Каштановый омут

– Я не ранен. Просто мои люди несколько перестарались, защищая меня, вот и все. Была попытка предательства, и эти идиоты навалились на меня, создавая броню из щитов. Не думай об этом. Джиллиан, почему ты не взглянешь на меня?

– Я не смею. Слуги вернутся через несколько минут. Пусти меня, Адам.

Адам не мог удержаться от смеха, несмотря на все свое смущение и подозрительность.

– Это же ты кинулась на меня, – заметил он. – А слуги не войдут, если я прикажу им остаться снаружи. Поцелуй меня.

– Нет, – сказала Джиллиан, страстно прижимаясь к нему, но, не поднимая головы. – Пожалуйста, не целуй меня. Пожалуйста. Я могу избавиться от слуг, но в зале увидят, если ванну унесут обратно, а мы не выйдем. Адам, пожалуйста! Ванну можно принимать столько времени, сколько пожелаешь.

Это была превосходная идея. Адам отчетливо вспомнил, что в Тарринге Джиллиан воспользовалась ванной как предлогом. Однако он находил ее поведение чересчур уж странным. Она умоляла его отпустить ее, а ведь это она сама сжимала его в объятиях; его руки просто лежали на ней. Ей явно хотелось его ласки – в этом не было сомнений, судя по ее словам, и в то же время не смотрела на него. Адам знал, что Джиллиан – очень страстная женщина. Неужели она могла жаждать заняться любовью и одновременно злиться на него? Вполне возможно. Адам сам переживал нечто подобное с двумя своими любовницами. Он порывался рассмеяться, но понимал, что сделает тем самым еще хуже, и уж, конечно, ни к чему хорошему не приведет, если отстранится от нее после того, как она сказала о своем желании.

– Джиллиан… – начал он еще раз, – скажи мне…

В дверях послышались звуки, и Джиллиан, высвободившись из вялых объятий Адама, подбежала к двери и распахнула ее. В комнату вошла служанка с лекарствами, и почти сразу за ней мужчины с огромной ванной и череда слуг с ведрами горячей и холодной воды. Джиллиан суетливо руководила наполнением ванны, чтобы температура была в самый раз. Адам наблюдал за ней, губы его постепенно кривились, глаза разгорались. Лицо его побагровело, и, наконец, после пятой пробы воды он вдруг взревел:

– Джиллиан, отправь этих людей! Я хочу поговорить с тобой.

Слуги беспокойно засуетились, но никто не убежал, не дожидаясь позволения Джиллиан. Адам следовал обычаю этого дома, связанному с тем, что истинной хозяйкой имения была леди Элинор, и оба ее мужа поддерживали это ее право. Адам почти не думал об этом. Его слова отчасти были данью привычке, отчасти – данью вежливости. Слуг собрала Джиллиан, и Адам не стал бы унижать ее в их глазах, отсылая их, словно она не имела права на то, что сделала. Будь он действительно зол, он не был бы столь щепетилен, но ее смущение в большей степени забавляло его, чем раздражало.

Все так же, не глядя на него, Джиллиан сделала торопливый жест, отпуская слуг. Когда дверь закрылась, она вновь оказалась в его объятиях, вздыхая с упреком:

– Вы не могли потерпеть еще минут пять, милорд? Я нашла бы предлог отправить их по отдельности, чтобы никто не заподозрил, что мы здесь одни.

Что мог ответить на это Адам, осталось неизвестным, потому что в это мгновение Джиллиан подняла глаза, и в них было столько любви и желания, что он позабыл обо всем, кроме жажды близости.

– Каждую ночь, – пробормотал он, – каждую ночь я мечтал об этом, – и прильнул ртом к ее губам.

– Может быть, сначала помоетесь, милорд? – спросила Джиллиан, когда ее губы освободились.

Адам покачал головой и дернул ее платок.

– Сними с себя это, – сказал он, – я хочу видеть твои волосы.

Пока пальцы Джиллиан исполняли просьбу Адама, лоб ее нахмурился.

– Вода остынет, – предупредила она, – а кто-то все равно должен помыться, иначе вода останется подозрительно чистой. Чем мы могли заниматься?

– Всем и так будет ясно, чем мы занимались, – прошептал Адам, целуя ее в щеки, подбородок, шею, пока руки его судорожно расстегивали ее платье. – Тебя это волнует?

– Нет, – вздохнула Джиллиан. – Я твоя, зачем бы ты ни желал меня. Но… но, Адам, твоя мама сказала, что ты хочешь жениться на мне.

