Страница 70 из 70
Юдзи кивнул, стиснув свиток в руке. «Нельзя терять его. Ни сейчас, ни позже. Он ещё скажет правду». Прах клубился, как дыхание гиганта, испуская последние всполохи алого света. Они бежали сквозь рушащиеся туннели, камни сыпались с потолка, но ветер, рождённый исчезновением вихря, будто сам выталкивал их наружу.
Поверхность встретила их светом.
Но это был не солнечный свет — а алое послесвечение. Над Токио висело багровое небо, и прах — всё тот же, что разрушал технику, гасил проклятую энергию — теперь тихо оседал на улицы. Он был повсюду: на окнах, на вывесках, на детских качелях, вывернутых взрывом, на телах тех, кто уже не встанет. Но теперь этот прах был мёртв. Безвреден.
И всё же воздух был тяжелее стали.
Юдзи вышел первым. Пальцы дрожали. Он шёл, как по руинам храма — медленно, осознавая, что ступает по городу, который едва не стал могилой для миллионов. Его ожоги кровоточили, глаза за линзами щипало от ветра и усталости. Он сжал свиток.
«Мы победили. Но почему это не ощущается как победа?».
За спиной послышались шаги. Мэгуми и Нобара стояли по бокам. Она — с руками, сжатыми до побелевших костяшек. Он — с глазами, полными чего-то, похожего на веру.
— Всё кончено? — пробормотал Мэгуми.
— Нет, — тихо сказал Юдзи. — Только один этап.
Нобара огляделась, и её голос был как лезвие:
— Посмотри на это… Прах везде. В воздухе. В лёгких. Даже в голосах. Как будто мир ещё не решил — выживет ли он.
— Выживет, — ответил Юдзи. — Потому что мы будем рядом.
Он пошёл вперёд — туда, где улица прерывалась обрывком здания. Среди обломков бетонной плиты он заметил символ. Строка, вырезанная, как надпись на надгробии:
«Истина в пепле клятвы».
Он опустился на колени. Пальцы коснулись пепла. Он зачерпнул немного, провёл по надписи, словно желая прочувствовать, что в ней оставила Сугуру.
— Это она. Её след. Не только в ядре. Во всём. Она... хотела, чтобы кто-то нашёл это. Чтобы я нашёл.
— И что теперь? — спросила Нобара, прищурившись. — Устроим выставку "в поисках истины"?
Юдзи сжал кулак. Прах просочился между пальцев.
— Нет. Но я продолжу искать. Всё, что она оставила — не для насмешки. А для понимания. Я... должен узнать правду. Всё. До конца.
— Даже если она уничтожит тебя? — голос Годжо раздался позади.
Он стоял отдельно от остальных, взгляд его был пуст, и только лёгкое дрожание пальцев выдавало внутреннюю бурю.
Юдзи встал. Посмотрел ему прямо в глаза. Его голос был твёрд:
— Даже если она разрушит всё, что я знал. Потому что жить во лжи… хуже.
Годжо ничего не сказал. Только опустил глаза.
— Сугуру знала, что ты придёшь сюда. Она знала, что оставит шрамы. Но ты и не представляешь, какой ценой.
— А вы? — Юдзи сделал шаг к нему. — Вы знали?
Молчание. Потом — короткий, почти не слышный ответ:
— Я… не помешал.
Сердце Юдзи сжалось. Но он не отвёл взгляд.
Сукуна вновь зашевелился внутри. Его шёпот был тише, чем прежде, но слова — как яд:
«И всё же ты стоишь здесь. Словно герой. Словно ты не часть этого. Наследие в крови, Юдзи. Оно в тебе. Смотри, как он избегает взгляда. Смотри, как ты один».
— Нет, — выдохнул Юдзи.
«Что? — отозвался Сукуна».
— Я не один.
Он развернулся — к Мэгуми, к Нобаре, к тому, что осталось от города, к свитку в руке.
— И если даже наследие во мне — я сам решаю, что с ним делать.
Прах у его ног закружился лёгким вихрем, уже не смертельным, но всё ещё тревожным. И на фоне этого пепельного ветра Юдзи прошептал:
— Я не проклятие. Я — выбор. Я — клятва.
И Токио молчал в ответ, усыпанный пеплом.
Но где-то под этим пеплом, словно семя в земле, уже зрела новая истина.
Конец первой части