очередь, бездумно разрушены европейским реформаторством времен Империи. Вопрос этот заслуживает рассмотрения, и начнем мы смотреть на него извне, «из-за бугра», как, увы, стало для нас привычнее.
С мыслями философа И.А. Ильина о фундаментальных основах государства традиционного типа по-своему резонируют идеи Освальда Шпенглера, высказанные им в замечательной и до конца не оцененной в русских правых кругах работе «Прусская идея и социализм». Не вдаваясь в монотонное цитирование, возьмем лишь то, что свободно, без всяких натяжек, могло бы выйти у этого же автора с названием на титульном листе «Русская идея и социализм». А преобразовав под таким углом зрения его идеи, позволим себе некоторые замечания, которые действительно характеризуют русскую традиционную государственность.
Только оговоримся сразу, что социализм Шпенглера противопоставлялся в его работе социализму Маркса. Шпенглер совершенно справедливо считал, что марксизм незаконно узурпировал этот термин для определения своей прогрессистской утопии, построенной на умозрительной картине классовой борьбы и акцентирующего исключительное внимание на вопросах экономики, не являющихся вопросами первостепенной важности для традиционного сознания и для традиционного понимания социализма, каковым обладал не только Шпенглер, но и ряд выдающихся ученых того времени. Лишь вкратце отметим, что и выдающийся отечественный мыслитель К.Н. Леонтьев усматривал для грядущей России возможность построения государства на социалистических принципах, в которых он видел возможность творческого возрождения «нового феодализма», говоря словами Бердяева, построения такого государства, которое будет увенчано институтом монархии. Марксистский социализм по Шпенглеру — это еретическое направление всей социалистической мысли человечества за многие века ее подспудного существования. Отсюда и современный буржуазный этатизм (а равно и этатизм советской эпохи) Шпенглер понимал как искажение традиционного института государства. Современный этатизм — это тотальное вторжение государства в те области, которые традиционно были для него вторичными, вкупе с полным пренебрежением всем тем, что и составляло его главную священную задачу в качестве религиозно санкционированной организации бытия социума.