Год Мамонта

— Я согласен, — твердо сказал князь.

— Прекрасно. Я нисколько в вас не сомневался, а Фалкон верит вам, как брату.

— У меня только одна просьба.

— Да?

— Сколько сейчас времени?

— Ранний вечер.

— На улице темно?

— Сгущаются, надо полагать, сумерки.

— Я хочу подышать воздухом. Выведите меня, походим часок-другой по городу. В самых глухих местах, где меня никто не узнает.

Хок подумал.

— Что ж, — сказал он. — Я вас прекрасно понимаю, князь. Да. Именно так мы и сделаем. А тем временем сюда принесут все необходимое.

В конце коридора тюремщик дремал на стуле. Хок потряс его за плечо.

— Не запирать, — сказал он. — Сейчас сюда придут. Человек десять. Не вмешиваться. Они могут задать тебе вопрос. Или даже три вопроса. Молчать. Ясно?

— Куда уж ясней, — заверил тюремщик.

— Заткнись, — сказал Хок.

На улице было темно. Окраина, на которой находилась Сейская Темница, выглядела не лучше и не хуже других окраин. Редкие фонари горели только потому, что существовал приказ Рядилища, обязывающий местные управления зажигать по крайней мере один фонарь в каждом квартале, каждый вечер. Воздух был спертый, улицы с нищими вневременными хибарками пропахли отходами, парами скверного варева, которое непрестанно варили и ели жители окраин, кошачьими, собачьими, лошадиными и человеческими экскрементами, которые никто не убирал, и затхлой сыростью. Но князю воздух окраины после длительного пребывания в подземелье показался щемяще чистым. Он едва не потерял сознание. Несмотря на холод, он даже не поежился в своем тюремном облачении.

— Возьмите меня под руку, — сказал Хок.

Они прошли несколько кварталов, свернули в какой-то подозрительный переулок, и вдруг вышли к маленькой грязной таверне.

— Зайдем? — предложил Хок.

— Нет, не надо. Помещение. Впрочем, вот стол и три стула снаружи. Может, сядем? Простите, я забыл, у меня нет с собой никаких денег.

— У меня есть, — невозмутимо ответил Хок.

Сам хозяин вышел к клиентам — одетому в тряпье пожилому мужчине и просто, но со вкусом, облаченному в костюм из дорогой материи и черный бархатный плащ высокому его спутнику.

Через четверть часа князь жадно поедал отвратительную жареную рыбу, запивая ее гадким пивом. Другой еды в заведении не было. Даже хрюмпелей не было. Хок спросил кружку воды, которую, подозрительно понюхав, пить не стал.

— Простите меня, Хок, — сказал князь, не в силах остановиться даже не минуту.

— Ничего страшного, князь, только прошу вас, ешьте помедленнее. А то будет несварение. Да и рыба эта дрянь.

— Я знаю, знаю, — сказал князь. И продолжил.

— Не понимаю, как они могут все это жрать, — сказал Хок равнодушно. — Центральный рынок в получасе ходьбы, и свежая курица и даже мясо там дешевле, чем здесь, не говоря уж о рыбе. А пиво чуть дороже, зато хорошее. Дураки. Болото.

К ним подошли трое. Один сел на свободный стул, двое других встали рядом. Вид у них был развязно-зловещий.

— Добрый вечер, — старательно выговорил подсевший.

Князь перестал есть.

У Хока не было с собой даже кинжала. Один из стоящих явно прятал под своим тряпьем самодельный арбалет. У его дружков наверняка имелись ножи. И ведь опять же глупо, подумал Хок. Ночные грабители достаточно зарабатывают, чтобы купить обыкновенный охотничий арбалет. И одеться поприличнее, чтобы иметь возможность шляться по богатым кварталам, не боясь ареста, а уж у богатых есть настоящие деньги. Не то что здесь. Впрочем, по одежке меня выбрали, да… Хотя и не рассчитали. Не почувствовали. Наверное, накачались пивом. Бараны криворукие, кто ж на дело выходит нетрезвым?

Не замахиваясь, он ударил сидящего кружкой по морде. Сидящий вскрикнул и схватился за морду обеими руками. Хок опрокинул его вместе со стулом под ноги парню с ножом. Арбалетчик поднял свое орудие, и Хок мгновенно сломал ему запястье и сбил его с ног, боднув в ухо. Арбалет остался у него в руках, и он направил его на размахивающего ножом и потянул спусковой крючок. Арбалет не выстрелил. Тогда Хок просто метнул его в размахивающего. Тот увернулся, проявляя ловкость. Пока он проявлял ловкость, Хок поймал руку с ножом и въехал носком сапога нападавшему под колено. Нападавший выронил нож и загудел неприятным басом. Ударенный кружкой встал, держась за морду.

