Страница 29 из 95
— Мне сказали, ты так и не заявила в полицию.
— Я поступила так, как ты сказал.
— Первый раз в жизни.
— Кончай, а!
— Покажи мне дневник.
Анна принесла дневник и открыла на странице с поразившей ее записью про Биргитту Медберг.
— Попробуй вспомнить — она когда-нибудь называла это имя в разговоре?
— Никогда.
— А мать ты спросила, что у Анны за дела с Биргиттой Медберг?
— Я виделась с матерью до того, как нашла эту запись.
Он поднялся из-за стола, принес блокнот и что-то записал.
— Я попрошу кого-нибудь поговорить с ней завтра.
— Я могу с ней поговорить.
— Нет, — сказал он сухо, — не можешь. Ты еще не полицейский. Я попрошу Свартмана или кого-нибудь еще. И, пожалуйста, сама никуда не суйся.
— Почему ты говоришь с такой злостью?
— Ни с какой злостью я не говорю. Я устал. И мне не по себе. Я ничего не знаю о том, что случилось в этой хижине, кроме того, что это выходит за пределы человеческого понимания. И самое главное, я не знаю вот чего: то, что мы там видели, это финал трагедии или только ее начало?
Он посмотрел на часы:
— Мне надо туда вернуться.
Он встал, но остановился в нерешительности.
— Я отказываюсь верить, что это случайность, — тихо сказал он. — Что Биргитта Медберг случайно натолкнулась на злую ведьму в избушке на курьих ножках. Я отказываюсь верить, что кто-то может совершить такое убийство только потому, что человек по ошибке постучал не в ту дверь. В шведских лесах чудища не водятся. Тут даже троллей нет… Занималась бы своими бабочками!
Он ушел в ванную одеваться. Линда пошла за ним. Дверь в ванную была приоткрыта.
— Что ты сказал?
— Что в шведских лесах не водятся чудовища?
— Нет, позже.
— Я больше ничего не сказал.
— После чудищ и троллей. В самом конце. Про Биргитту Медберг.
— А, вот что… Я сказал, что ей надо было заниматься бабочками, а не искать пилигримские тропы.
— Откуда взялись бабочки?
— Анн-Бритт говорила с дочерью. Кто-то же должен был ей сообщить. Дочка рассказала, что у матери была большая коллекция бабочек. Несколько лет назад она ее продала, чтобы помочь Ванье и ее детям купить квартиру. Ванью теперь мучит совесть; теперь, когда матери нет в живых, дочь решила, что той очень не хватало этих бабочек. Люди иногда очень странно реагируют на неожиданную смерть близких людей. У меня было такое, когда отец умер. У меня вдруг наворачивались слезы, когда я вспоминал, что он частенько надевал разные носки.
Линда слушала его, затаив дыхание. Он сразу заметил — что-то не так.
— Что с тобой?
— Пойдем. — Она проводила его в гостиную, зажгла свет и показала ему пятно на обоях. — Я пыталась понять, что здесь изменилось. Это я уже рассказывала. Но вот одну вещь я забыла.
— Что?
— Маленькая рамка под стеклом. Или, вернее, остекленный плоский ящичек. Там была бабочка. В этом я совершенно уверена. Она пропала на следующий день после исчезновения Анны.
Он нахмурился:
— Ты уверена?
— Абсолютно, — сказала она. — Абсолютно уверена. К тому же я абсолютно уверена, что бабочка была синяя.
18
Линда не сомневалась, что именно эта синяя бабочка и сыграла решающую роль в том, что отец наконец-то воспринял ее всерьез. Она уже не ребенок, не желторотый аспирант, из которого может быть когда-нибудь что-то получится. Теперь она для него взрослый человек, наблюдательный и умеющий делать выводы. Наконец-то ей удалось поколебать его упрямую уверенность, что она по-прежнему всего лишь его дочка.
События развивались стремительно. Он только спросил: ты уверена? Это и в самом деле была рамка с синей бабочкой? И она пропала одновременно или, может быть, сразу после исчезновения Анны? Линда твердо стояла на своем. Она сразу вспомнила их ночные забавы с приятельницами по школе полиции. Лилиан, она приехала из Арвидсьяура и ненавидела Стокгольм, потому что там негде было кататься на снежных скутерах. И конечно, Юлия из Лунда. Они тренировали наблюдательность — показывали испытуемому поднос с двумя десятками разных мелких предметов, а потом один из них убирали — проверяли, достаточно ли пятнадцати секунд на то, чтобы запомнить все предметы. Самым большим достижением Линды было, когда после десятисекундной экспозиции ей удалось обнаружить, что на повторно предъявленном ей подносе в наборе не хватает канцелярской скрепки. Среди приятелей она слыла неофициальным чемпионом по наблюдательности.
