Коммодор Хорнблауэр

Но ликование и воодушевление вдруг резко исчезли и Хорнблауэр снова почувствовал себя слабым и больным. Он знал, что если сейчас же не спешится, то просто выпадет из седла. Он ухватился за луку, и, высвободив правую ногу из стремени, перебросил ее через холку лошади и спрыгнул, но как только его ноги коснулись земли, та, казалось, сам бросилась ему навстречу. Хорнблауэр очнулся лишь спустя несколько долгих минут и обнаружил себя сидящим на земле. Его мундир был расстегнут, а лицо мокро от холодного пота. Эссен заботливо склонился над ним, а еще кто-то, вероятно, хирург, стоял рядом с ним на коленях. Рукав его был подвернут выше локтя и хирург, с ланцетом в руке, собирался было вскрыть ему вену, чтобы пустить кровь. Хорнблауэр резко вырвал руку — он не хотел, чтобы к его телу прикасался ни ланцет, ни руки врача, почерневшие от крови других раненных.

Стоявшие вокруг штабные офицеры громко запротестовали, но Хорнблауэр, с полным равнодушием больного человека, просто не обратил на них внимания. Затем появился Браун, с тесаком на боку и пистолетами за поясом, сопровождаемый остальными членами экипажа катера. Вероятно, он увидел, что его коммодор переехал через мост и, как хороший подчиненный, которым он всегда был, повел шлюпку по реке следом за ним. Лицо Брауна было искажено тревогой; он также бросился на колени рядом с Хорнблауэром.

— Вы ранены, сэр? Куда? Могу ли я…

— Нет, нет, нет, — раздраженно ответил Хорнблауэр, оттолкнул Брауна и, шатаясь, поднялся на ноги, — Ничего страшного.

Вид восхищения, разливавшегося по лицу Брауна, приводил Хорнблауэра в бешенство. Все будут думать, что он герой, хотя он просто ведет себя как и пристало разумному человеку. Где-то недалеко — похоже, у самой бреши — запела труба. Ее высокие, вызывающие звуки наконец-то несколько отвлекли собравшуюся вокруг Хорнблауэра толпу от забот о нем. Все обернулись в направлении, откуда они доносились. К ним приближалась группа русских офицеров, сопровождавших мужчину с повязкой на глазах, одетого в голубой с каракулевой оторочкой мундир французского имперского штаба. По приказу Эссена, с глаз француза сняли повязку и офицер — у него были седые гусарские усы — с достоинством отсалютовал.

— Эскадронный командир Веррье, — представился он, — адьютант маршала герцога Тарентского. Маршал поручил мне предложить прервать боевые действия на два часа. Брешь забита раненными с обеих сторон и убрать их будет только гуманно. Каждая из сторон сможет забрать своих.

— Я уверен, что раненных французов и немцев гораздо больше, чем русских, — сказал Эссен на своем ужасном французском.

— Французы или русские, — возразил парламентер, — но все они умрут, если не получат немедленной помощи.

Мозг Хорнблауэра заработал вновь. Мысли выпрыгивали на поверхность, как матросы с тонущего корабля. Он поймал взгляд Эссена и со значением кивнул ему. Эссен, как хороший дипломат, не подал вида, что понял намек и вновь взглянул на Веррье.

— Ваше предложение принято, — сказал губернатор, — во имя человеколюбия.

— Благодарю вас, ваше превосходительство, от лица человечества, — произнес Веррье, отдавая честь и посмотрел по сторонам в поисках кого-нибудь, кто бы снова надел ему на глаза повязку и проводил через брешь.

В это время Хорнблауэр повернулся к Брауну:

— Отведешь катер обратно на корабль, — приказал он, — поторапливайся. Мои поздравления капитану Бушу и я бы хотел, чтобы ты доставил сюда ко мне лейтенанта фон Бюлова. Один из офицеров «Несравненного» соотвествующего ранга должен его сопровождать. Быстро!

— Есть, сэр!

Слава Богу, это было все, что требовалось от Брауна и Буша. Простой приказ может быть исполнен так же просто и верно. Хорнблауэр отдал честь Эссену.

— Возможно ли будет, ваше превосходительство, — спросил он, — чтобы испанские войска вывели на этот берег реки? У меня есть пленный, которого я хочу вернуть неприятелю, но сначала пусть он увидел испанцев собственными глазами.