Она почувствовала, как напряглось тело Адама в ее руках, и затаила дыхание. Джиллиан уже слышала ответ Элинор на недосказанное предложение Арунделя выдать Джиллиан замуж, вероятно, за одного из его сыновей или племянников. В ту минуту слова Элинор не произвели на нее впечатления, поскольку все ее мысли были заняты тем, как бы остаться с Адамом наедине, чтобы ее страстный взгляд не привлекал внимания Арунделя и прислуги. Теперь она вспомнила эти слова. Что, если именно Элинор хотела, чтобы она стала женой Адама, по тем самым причинам, которые она высказала Арунделю, а не сам Адам хотел этого?

– У тебя нет причин жениться на мне, Адам, – спокойно сказала она.

– Не будь дурой! – воскликнул тот, жалея, что не задушил свою горячо любимую мамашу до того, как она раскрыла рот. – Я не хочу…

Джиллиан не могла слушать этого.

– Пусть я останусь женой Осберта, – в отчаянии перебила она его, – и все-таки останусь с тобой. Я буду довольна этим. Я клянусь, что буду довольна, пока ты не прогонишь меня.

– Идиотка, – сказал Адам, крепче прижимая ее к себе. – Как я могу прогнать тебя, если ты разжигаешь мое сердце и мой мозг каждую минуту дня и ночи? Ты мне нужна. Ты должна быть со мной – ты и только ты. И ничто другое меня не интересует.

Джиллиан улыбнулась, хотя где-то в глубине души у нее оставался горький осадок. Если Адам по какой-то причине не хотел жениться на ней, то это явно не было связано с недостатком любви. Она и не хотела бы ничего другого. Она приняла бы радость любить и быть любимой, а все остальное будь как будет. Только… Даже когда Адам жадно потянулся к ней, чтобы поцеловать снова, Джиллиан пришло в голову, что, если он не собирался жениться на ней, важно было не давать повода для публичного скандала: отправлять назад ванну, полную чистой воды, после того как они заперлись наедине с Адамом в его комнате, было бы слишком интересной историей, чтобы слуги могли держать ее при себе. Люди Арунделя наверняка прослышат об этом, как и слуги, сопровождающие других ожидаемых гостей.

Джиллиан охотно подставила губы и еще крепче прижала его к себе, но, когда Адам высвободился, чтобы снять с себя оставшуюся одежду, сказала:

– Адам, я не стану отказывать тебе. Я никогда не откажу тебе, но ведь это ты говорил мне, что не должен допустить скандала и сплетен в доме матери. Если вода в ванне останется чистой, слуги сделают из этого прекрасную историю. Слуги Арунделя услышат ее тоже, и тогда…

Он отшвырнул в сторону тунику и начал развязывать рубашку, бросив на ходу:

– Да, да, я помоюсь, но потом. Джиллиан, ради Христа, я скучал по тебе почти месяц.

– Но вода будет холодной. Ты подхватишь простуду. Пять минут, Адам. Я тебя помою за пять минут.

На мгновение глаза его налились гневом, но он понимал, что она права, и понимал также, что она жаждет его не меньше, чем он ее. Он злобно уставился на ванну.

– Если бы ты не приказала притащить сюда эту проклятую… – голос его застыл, и злость в глазах сменилась хитрым огоньком. – Влезай со мной, – усмехнулся он. – Так будет даже лучше. Мы даже не сомнем постель.

Джиллиан с тревогой посмотрела на ванну. Это была большая лохань овальной формы, двадцати дюймов в глубину, отполированная и покрытая лаком, чтобы не случилось заноз. Однако Адам отличался большим ростом, а в ванне воды было, пожалуй, даже слишком много из-за того, что Джиллиан никак не могла подобрать температуру и все подливала. Она сомневалась, что они уместятся там вдвоем, и была абсолютно уверена, что, если поддастся предложению Адама, большая часть воды, в конце концов, окажется на полу. Оторвавшись от своих размышлений, она подняла глаза и посмотрела на уже совершенно голого улыбавшегося ей Адама.

– Но, Адам, – неуверенно возразила она, – я не понимаю, как…

Тем не менее, еще не закончив фразу, Джиллиан уже скинула с себя блузу. Идея была заманчивой. Она всегда испытывала огромное удовольствие, когда теплая вода плескалась вокруг ее тела. Идея соединить это удовольствие с тем, что ей предложил Адам, уже увлекла ее. И все же, попытавшись представить себе позу, какая сгодилась бы в ванне, она не удержалась от смеха.