— Убирайтесь, — сказал Хок. — А то ноги буду ломать и на мордах ваших маршировать.

Постанывая, хромая и сутулясь, бандиты убрались.

— Дураки, — сказал Хок. — Болото. Доедайте вашу рыбу, князь, и пойдем отсюда. Противно. А то еще беспризорных детей встретим, а как с детьми драться я, честно говоря, не знаю. А бегать вы в данный момент не в состоянии.

Неподалеку от Сейской Темницы Хоку и князю повстречалась возбужденная, почти бегущая толпа. Хок повертел головой, ловя обрывки выкрикиваемых фраз.

— Чего это они? — спросил князь, которому нравилось слушать голос Хока, его освободителя, здесь, на темной улице, ставшей для него за этот час символом свободы.

— Идут смотреть на Волшебника, — сказал Хок.

— Волшебника?

— Есть такой шарлатан. Раз в три года прибывает в Астафию, по слухам из Страны Вантит. Слухи распускает сам. Говорят, он исцеляет, или помогает больному исцелиться, и показывает разные художественные фокусы и чудеса. На площади. Превращения, дым, огонь, вода, и прочее. С картами тоже есть фокусы. А деньги ему платят придворные.

— Какие придворные?

— Ну не ходить же ему по площади с ведром или головным убором, медяки собирать. Он знаменитый. Отыгрывает представление, идет к себе на квартиру, и там устраивает великосветский прием. Принимает индивидуально, и есть, помимо кабинета, приемная, и там вечно они все толкаются и сплетничают. Платят только золотом, значительными суммами.

— А зачем ему тогда представления на площади?

— Для репутации. Кто б ему поверил, если бы чернь его так громогласно не обожала? Естественно, наши аристократы делают вид, что все это несерьезно. Просто забава. Но на самом деле верят.

— И давно он этим делом промышляет? Я что-то никогда о нем не слышал.

— Лет пятнадцать уже. Еще при Жигмонде начинал. И был тогда, кстати говоря, гораздо более разборчив. Никого, кроме князей, не принимал. А вот при Зигварде не получилось. Зигвард откопал себе какого-то полоумного, где-то в горах. Чего-то предсказывает все время, очень туманно и занудно, что твой член Рядилища. — Хок слегка улыбнулся. — И половина князей и княгинь к этому горному вещателю сразу убежала, с легкой руки Зигварда.

— Интересно, — сказал князь. — Так он сегодня приезжает, Волшебник?

— Да, — ответил Хок. — Странно, что вы о нем никогда не слышали. Впрочем, вы, наверное, правы. Какое цивилизованному человеку дело до суеверий? Беда в том, что цивилизация всегда поверхностна, а суеверия так или иначе составляют почти всю сущность большинства людей. Уж сколько, казалось бы, глумились над религией, высмеивали ее, а в храмах все еще народ толчется, думает, что Создатель почтит думами о них.

— Да, предрассудков много, — согласился князь. — Не поверите, Хок, у меня в княжестве… бывшем моем княжестве… все фермеры — верующие. А священник — такой прощелыга, такой прощелыга.

— Да, — сказал Хок. — Все священники прощелыги. Ну-с, зайдем.

Сейская Темница показалась князю после окраинной улицы адом. Тем не менее, уже не надежда, но уверенность в скорой свободе и жизни на юге, у живописных скал, где в теплой прибойной волне плещутся толстые дети виноделов, скрасила впечатление.

Камера, то бишь пещера, была не очень ярко, но освещена масляными светильниками. В углу стояла кровать с балдахином и свежим бельем. Рядом помещались умывальные принадлежности. Дубовый, хорошей отделки, стол был накрыт и сервирован. По центру дымилось блюдо с глендисами. С краю стола стопкой лежали бумаги. Рядом с бумагами помещались чернильница и перо. У левой стены высился шкаф — семь смен одежды и белья, халаты, и обувь.

У входа в пещеру сидели на новой деревянной скамье двое — они пришли сразу за князем и Хоком — неприветливый лысый и благообразный причесанный.