Эссен улыбнулся своими толстыми губами.

— Я делаю всё, что могу не только для того, чтобы выполнить любое ваше желание, сэр, но и чтобы предупредить их. Последний приказ, который я отдал на том берегу реки был о том, чтобы испанцев привели сюда — это были самые ближайшие организованные подразделения и я собирался использовать их для охраны складов на набережной. Не сомневаюсь, что они уже здесь. Вы хотели бы, чтобы они подошли поближе?

— Если вы будете так добры, сэр.

Хорнблауэр, будто бы ничего не случилось, ожидал на пирсе, пока шлюпка не вернулась и лейтенант фон Бюлов, пятьдесят первого полка прусской пехоты, ступил на берег, сопровождаемый мистером Тусом, Брауном и моряками.

— А, лейтенант, — приветствовал его Хорнблауэр.

Бюлов церемонно отдал ему честь, очевидно заинтригованный новым развитием событий, благодаря которым он был вырван из своего заключения на корабле и в считанные минуты оказался среди развалин деревни.

— Заключено временное перемирие, — объяснил Хорнблауэр, — между вашей и нашей армиями. Нет, это еще не мир — просто для того, чтобы отнести раненных от бреши. Однако я собираюсь воспользоваться этой возможностью, чтобы вернуть вас вашим друзьям.

Бюлов вопросительно посмотрел на него.

— Это избавит нас от лишних формальностей с картелями и белыми флагами, — продолжал Хорнблауэр, — сейчас вам остается только пройти сквозь брешь и вы попадете к своим. Конечно, вы не обменяны по всем правилам, однако, если хотите, может дать мне честное слово, что не будете сражаться ни против Его Британского Величества, ни против Его Императорского Величества русского царя, до тех пор, пока обмен не будет оформлен должным образом.

— Я даю вам слово, — сказал Бюлов после минутного размышления.

— Великолепно! Тогда, может быть, вы доставите мне удовольствие пройтись с вами до бреши?

Пока они шли по пирсу и пробирались сквозь развалины деревни, фон Бюлов бросал вокруг короткие взгляды профессионального солдата; согласно любому военному кодексу, он вполне мог воспользоваться всеми преимуществами, вытекающими из небрежности противника. В любом случае, оглядываться по сторонам его могло заставить и чисто профессиональное любопытство. Во время прогулки Хорнблауэр завел вежливую беседу.

— Ваш сегодняшний штурм — полагаю, вы слышали канонаду даже на корабле? — проводили отборные гренадеры, насколько я могу судить по мундирам. Прекрасные войска — весьма прискорбно, что это стоило им столько жизней. Надеюсь, когда вы присоединитесь к своим друзьям, то передадите им мои глубочайшие соболезнования. Увы — у них просто не было шансов.

У церкви их ждал испанский полк; солдаты лежали не выходя из строя. При виде Хорнблауэра, полковник поднял своих людей на ноги и отдал честь.

Хорнблауэр отсалютовал в ответ, чувствуя, что пока он делал это, походка идущего рядом с ним Бюлова вдруг изменилась; бросив украдкой взгляд, он заметил, что Бюлов все время, пока шел обмен воинскими приветствиями, шестовал торжественным гусиным шагом. Однако было заметно, что даже отработанная многолетней муштрой привычка переходить на гусиный шаг при отдании воинских почестей, не помешала Бюлову обратить внимание на новые войска. В его глазах читались так и невысказанные вопросы.

— Это испанцы, — небрежно бросил Хорнблауэр, — недавно к нам перешла из главной армии Наполеона на нашу сторону перешла целая дивизия испанцев и португальцев. Отлично дерутся — по большому счету, последний отбитый штурм это их заслуга. Любопытно наблюдать, как все обманутые ранее Бонапартом покидают его теперь, когда бессилие тирана становится очевидным.

Ответное восклицание пораженного Бюлова на немецком было неразборчиво, но Хорнблауэр, хоть и не понял ни слова, все же догадался об их смысле по тону, каким они были произнесены.

— Само собой разумеется, — продолжал Хорнблауэр всё также небрежно, — что я хотел бы видеть и великолепную прусскую армию плечом к плечу с другими противниками Бонапарта и союзниками Англии. Но, конечно же, ваш король лучше знает свою политику, тем более, что, будучи окруженным войсками Бонапарта, он не свободен в своем выборе.