Год Мамонта

— А вдруг полюбишь? Когда-нибудь?

— Не думаю. Но если и случится такое — не за твой счет я власть эту себе добывать буду.

— Честно?

— Да. Уж не сомневайся.

— Верю, — сказал Кшиштоф. — Спасибо тебе. Хорошо иметь друга.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ВОЛШЕБНИК

Третий уровень Сейской Темницы находился глубоко под землей. Каждая пещера, забранная снаружи решетками, содержала от одного до десяти заключенных. Вместились бы и двенадцать, но у тюремщиков, которых время от времени заставляли вести учет, только десять пальцев на руках, у каждого. Шестипалых мужчин в стране было очень мало, и специально их выискивать, а потом обучать тюремному делу, не представлялось целесообразным.

Князь Шиирский один занимал целую пещеру. Так решил, очевидно, сам Фалкон, и вовсе не из уважения к титулу — князь знал очень много, и позволять ему общаться с другими заключенными было бы глупостью, а глупостей в управлении и так хватало. В пещере было сыро, темно, и противно. По наружному коридору бегали туда-сюда резвящиеся крысы, не решаясь, однако, приближаться к решеткам. Работал естественный отбор. Крыс, склонных к излишней лихости и любви к полной свободе передвижения, ловили и ели заключенные.

Тюремщики, за обещания и чудом оставшиеся у узников монеты и ценные вещи, снабжали их вязанками дров, кремнем, и огнивом.

Совсем недавно Князь Шиирский был выдающейся личностью. Один из наиболее приближенных членов группы Фалкона в Рядилище, он знал Главу Рядилища давно и во многом способствовал продвижению вверх по политической лестнице безвестного провинциала. Фалкон не оставался в долгу. Придя к власти, он не забывал время от времени одаривать князя важными, хорошо оплачиваемыми из государственной казны, должностями. Вскоре князь выкупил свое, находившееся дотоле в упадке, княжество у многочисленных должников, отстроил по одному из проэктов, обнаруженных в доме опального Зодчего Гора, особняк на одной из фешенебельных улиц, содержал значительный штат слуг и, в неурожайное время, мог себе позволить субсидировать фермеров в своем княжестве.

Но время шло, сподвижники Фалкона тяжелели и ленились, и вскоре Фалкон осознал свою ошибку. С подчиненными нельзя быть постоянно щедрым — в конце концов они перестают эту щедрость ценить. Отправлять их в отставку было не с руки — все они знали слишком много о делах Фалкона, и особенно о его аферах за границей, в Славии и Артании, где заключались тайные сделки, постоянно велись секретные переговоры, и вообще делалось много такого, что на бытовом уровне расценивается как предательство, а на государственном как плохая политика. А Фалкон не мог позволить кому-то думать о нем, Фалконе, как о плохом политике. Еще чего! Сегодня он плохой политик, а завтра кто-то кинется делить власть.

Поэтому Князь Шиирский был отправлен в Славию с важным поручением к Правительнице Забаве (конунг Кшиштоф был занят в очередном походе вдоль границ, подавляя междуусобицы и отбирая обратно занятые какими-то случайными артанскими частями, неизвестно как перевалившими через горный хребет, селения). У Забавы во дворце Князь Шиирский пробыл неделю и попарился в бане. Вернувшись, он был схвачен, обвинен в шпионаже в пользу Славии, и заключен в Сейскую Темницу. Он был лишен всех званий, и его княжество передано было в управление совсем молодому, но весьма преданному, барону, вместе с титулом.

Где-то в коридоре раздались шаги. Для вечерней кормежки рано. Шли двое — развязно-тяжелая поступь тюремщика и легкий, энергичный шаг крепкого мужчины среднего роста, подумал князь. На стенах заиграли отсветы двух факелов в дополнение к масляной лампе, горящей в самом конце коридора. Князь сощурился, глаза заслезились. Заскрежетал замок и в камеру вошли.

— Оставь нас, — сказал крепкий мужчина среднего роста.

— Не положено, — ответил тюремщик обеспокоено. — Вы отвернетесь, а он вас по башке хвать, а мне его потом ловить, да еще перед начальством отвечать.

— Очень много слов, — заметил визитер. — Не нужно. Выйди, тебе говорят.

