Страница 1 из 5
Глава 1
Глава 1
«Дети. Страх. Надежда.»
Эта история берёт своё начало в 1943 году и раскрывается она в городе Лион.
Лион. 1943 год. Город света и виселиц
Там располагались одни из самых главных партизанских соединений, но при этом немцы, для контроля и власти, устраивали максимально тяжёлые — я бы даже сказал, нечеловеческие — пытки для людей.
Расписывать город и всё, что творилось в нём, нет нужды, так как наши герои были одновременно далеки и при этом максимально близки ко всему этому. Думаю, характер и суть города вы поймёте через их жизнь.
Утро 1 февраля 1943 года для молодого Жюльена начиналось, как обычно: голодно, холодно и в новом месте.
Мальчику — 17 лет. Его лицо, которое сложно было бы назвать красивым в обычном смысле, не требовало внимания — оно держалось на грани между детской прямотой и взрослой собранностью. Худощавое, вытянутое, с тонкими чертами, как будто кто-то вырезал его из бумаги и аккуратно сгладил края.
Волосы были светлые, средней длины, и всегда была некая взъерошенность. «Будто корова лизнула тебя», — всегда говорила его мама. Это было их семейное клеймо.
Глаза у него были зелёные. Такие зелёные, что в момент тяжести и холода можно было просто посмотреть в отражение — и уже представить лето, травку и деревья, которые накрывает солнце.
Худощавое телосложение было у него и до войны, но в каком-то смысле его неумение есть и спасло от гибели в первый год оккупации.
Звали его Жюльен — красивое и благородное имя, которое было олицетворением жизни и вечной молодости.
В тот самый день, Жульен проснулся в «Сожжённом гнезде», — месте где собирались все: от самых юных до самых старых людей, которые могли ходить и не боялись жизни.
У таких людей не было семьи, друзей и знакомых — была только надежда, что сегодня в гнезде разведут костёр побольше, и никакой из патрулей, или тем более палачей СС, не увидит и не прознает про их место сбора.
Хотя многие знали, что по большей части такие места накрывали из-за доносчиков, которых было множество. Большое и большое множество.
Лион называли городом света.
А стукачей называли «лампами» — потому что они «загорались» и освещали то, что нужно. И потом горело двое: ты, которого сдали и пустили на сожжение, и он, который сидел, грелся у костра с колбаской и бутылкой шнапса от СС.
Люди тут мало доверяли и верили, но гнездо было , хоть и рискованным,шансом быть согретым в этот день.
Но мы далеко ушли от сути.
1 февраля Жюльен, после того как встал, отправился, как и многие, на поиск еды.
Хоть он и не был прихотлив к пище, но он не мог не есть совсем. Тем более в тяжёлую зиму. Да, может быть, Лион не был самым холодным городом этой войны, но вечная слякоть, мокрый снег вперемешку с дождём, отсутствие минимального отопления — всё это давало людям повод умирать. Банальный кашель мог означать для тебя последний вздох.
Еду в такие дни обычно искали в разных местах.
Те, кто были посмелее, шли к местам проживания немцев и их ресторанов и заведений — улицы, которые они заняли для своей жизни. В их мусорках можно было найти очень даже неплохие куски мяса, которые не сильно пропали, слегка зачерствевший хлеб или подгнившие овощи.
диверсии партизан заставляли Немцев забывать о продуктах и пище несмотря на всю их педантичность
Ну а те, люди кто были не такими смелыми, искали еду в обычных районах.
Места поисков в целом не отличались, но сами понимаете, какой улов можно было найти в бедных районах. Можно, конечно, было выстоять в огромных очередях, но вероятность того, что в твою очередь что-то останется, — мала.
Люди постарше, конечно, работали, получали гроши и могли прокормить себя.
Да-да, именно себя. Расчёт денег был такой, что дети и те, кто не может работать, — есть не будут, так как денег должно хватать на минимум еды.
Но был ещё один способ, как кормиться. Это — стучать.
Хотя, как-то грубо сказано… скажу так — доносить.
Стойте, почему я должен жалеть этих людей словом как минимум? Да — стучать, закладывать, продавать и предавать своих друзей, соседей, да и просто парня с другого двора. Но одно могу сказать точно — платили за такое знатно. Особенно если ты сдал партизана. За них платили много — и не только деньгами, но и продуктами.
Даже было выражение:
«Сдай ты партизана — будешь сыт ты до отвала».
Но Жюльен никогда бы не позволил себе такого.
Может быть, был слишком глуп, а может — потому что он человек совести.
У каждого будет своё мнение на этот счёт.
В этот день он захотел рискнуть очень многим и пойти на немецкую улицу. Сегодня была годовщина его матери, и он хотел в этот день поесть и отдать дань этому дню — в лучших традициях, приближённых к довоенному времени.
Рисковал он не только наказанием в виде публичной порки за воровство — а воровством называли даже если ты взял с мусорки.
Для него быть пойманным было более опасным, ведь всем молодым парням, особенно если ты уже подходил под возраст оружия, пойманн равно отправиться на каторгу и рабскую работу.
Он шёл скрытно, перебегая от улицы к улице и максимально осматриваясь — как от патрулей, так и от света «лампочек».
Тех, кто сразу увидит тебя, смотрит, что ты делаешь. И если он резко побежал — твой единственный шанс — это бежать в другую сторону и прятаться на день, два или неделю. Пока не найдут жертву посильнее. Или пока ты не умрёшь.
Дойдя до немецкой улицы, в носу Жюльена сразу же образовался запах пекарни и приятный запах духов — женских, с нотками цветов, или мужских одеколонов — одновременно строгих и приятных.
Жюльен огляделся и увидел метлу дворника, оставшуюся, видимо, случайно.
Он взял её и пообещал вернуть — ведь человек зарабатывает на кусок хлеба благодаря ей.
Он решил притвориться дворником улиц, чтобы максимально подобраться к какой-нибудь мусорке у кафе.
Название того кафе, как сейчас помнил Жюльен — оно называлось «Рассвет», ведь для него в тот день оно действительно стало началом чего-то нового.
Подметая (а подметал он действительно хорошо, дабы не привлекать внимания), он подобрался как раз на задний двор того кафе — и сразу кинулся к мусорному баку.
Открыв его, он увидел остатки крема на пакете — видимо, для пирожных, которые там делали. Сгоревшие куски хлеба или лепёшек, которые были чуть испорчены, но всё такие же вкусные. Бутылку сиропа, где, чуть подразбавив водой, он мог получить неплохую штуку — и многое другое.