Тёмный век

– Любая история, Алекс – это тоже шум. Только более упорядоченный. Как ты думаешь, в каком разрешении Машина рисует объекты?

– В минимальном, иначе никакого хранилища не хватило бы.

– Ответ – ни в каком. Всё это цифры и воображение пользователя.

– Но я видел разные места и эпохи. Один раз мне казалось, что видел и людей… Но они были статичны, как манекены. А может, это и были манекены… Поговорить с ними я не смог.

– Вы выдумали это с «Сократом» на пару. Его тренировали на продуктах художественного творчества. Но он стимулирует твоё воображение. И связь – двусторонняя. Представляешь, какое будущее открылось бы миру, если бы это довели до ума, сделали интерактивным?

– Да уж, – Младший представил и это ошеломляло... – Все заигрались бы до смерти. Так зачем он это делает? Творит сам… без команды? Может, ему мучительно больно? А творчество помогает… отрешиться от бессмысленности этого всего?

– Антропоморфизм, – фыркнула девушка. – Не стоит приписывать Машине человеческое. Её заклинило, и всё. А старик считает её чем-то вроде своего дитя и не даёт отключить или ограничить функции. Он считает это свободой воли.

– Так сколько их там сейчас, Эльза? Этих миров?

– Десять в большой степени. Система показывает их в случайном порядке, иногда по мере генерации. А ведь это только пробный образец… Представляю, какие триллионы выкачали бы из игроков корпорации.

– Мне кажется, не случайно. И похоже, эта штука передаёт информацию со скоростью, которую человеческие органы чувств не могут воспринять, а сознание – осмыслить. В меня будто пытались запихнуть несколько тысяч жизней. Голова чуть болит.

– Тебя предупреждали. «Человеко-машинный интерфейс» на начало Войны только начали разрабатывать. Двое адептов падали в обморок, а один заработал лёгкую ПТСР. Всё это – полностью здоровые люди. Человек не очень подходит на роль флешки. Кстати, многие дикари думают, что на диски и карты памяти загружены души людей. Поэтому они их ломают.

– Они неправы?

– Ты смешной. Не преувеличивай. Это не сны Машины. Кроме тебя, там некому видеть сны. Просто её холостой ход. Рокот безбрежного океана, – повторила она. – Раньше эти записи мы сохраняли надолго, искали в них смысл. Была целая группа интерпретаторов, я в ней состояла. Называлась, естественно, «Солярис». К сожалению, мы не могли поведать об этом миру. Нас бы уже сожгли на кострах. Это было глупо. Пустая трата терабайтов пространства, мегаватт энергии и времени. Даже наше хранилище не безразмерно. Сейчас оно заполнено этими историями, но стоит нам освободить место, как Машина сгенерирует новые. Изобретатель один раз сказал, что эти миры – зародыши новых вселенных. И если мы удалим их, то совершим преступление, потому что там могла развиться разумная жизнь. Но я думаю, что мистер Мастерсон шутит или спятил. Большинство из нас, братьев и сестёр, посвящённых в обслуживание системы, считаем, что эта штука бесполезна. Хотя брат Томас, который был там перед тобой, просил стереть Библиотеку побыстрее, а лучше выключить Машину. Или разбить. Мол, это всё морок и врата в преисподнюю. Он католик.

– Не знал, что у него такое в голове… А с виду спокойный. – Младший вспомнил этого неразговорчивого адепта, на которого иногда натыкался в столовой. Тот всегда перебирал чётки. – Так он из-за этого уехал позавчера? Насовсем?

– Пёс его знает, – ответила женщина, задумавшись. – Но он сказал, что мы богохульники и сотворили Дьявола.

– Я слышал, что Том много общался с этими скандинавами… хоть веры у них совсем разные.

– Да, он говорил мне, что Легион немного заблуждается, но ближе к истине, чем Основание, – сказала Эльза. – Якобы, у них есть надежда на покаяние. А у нас нет, если мы не покаемся немедленно и не удалим Машину. Которая есть великий грех и демоническое творение Сатаны, потому что только Бог может сотворять разум и душу.

