Страница 3 из 49
- Об этом и речь, - магистр указал ладонью в темноту, откуда донесся голос. - Орден больше не может прятаться в тенях. Мы теряем силы, действуя тайно. Но и выйти на свет мы не можем. Мир использует нас, обратит наше же оружие против нас.
Магистр прошел по залу, его тень скользила по стенам, длинная и рваная. Он провел ладонью над огнем факела, и пламя облизало его пальцы, не причинив вреда. Он замер напротив скелета, что скалился на него из ниши в стене.
- Мы долго совещались, братья. Выхода нет. Мы должны скрепить наш союз кровью, иначе нас ждет крах.
Зал принял эту новость мрачным безмолвным согласием. Далеко не все члены странного ордена находились здесь и сейчас, лишь главы.
- Вы поддержите меня? - магистр обернулся, его глаза в полумраке горели холодным огнем.
Вместо ответа большинство из них опустилось на колени. Дорогие плащи утонули в вековой пыли, а склоненные головы стали частью этого погребального ритуала.
- Тогда решено… - прошептал магистр.
Где-то наверху, в мире живых, раздались крики. Глухие удары в тяжелую дверь. Приказы сдаться, брошенные на резком, лающем немецком. Тяжелые двери со стальными засовами преграждали проход немецким мушкетерам. Это был лишь вопрос времени, когда солдаты Фердинанда Второго Габсбургского выломают дверь и ворвутся сюда.
Никто из присутствующих не шелохнулся. Живые были спокойнее мертвых.
- Лоренцо, Игорь, Жан, задержите их.
Три тени безмолвно поднялись с колен. Сухой щелчок проверяемого курка, тихий свист извлекаемой из ножен рапиры. Они двинулись к ступеням, ведущим наверх, и растворились во тьме. Как только их шаги затихли, магистр продолжил.
- Это тот самый день, братья. День, когда мы принесем клятву, что изменит ход этой войны. После сказанных нами слов весь мир станет нам союзником, и никто уже не сможет этого изменить!
Каждый из присутствующих поднялся и медленно подошел к жаровне в центре зала.
- Повторяйте за мной, - магистр присоединился к ним. - Я клянусь!
Зал повторил, и слово это прокатилось по крипте, как похоронный звон.
- Что лучше сгину, дам своей душе истлеть во тьме, чем отступлюсь от пути, что я избрал!
Зал повторил.
- Я клянусь, что не дам себе покоя, пока эти твари живы!
Зал повторил.
- Я клянусь, что не сомкну глаз, не отложу клинок, а если сделаю это, то пусть они явятся за мной!
Зал повторил.
- Я клянусь, что предпочту вечное проклятье среди этих чудовищ, чем отступлюсь от данного слова!
Зал повторил.
- Я клянусь, что каждый мой потомок продолжит мой путь, и я даю слово их устами!
Зал повторил.
Магистр полоснул по ладони острым, как осколок льда, клинком. Кровь, темная и густая, упала в жаровню. Где-то наверху грянули первые выстрелы.
- Повторяйте за мной, братья и сестры. Теперь наши души скованы договором.
Каждый в зале повторил ритуал. Кровь сочилась сквозь пальцы и падала в огонь, и пламя ревело, пожирая их жертву.
- Теперь - в тоннели. Кому-то из нас сегодня не суждено увидеть рассвет, но кто-то выживет. Помните, что вы и ваши потомки теперь часть нашей общей судьбы! Спасайтесь! Я задержу их. Теперь Орден Ласточки - это ВЫ!
Глава третья: Труп невесты
<<Андрей Поповский>>
Музыка, словно настырный паразит, вгрызалась в тишину морга, но не могла ее поглотить - лишь пачкала, как масляное пятно на саване. Трупы на стальных столах, безмолвные и равнодушные, были единственной трезвой аудиторией в этом театре абсурда. Воздух, густой и тяжелый, был пропитан сложным букетом из формалина, дешевого пива и той особой кислой ноты, что оставляет после себя страх. Молодость и смерть сплелись в уродливом танце, празднуя что-то на костях.
