Страница 7 из 7
Тут вдруг последняя фраза – про жизнь на Земле – привела мне на ум одну интересную мысль – и я тут же задал новый вопрос:
– Скажи, друг, а есть ли жизнь на Марсе? И вправду ли говорят, что есть инопланетяне? Или нет их, а все империалисты поганые брешут?
Проводник опять невидимо улыбнулся.
– А мы с тобой где, по-твоему, сейчас находимся?
– На Солнце… – неуверенно ответил я.
– Вот ты и ответил на свой вопрос. Жизнь на Марсе тоже есть, но не такая, как об этом пишут в фантастических романах у землян. Все планеты необъятной Вселенной и все звезды и галактики Создатель сотворил, чтобы на них жили разумные и неразумные существа. И все они будут когда-нибудь населены. Разве ты не читал в Библии: «плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю»?
– Ну-у-у-у… Там же написано про «землю»…
– Смешной ты! – ответил провожатый. – Книга же написана была давно, для неграмотных людей, которые и читать-писать толком не умели, откуда им знать про планеты, про галактики, про звезды? Там сказано фигурально, аллегорически, про всю Вселенную. Не думаешь ли ты, что Создатель сущего оставил бы населенной только одну крохотную планетку, на периферии галактики Млечный Путь, где-то на задворках Вселенной? – и он опять беззвучно и простодушно рассмеялся.
Вообще, знаешь, отец Игорь, мне он все больше и больше нравился, ну, мой этот проводник. Добрый он такой, беззлобный, вроде знает больше, чем профессор какой-нибудь, а простой такой, как мальчишка с соседнего двора. Я к нему привязался.
Наконец, мы поднялись из-за стола и, попрощавшись с улыбчивым официантом, подошли к краю стеклянной платформы и… просто сиганули вниз. Спускались мы на дорогу медленно и плавно, как перышки, и мягко приземлились на стеклянный проспект.
– Нам следует поторапливаться, твое время уже на исходе. Нас готовы принять, – произнес мой проводник.
С этими словами он снова взял меня за руку, воздел другую – и вдруг мы в одно мгновение оказались в небольшом скверике, утопающем в свежей, благоухающей вечной весной зелени раскидистых лип. В центре скверика – фонтан, рядом с фонтаном – скамейки.
На скамейке сидел высокий человек, с головы до пят укутанный в золотой плащ с капюшоном. Он, не отрывая глаз, смотрел на причудливые переливы сверкающей, алмазной россыпи вод фонтана, но когда мы подошли к его скамейке, он вдруг повернул голову ко мне – и я ошалел!
Из-под капюшона лился поток света, и лица не было у него! Но в то же время я знал, что лицо у него есть, потому что солнцеликий человек смотрит на меня, и смотрит так, что все тело мое таяло словно воск свечки от великого пламени этой любви. Он легонько постучал ладонью по скамейке, приглашая сесть с ним. Я сел – и больше не мог остановиться! Я рассказал ему всю свою жизнь, все свои страшные грехи, все зло, что причинил ближним, а он все слушал и кивал, кивал и слушал – не прерывая. А потом молча взял меня и нежно прижал к своей груди и поцеловал в лоб. А я возьми и зарыдай, ровно как волчица по щенятам своим!
Сколько минуло времени – не помню. Но услышал я где-то далеко голос, и был он дивен в ушах моих: «Грехи твои прощены, дитя мое. Ступай с миром!»
Тут вдруг я почувствовал, что начинаю проваливаться, словно стеклянный тот золотой пол стал ватой какой. Сначала по голени, потом по колени, потом – по пояс. Я хотел посмотреть на Солнцеликого, на проводника своего, но никого не увидел. Зато ко мне подошла дивной красоты женщина, небольшого ростика, вся хрупкая, ровно девочка шестнадцатилетняя, а фигурка ее – словно сотканная из солнца. И дивный ее голос, словно из какого-то дальнего далека дивным ручейком прожурчал у меня в голове:
– Не забудь передать отцу Игорю, чтобы не забывал, с кем обручился он! И если сохранит обет святый свой, будет как мы, в городе светов. А уж я за ним присмотрю! И за детишками его, и за матушкой. Пусть больше не унывает!
Я по какому-то наитию достал из кармана чемоданчика икону Божьей Матери «Умиление», какую подарили мне при посвящении в сан, и показал старику:
– Она самая. Владычица небесная, Заступница наша... – прошептал он, улыбнулся, блаженно смежил очи и мирно почил.
КОНЕЦ