Да, она была уверена. Синяя бабочка в застекленной рамочке пропала одновременно или, может быть, сразу после исчезновения Анны, повторила она вопрос отца слово в слово. Это его окончательно убедило. Он позвонил Анн-Бритт Хёглунд и попросил ее приехать, спросив, что нового на месте преступления. Линда слышала в трубке сначала желчные интонации Нюберга, потом телефон взял Мартинссон — он чихал так, что казалось, из трубки летят брызги. Закончила разговор начальник полиции Лиза Хольгерссон — она тоже приехала в лес. Отец положил мобильник на стол.
— Я хочу, чтобы Анн-Бритт приехала сюда, — сказал он. — Я настолько устал, что могу что-либо упустить. Ты все сказала из того, что тебе кажется важным?
— По-моему, да.
Он недоверчиво покачал головой:
— Мне по-прежнему трудно поверить, что все это — правда. Все время кажется, что события настолько невероятны и настолько случайны, что такое просто-напросто не могло произойти.
— Несколько дней тому назад ты сказал, что надо быть всегда готовым к тому, что неожиданное может случиться в любой момент. Всегда надо ждать неожиданного.
— Бог мой, сколько чуши я мелю, — сказал он задумчиво. — А кофе тут есть?
Вода как раз начала закипать, когда Анн-Бритт посигналила с улицы.
— Она ездит как сумасшедшая, — проворчал отец. — У нее двое детей. А что будет, если она разобьется? Кинь ей ключи.
Анн-Бритт ловко поймала связку ключей и через минуту была уже в квартире. Линде по-прежнему казалось, что Анн-Бритт смотрит на нее с неприязнью. На чулке дыра, заметила Линда, но накрашена, как на бал. Когда она успевает? Может быть, она спит в макияже?
— Выпьете кофе?
— С удовольствием, спасибо,
Линда думала, что отец расскажет все сам. Но не успела она принести из кухни кофе, он кивнул ей:
— Лучше слушать первоисточник. Рассказывай все в деталях, Анн-Бритт умеет слушать.
Линда начала рассказывать — все, что она помнила и видела, стараясь соблюдать хронологический порядок. Она показала страницу дневника с именем Биргитты Медберг. Отец в первый раз вмешался в ее рассказ, когда речь зашла о синей бабочке. Он заговорил, редактируя ее рассказ так, что он становился похож на первую фазу расследования преступления. Он даже, несмотря на усталость, встал с дивана и многозначительно постучал по пустому месту на стене.
— Значит, так, — сказал он. — Два момента… нет, три. Прежде всего — имя Биргитты Медберг в дневнике Анны. Значит, существует их переписка, по крайней мере одно письмо. Но письмо это отсутствует. Второе — у обеих что-то такое с бабочками. И наконец, последнее — обе исчезли.
В комнате стало тихо. Внизу какой-то пьяный орал то ли по-польски, то ли по-русски.
— Все это очень странно, — сказала Анн-Бритт Хёглунд. — Кто лучше всех знает Анну?
— Не знаю.
— У нее парень есть?
— Сейчас — нет.
— Но был?
— У всех были… Я думаю, лучше всех ее знает мать.
Анн-Бритт Хёглунд зевнула и запустила руку в прическу.
— Что означает вся эта история с пропавшим отцом, что ей привиделся? Почему он исчез? Натворил что-нибудь?
— Мать считает, что он просто сбежал.
— Сбежал от кого? Или от чего?
— От ответственности.
— А теперь возвратился? Он возвратился, и она исчезла? И к тому же убита Биргитта Медберг?
— Нет, — прервал ее Курт Валландер. — Не убита. Это слово не отражает то, что произошло. Как на бойне. Отрубленные руки, сложенные для молитвы, отрезанная голова, тело исчезло… Маленькая хижина, смертельно опасная избушка на курьих ножках в овраге посреди непроходимых дебрей Раннесхольма. Мартинссон поговорил с семейством Тадеман, и с мужем, и с женой. Мартинссон утверждает, что муж был изрядно под мухой и спал. Говорить с ним было бессмысленно. Анита Тадеман — мы с Линдой видели ее в лесу — наоборот, дала очень толковые показания. Никого из посторонних вблизи замка и в прилегающем лесу она не видела, ничего не знала ни о какой избушке. Она позвонила и разбудила егеря — он часто бродит по лесу. Тот никогда не видел не только хижины, но и самого оврага, что уж и вовсе удивительно. В общем, кто бы там ни был, в этой избушке, прятаться он умеет. Причем под самым носом. Думаю, что это последнее соображение важно. Невидим, но рядом.