Там, где обрывается одна нить, всегда начинается другая. Мы обманываем себя, обряжая смерть в бархат таинственности, чтобы не видеть ее гниющих зубов. Но для этих людей в давно не белых халатах она была лишь статьей в ведомости. Рутиной. Их зарплатой. Наша агония оплачивала их ипотеку, наша последняя судорога покупала одежду их детям. Смерть в этом мире давно перестала быть трагедией, превратившись в гротескный фарс.
Алексей Доротеев, верховный жрец этого храма гниения - единственный патологоанатом в окружении ординаторов, - протянул руку к остывшим пальцам трупа и сноровисто извлек из них запотевшую бутылку "Балтики".
- Молодец, вот и пригодился. Для меня держал, холодненькая! - он коснулся губами горлышка, словно целуя покойника в холодный лоб, и опустился на край стола, бесцеремонно подвинув безжизненное тело.
- А у кого тут тортик есть! - голос Ольги Грибоедовой, первой из ординаторов, был тонким и звонким, неуместным, как детский смех на похоронах. - Лешенька, мы тебе тут желаем всего самого наилучшего!
Она извлекла из грязного, уже использованного пакета вафельное убожество, присыпанное шоколадом. Такой торт покупают, когда жест важнее содержания, когда нужно откупиться от человека, чье присутствие вызывает тошноту. Этот пакет, с его кричащей рекламой дорогих духов, тоже был частью лжи, частью ритуала, после которого его выбросят гнить в землю те самые люди, что завтра пойдут на митинг в защиту экологии.
- Ну, не стоило! - Алексей натянул на лицо маску удивления, фальшивую, как и все в этой комнате. - Тортик - это хорошо, но кто-то мне бухлишко обещал, бл*ха-муха, и что-то посерьезнее, чем пивко. Кто это был, а, Ромка?
- А я не забыл! Вискарик тут!
Фигура, вылепленная из грубых мышц и тюремных привычек, копошилась в рюкзаке. В тусклом свете редких свечей, превративших морг в подобие сатанинского алтаря, блеснула его бритая голова. Роман Николаев, в чьей биографии статьи за разбой и кражу были не последними главами, извлек на свет божий бутылку самого дешевого виски из "Пятерочки".
Найти его по акции было делом чести. Роман всегда заходил в магазин с талонами на скидки или ваучерами на акцию. В мировоззрении Романа вселенная делилась на терпил и тех, кто ими пользуется. Платить полную цену за пойло для куратора означало добровольно записать себя в первую категорию, а на это его душа, закаленная в боях за лучшее место на нарах, пойти не могла. В противном случае ему не хватило бы денег на вечернее пиво.
- Ромка, ты, как всегда, всех выручаешь, а то пришлось бы дуть пивас под тортик. Вот это п*здец был бы, нах*й, - одобрительно кивнул Алексей.
- Ну, а я тут со всех собрал понемногу, - подал голос Юрий, самый младший, самый тихий. - Немного, но с миру по нитке - нищему рубаха.
Юрий Соломонов влился в эту компанию три месяца назад и уже усвоил ее законы. Покупать сигареты для всех, вовремя отворачиваться, когда из карманов мертвецов извлекается их последнее имущество, и никогда не задавать лишних вопросов. Он знал слишком много, и чтобы эта ноша не казалась ему легкой, на его левом плече алел свежий ожог от сигареты - напоминание о цене молчания.
Мы говорим о смерти и видим таинственный ореол. Мы говорим о жизни и предпочитаем не замечать насилие. Наш мир прекрасен, а все, что мы видели - лишь ночной кошмар, который развеется с первыми лучами солнца, с первым глотком утреннего кофе под бормотание телевизора или YouTube-блогера. Алексей Доротеев никогда не принуждал Ольгу к сексу. Роман по кличке "Соболь" никогда не тушил сигарету о плечо Юры. Этого не было. Реальность здесь, она прямо в экране. Разве голос оттуда может врать?
- В жопу твою рубаху, бл*дь. Мне тут намекнули, что вы десяточку мне собрали, - Алексей демонстративно потер ладони.
- Плюс-минус десятка, да, - подтвердил Юра, не поднимая глаз.