– Мне почему-то казалось, что любые мужчина с женщиной… Похоже, он просто дурак. Надеюсь, у него хватит ума не ехать к Легиону в гости. Они убьют его.

– Да. Они чокнутые, – вздохнула немка. – Еще объявят Крестовый Поход. Хоть они и язычники. Чёрт… Везде одно и то же! Сраная политика. Все жрут друг друга, а умников – первыми. Хорошо, что мы не беззащитны. Недавно оборудовали ещё несколько укреплённых постов в горах. Никаким чужакам ничего не светит.

Они ещё немного постояли рядом, молча.

– Чему хорошему мы могли научить Его? – заговорил первым Младший. – В области технологий мы в первую очередь развивали то, что связано с убийствами, слежкой и мошенничеством. А не с продлением жизни и тем, как сделать её лучше и комфортнее.

Эльза не нашла, что на это ответить, но была полностью с ним согласна.

– А себя туда записать можно? – внезапно спросил он.

– Целиком – вряд ли. Наверное, можно записать «что-то от себя». Но зачем?

Младший понял, о чём она. Записать часть своих знаний. Что Машина, возможно, и так делала, без спроса. Снимая слепок с каждого посетителя. Но ни о каком бессмертии речь не шла. И о том, чтобы сохранить тех, кто тебе дорог – тоже.

Но это могло стать одним из направлений развития. Тогда. Раньше. Когда у человечества были на это ресурсы.

Хотя Александр не чувствовал потребности сохранять себя. И не знал, хочет ли кого-то сохранить. Чепуха. Самообман. Самолеты не машут крыльями. Зачем моделировать в «цифре» кусок жира из головы с его бесполезными терзаниями, если на основе голой цифры можно создать алгоритмы эффективнее? А действия по воплощению этих алгоритмов поручить роботу. Эх. Сколько возможностей для будущего упущено из-за озлобленных идиотов.

– Что я понял из последних достижений физики... – произнес Александр, – так это то, что учёные к началу двадцать первого века делали много открытий, но пути для прикладного применения новых знаний… почему-то открывались почти исключительно в обработке информации. Ну, и немного в биологии. А вот в преобразовании материи и получении энергии – почти потолок. Создать новый материал или принцип – запросто. А вот применить, чтобы было эффективнее того, что уже имеется – никак. Может, это ощущения застоя в науке, в освоении космоса, энергетике, продлении жизни – несмотря на кучу мелких улучшений и удобств – это одна из причин пессимизма и глобальной депрессии, которая выплеснулась во взаимную агрессию.

– Чепуха, Алекс. Это понимали только ученые. А толпа так и жила в средневековье, только более комфортном – с магией, которая позволяла заказывать еду из супермаркета и знакомиться с феями онлайн.

– Разве что виртуальными, хе-хе. Мы всегда были в клетке. Даже если она казалась просторной. Почему почти за семьдесят лет человечество не смогло довести до ума холодный контролируемый термоядерный синтез? Учитель считает: потому что это слишком читтерно. Что это заглушка, которую нам поставило мироздание.

– Ерунда, – сказала Эльза. – Прогресс возможен. Просто у настоящих учёных – серьёзная профдеформация. Тут нужны гуманитарии, которые не знают, что это невозможно.

– Такие, как я? – он не сразу понял, шутит ли она.

– Ага. Которые соберут работающий коллайдер из деталей с помойки.

– Издеваешься… А я в детстве верил, что это возможно. Только не коллайдер, а звездолёт. Очень долго верил, что можно улететь исследовать галактику и расстроился, когда мне объяснили, что это хлам сгорит даже в ионосфере Земли.

Уходя, Младший думал над тем… что это просто пустышка. Те миры… они не плохие и не хорошие. Их просто не существует. Миражи. Раньше смогли бы найти этому применение в области развлечений... но новому человечеству эти картинки ничего не дадут. Не накормят и не обогреют. Самая простая технология усовершенствованного ветрогенератора дала бы больше. А ещё полезнее – чертежи простейших приборов и инструментов, подробные инструкции, как их изготовить из хлама, как получить горючее из него же. А не сказки про миллион избранных, которые побеждают миллион тёмных властелинов.