Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 106 из 120



– Не прибедняйся. Не надеялся, а знал, – нетерпеливо бросил Теодор. – Я-то сразу понял, к чему дело клонится, еще когда ты стал про все это с такими подробностями рассказывать.

– Знал, – согласился тот. – Знал, что если расскажу все, то возьмете. Так что скажете?

– Что, что! – вспылил Гален. – А то сам не знаешь? Присылай. Не бойся, не обижу. Я и сам так в свое время ушел, хороший человек меня увел, светлая ему память…

Квентин поднялся и резко, коротко свистнул. Гален усмехнулся.

– Ага, теперь вижу, что именно надеялся, – сказал он с неподражаемым ехидством.

– Я его с собой не звал, – быстро взглянул на него Мойзель. – Только знает он, а значит, болтается где-нибудь здесь, неподалеку. Услышит – придет, нет – завтра с утра пришлю.

И минуты, наверное, не прошло, как у костра возникла еще одна тень. Лориан подошел, остановился на самой границе света, поздоровался.

– Ну все, продал я тебя, – сообщил Мойзель. Разведчик молчал, внимательно глядя на Галена. Энтони

впервые видел его вблизи, и ему показалось, что Лориан тоже изменился, не явственно, как братья, а едва заметно, но куда глубже.

– Возьму тебя ординарцем, как и раньше, – сказал Теодор. – Годится?

– Угу! – кивнул пограничник.

– Только придется научиться разговаривать, как положено, – фыркнул цыган нетерпеливо, но не зло.

– Я умею… – сказал Лориан, кинул на землю мешок и расправил скатанный плащ.

– И пожитки с собой прихватил, – усмехнулся Квентин. – А если бы его превосходительство сказал, что ты ему не нужен?

– Так ведь не сказал же… – улыбнувшись, возразил пограничник.

– Ладно, бывай, – потрепал его по плечу Квентин. – Завтра еще увидимся, простимся.

Он легко шагнул в темноту, а Лориан присел на корточки, подбросил несколько сучьев в костер, отчего огонь вспыхнул ярче. Энтони вгляделся в лицо пограничника и понял суть той неуловимой перемены, которая произошла с ним. Он был все такой же неторопливый, по-кошачьи мягкий, так же улыбался – лишь глаза стали беспокойными, да веселые искорки в них погасли…

Гален и его ординарец еще долго сидели у костерка. Энтони спал, пробуждался, сонно глядел на них, засыпал снова. О чем шел разговор, он так и не слышал. Но утром Гален явно повеселел, а Лориан… Энтони не понял толком, но ему показалось, что и разведчик улыбается как-то иначе…

ПОБЕДИТЕЛЬ ДРАКОНА

…Сана Монтазьен облокотилась на перила крыльца. Прямо перед ней, над воротами постоялого двора, сияло огнями звездное небо. Фыркали, шевелились, переминались с ноги на ногу мулы и лошади, шумно дышали быки. Карета темной массой возвышалась над телегами и возками. Карета без гербов, обитая потрескавшейся кожей, но все равно роскошная для этого двора, для всей этой убогой дороги, такой непохожей на тайский тракт, по которому она привыкла ездить в Монтазьен. Теперь они не едут, они бегут, поэтому приходится петлять в старом экипаже по грязным дорогам и ночевать в жалких трактирах. Это ненадолго, говорит отец. В Тай-ли у них владения больше и богаче, чем в Трогармарке, лишь бы туда добраться. Впрочем, они опережают любую погоню не меньше, чем на дневной переход, даже если допустить тот почти невозможный случай, что погоня возьмет их след.

Прошло двое суток с той минуты, когда прежняя жизнь закончилась, разом и навсегда. Сана проснулась ночью от того, что ее трясли за плечи. Она всегда спала крепко, и ее будили без излишних церемоний – но не так же грубо! Кто посмел?! Она с трудом разлепила глаза. В спальне горели свечи, а над ней склонился отец. В каком он быт виде! Порванный, испачканный камзол, расцарапанное лицо – словно ночью продирался через колючие кусты! Сон слетел мгновенно, и Сана уставилась на него круглыми удивленными глазами.