— Эх, доля наша горькая, — вздохнул тяжело тюремщик, выходя. — И ведь всегда так. Не могу я тут, жалостлив я очень.

— Дверь открытой оставь, — предупредил крепкий мужчина.

— Да уж понимаю, понимаю, — сказал тюремщик со вздохом. — То приведи, то отведи, то дверь. А платят мало.

Он ушел, ворча и вздыхая. Где-то ближе к концу коридора он уронил факел, поднял его, ругаясь страшно и вздыхая глубже.

— Добрый день, князь, — сказал Хок.

— День? Я уж забыл, как день выглядит. Присаживайтесь, — саркастически сказал ко всему готовый князь.

Мебели в пещере не было.

— Я уж лучше постою, — сказал Хок. — Я к вам по важному поручению от Фалкона.

— Фалкон вспомнил обо мне?

— Фалкон никогда ничего не забывает. Так вот, дело ваше разобрали, и пришли к выводу, что состав преступления налицо. Но Фалкон просмотрел свидетельства и заподозрил неладное. Он сам взялся за расследование, и теперь почти уверен, что вас оговорили.

Князю показалось, что пещера вдруг ярко осветилась, помимо факела, светом надежды. Он даже зажмурился.

— Вас оговорили ваши враги, враждебно к вам расположенные, — продолжал Хок. — Оно и понятно. Фалкон любит вас, князь. А это многим не по нраву. Люди завистливы. В этом состоит одна из величайших трагедий человечества. Но дело не только в этом. — Он помолчал. Князь затаил дыхание. — в ходе своего расследования, Фалкон все больше убеждался, князь, что существует большой разветвленный заговор против существующего правительства. И заговорщики начали действовать. Уже. Первый ход был удачным — как видите. Одного из лучших друзей Фалкона удалось упрятать в тюрьму. — Хок опять помолчал. — Это вы, — добавил он.

— Да, я понимаю, — у князя затряслись руки.

— Когда Фалкон мне об этом сказал, я предложил немедленно вас освободить. — Хок выдержал паузу, давая князю почувствовать благодарность. Князь почувствовал.

— Но Фалкон, поразмыслив, решил, что нам необходимо использовать этот шанс, чтобы раскрыть заговор и наказать виновных. Вы понимаете, князь?

— Да, конечно, — с подобающим энтузиазмом поддержал Хока князь. — Непременно! Какие подлецы!

— Безусловно подлецы, князь. А только подлецы так хорошо замаскировались, что без вашей помощи выявить их невозможно. Нет прямых улик.

— Я рад помочь всем, чем смогу.

— Меня радует ваша радость. Очень радует.

— Да. Я очень обрадован, Хок.

— Замечательно. Поможете?

— Конечно.

— Обещаете?

— Ну да. Безусловно. Что я должен делать?

— Вы должны просидеть здесь еще неделю. Заговорщики не должны ни о чем подозревать. Вам принесут сюда все необходимое — мебель, свечи, перо и бумагу, любые книги. Вы будете пить и есть в соответствии с вашим положением. Любое вино, любая еда. Свежее белье. Вода для умывания. За эту неделю вы ознакомитесь с материалами расследования. А через неделю вы выступите на суде.

— Выступлю как свидетель?

— Нет. Как обвиняемый. В этом и состоит основа плана, составленного Фалконом.

— Но, позвольте, Хок, я ведь ни в чем не виноват!

— Я знаю. Но вы скажете, что виноваты, и засвидетельствуете, что состояли в заговоре против Рядилища. Вы назовете имена остальных заговорщиков, которых мы к тому времени арестуем. Это даст нам возможность от них избавиться.

— А потом меня оправдают?

— Нет. Если вас оправдают, то, во-первых все решат, что суд просто подстроили, а во-вторых, это лишит нас шанса действовать таким же образом и в будущем для предотвращения других заговоров.

— А что же будет?

— Вы смените имя. Вы уедете в одно из южных княжеств, с гаванью и виноградниками. У вас будет очень большой достаток, много расторопных слуг, свой дворец. Но в столице вы больше не появитесь, князь. Говорю вам это честно, ибо вы человек мужественный, и нет никакого смысла что-то от вас скрывать. Простите меня, я очень сожалею, но это совершенно необходимо. Заговоры были и будут, и нам нельзя терять наши козыри.