Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5

Глава 2


Глава 2. Беда сплочает

— Чего ты смотришь? — чуть шёпотом спросила девчонка.

Жюльен немного растерянно уставился на незнакомку.

— Поднимайся быстрее сюда, — махнув рукой, сказала она.

Жюльен быстро побежал к ней, держа хлеб крепко в руках.

— Поднимайся на чердак. Как только они уйдут, я поднимусь к тебе.

Жюльен беспрекословно, словно молния, запрыгнул на чердак.

Он дрожал от страха. Каждая минута длилась вечность, и он надеялся только на одно — что его не поймают.

Жюльен сидел и рисовал на пыли в чердаке разные черточки, пытаясь скрыть свою тревогу и нервы.

Спустя какое-то время дверь на чердак приоткрылась, и он спрятался за каким-то старым комодом.

— Ну что, герой, вылезай. Они ушли.

Жюльен вылез из-под комода и, наконец-то, всмотрелся в свою спасительницу.

У неё были мягкие черты, будто из света и воздуха — ни одной резкой линии. Она была среднего роста, но тогда ему казалось, что она выше него. Каштановые волосы нежно лежали на её плечах, и эти небольшие кудряшки… как же они были красивы.

— Я смотрю, ты любишь помолчать, — сказала она.

Её голос для него был такой нежный и какой-то знакомый. Он отдавал теплом, и ему не хотелось, чтобы он затих.

— За что за тобой бежал патруль?

— Я… я украл хлеб из пекарни на немецкой улице.

— Ты был на немецкой улице? Ещё и своровал у них?

В её интонации было непонятно: то ли она восхищается им, то ли считает его безумцем.

— Да. Сегодня… сегодня годовщина моих родителей, и я хотел устроить в память о них небольшой обед. Я не хотел воровать, я не такой… но этот хлеб — свежий и горячий — напомнил мне о хороших днях. И я… я не смог удержаться. А дальше — свисток, и всё остальное как в тумане.

— Ладно. На улице уже поздно. В такое время патрулей ещё больше, поэтому можешь остаться до утра тут. Но только тихо — в этом подъезде живёт главный доносчик, наверное, всего СС.

— Хорошо. Спасибо тебе.

Она развернулась и пошла в сторону выхода, как вдруг…

— Стой! Возьми одну буханку. Если бы не ты, меня бы уже везли в лагерь.

В этот момент её глаза чуть расширились. Несмотря на свою серьёзность и, как казалось, взрослую важность, она показалась Жюльену наконец-то живой. Ей тоже хотелось есть, как и всем в этом оккупированном городе.

— Спасибо, — впервые чуть робко прозвучал её голос.

Жюльен протянул ей хлеб, и в момент, когда она брала его, он сказал:

— Я Жюльен.

— Очень приятно, Жюльен.

Она развернулась и, как казалось, чуть быстрее пошла в сторону выхода — так и оставив его без своего имени.

Чуть позднее Жюльен лежал на чердаке и гадал, как её могли бы звать.

Может быть, Элиз? Как мою одноклассницу — у неё тоже были каштановые волосы.

Элиз была простушкой, а в ней же он видел грациозность и, как казалось, статность.

Марго? Так звали подругу мамы, которая шила платья на заказ и пользовалась популярностью. Интересно, как она сейчас, жива ли вообще?..

«Ой, отвлёкся», — подумал Жюльен.

Нет, Марго ей не подходит. Та была блондинкой, и глаза у неё были ясно-голубые.

«А какие же у моей спасительницы? Как я мог забыть про её глаза… Вот дурак. Надеюсь, судьба улыбнётся — увидеть её ещё раз», — размышлял он.

Может быть, у нас с ней похожие имена, и её зовут Жюльетт? Было бы интересно.

Пока он размышлял, двумя этажами ниже, в квартире, сидела она и думала о том, почему постеснялась сказать своё имя.

Мысли были разные: от стеснения до недоверия — хоть она никогда не страдала от этого недуга.

Война вносит свои коррективы в поведение любого человека. До неё ты мог быть хоть самым добрым и открытым, но суровость присаживает тебя на стул.

Она достала хлеб, который он ей дал, нарезала пару кусочков и ела как истинная леди. Хоть голод в ней бушевал, она никогда не забывала о манерах, которые ей прививала мама.

Жюльен же первую буханку по привычке ел быстро и оглядываясь. Но сегодня ему впервые не надо бояться, не нужно делиться.

Хотя он никогда не был жадным, но, согласитесь, иногда хочется съесть всё самому — особенно когда приём пищи — это роскошь.

Первые лучи солнца пробивались сквозь щели в чердаке и попадали точно в лицо Жюльена.

С пробуждением он осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что всё тихо и спокойно. Он подошёл к окошечку и начал всматриваться в улицу.

Патрулей не было — как и людей. Видимо, он застал тот самый час тишины — момент, когда патрули уже подустали и им вот-вот меняться с новыми, а людям ещё слишком рано вставать, чтобы идти на работу.

Жюльен понял, что сейчас лучший момент, чтобы улизнуть в свой район.

Собрав остатки хлеба и чуть-чуть крема, он выбрался с чердака.

В подъезде было тихо. Он начал аккуратно спускаться по лестнице, а в голове была мысль:

В какой из этих квартир живёт та самая девочка, которая спасла меня?

Пробираясь через каждый пролёт, он представлял, что она живёт там. Ему хотелось ещё хотя бы раз увидеть её.

Выбравшись из подъезда, юноша осмотрел улицу — там никого не было. Он быстро в голове проложил маршрут и выдвинулся в сторону своего района.

Через несколько часов проснулась и она. В голове сразу проскочила мысль: как он там? Ушёл или всё ещё сидит? Набрав воды в бутылку, она поднялась на чердак. Поднявшись, окликнула его, но ответа не последовало.

— Видимо, ушёл… Надеюсь, с ним всё хорошо, — пробормотала она себе под нос.

Спускаясь вниз, она наткнулась на мистера Мориса — того самого «ответственного» жителя подъезда.

— Что ты там делала, девочка? — спросил он.

— Ничего, просто ходила кормить голубей, — чуть растерянно ответила она.

— Голубей? Хм… Странно, никогда не слышал, чтобы там ворковали птицы. Хотя сегодня краем уха ловил какие-то звуки на чердаке…

«Вот же старый жук… Всё он слышит», — подумала она.

— Да, это были мои голубки. Я их тут прикармливаю.

— Смотрю, у тебя появилась лишняя еда? Откуда, интересно, у сиротки еда лишняя?

«Неужели он знает, что я живу тут одна?» — пронеслось в её голове.

— Чего ты вылупила свои глазки? Думаешь, я не знаю, что ты одна и тут тебя весь подъезд подкармливает? Запомни, милая: я знаю всё про всех. Твой отец в своё время очень сильно мне помог, только в память о нём я тебя ещё не сдал великим солдатам вермахта. Хоть вы меня тут и считаете предателем — я помню хорошие поступки.