– Быстро! – отрывисто говорил герцог. – Быстро, Сана! Вставай! Собирайся! Все, что надо в дорогу, деньги, драгоценности, то, что тебе дорого. Служанок не буди, им знать не надо…

Александра, как истинная аристократка, умела все. Это вчерашние купчихи неспособны одеться без посторонней помощи, а на сборы в дорогу тратят неделю. Когда час спустя герцог Монтазьен снова появился в ее спальне, дочь, одетая в дорожное платье, сидела на постели перед небольшим сундуком и саквояжем – самыми простыми и неброскими из всех, что у нее были – и втыкала последние шпильки в прическу. Доверенный лакей отца и кучер взяли ее сундук, герцог самолично понес саквояж. Во дворе уже ждала запряженная парой простая карета. В молчании они ехали по темным улицам. Где-то далеко позади запел рожок, ему ответил другой, совсем издалека, по-видимому, из нижнего города. Карета остановилась, запахло водой.

– Кто, куда и зачем едете? – послышался сонный, равнодушный голос.

– Вот подорожная… – почему-то отвечает не отец, а Тибо, лакей. – Это мой брат и дочка.

– Почему ночью? Что вам, дня не хватает?

– Отец у нас умирает… Вечером сообщили… пожалуйста, пропустите, господин начальник! Успеть бы… Вот… – звон монет, потом скрип открываемых ворот. Значит, это речные ворота, только они открываются на петлях, а не поднимаются. Карету качнуло, плеснул в окно свет факела, отец сильно сжал руку Саны и, коротко выдохнув, откинулся назад.

– Ну, все! Спасибо, Великий! – прошептал Монтазьен, прижимая к себе дочь. – Вырвались. О том, что я быт в Трогартейне, знает один Бейсингем, а ему сейчас не до меня.

Вот только придется тебе пока обойтись без служанок. Справишься?

Девушка не ответила, она понимала: герцог задал этот вопрос лишь для того, чтобы хоть что-то сказать.

– Что случилось, отец? – осторожно спросила Александра четверть часа спустя, когда обнимавшая ее рука обмякла. – Куда мы едем? И при чем здесь Тони?

То, что она услышала, было чудовищно. Бейсингем тайком уехал из Аркенайна и, пользуясь своим маршальским званием, поднял мятеж. Отец кинулся следом и почти успел, почти… Они встретились в королевском дворце, в покоях Себастьяна, они дрались – но где отцу сражаться врукопашную с боевым генералом! Бейсингем не убил отца лишь потому, что тот бросился в сад, и предатель не стал искать его в темноте. Когда герцог возвращался домой, он слышал крики в казармах стражи. Тони сумел сделать то, что не удалось Равильяку.

– Но почему мы должны бежать, отец? – опомнившись, спросила Сана. – Ты никогда не выступал открыто ни против Себастьяна, ни против Бейсингема. Бетти считается твоей дочерью, но ведь не ты возвел ее на престол. Ты даже не быт тогда в Совете Лордов. Самое большее, в чем тебя могут обвинить – в излишне усердном выполнении королевских приказов, но это не преступление…

– Не понимаешь? – спросил Монтазьен. – Ты же умная девочка, Сана! Я сам, своими руками снимал знак Солнца с орденской цепи Бейсингема. Откуда он взял другой? Он не подавал прошения епископу, а знак подлинный. А почему на него не действовал перстень? А как он смог за один вечер добиться отлучения от церкви Элизабет и всех, кто был в Аркенайне? Такие решения принимаются месяцами.

– И тебя тоже отлучили, отец? – прошептала Сана.

– Да, и меня тоже. Теперь ты поняла, кто за ним стоит?

– Церковь? – неуверенно спросила она.

– Церковь многолика. Епископ Мартин – тоже церковь. То, что было сделано, мог сделать только Священный Трибунал. И теперь Себастьян и Бейсингем будут с ним расплачиваться. Огненная гора проснулась, Сана. Ты хочешь на костер?

…Этот вопрос и теперь еще звучал у нее в ушах. Костер. Их всех ждет костер. И противных, но безвредных козликов, и ученых, и ее мейстера Лори. Всех, кого отец поручил ее попечению. Они, наверное, уже в тюрьме, а она – она здесь!

Александра опустила глаза. В свете факела, укрепленного над крыльцом, на руке блеснул изумруд. Кольцо Бейсингемов, то, которое Энтони надел ей на палец при помолвке. Его кольцо! Сана едва удержалась от крика, когда услышала от отца его имя, поняла, что он жив. Это, наверное, Теодор постарался, объяснил, он же обещал… А Тони возмутился и решил отомстить…