Рассвет

Он отпустил ее плечи.

– Здесь тебя никто не тронет, – тихо заговорил он. – А там, на Земле… сколько ты там протянешь? Насколько у тебя хватит запала? Даже если, как ты утверждаешь, ты не забыла то, что знала, о других этого не скажешь – они моментально одичают. Многие в душе остались пещерными людьми, только и ждут удобного случая, чтобы опуститься – они возьмут тебя силой, бросят в свой гарем, будут бить тебя, пока не сломают характер.

Поль покачал головой.

– А теперь попробуй скажи мне, что я неправ. Посиди, подумай, а потом скажи, что я неправ.

Глядя в стену мимо него, она думала о том, что он, как это не печально, скорее всего прав. Что ждет ее на Земле? Жалкое существование? Голод? Насилие? Смерть? Конечно найдутся и такие, кто с радостью отвергнет все законы и правила цивилизованного мира. Может быть это случится не сразу, но постепенно, это почти наверняка – подонки быстро уразумеют, что законы пишутся тут теми, кто сильнее.

Он снова схватил ее за плечи и на этот раз неуклюже попытался поцеловать ее. Точно так же, когда-то давно, еще в школе, к ней лезли лизаться распаленные мальчишки. Такие ласки никогда не беспокоили ее. Но несмотря на свой страх, вопреки самой себе, она ответила ему. Потому что в этом было нечто большее, чем несколько мгновений ворованного удовольствия.

– Послушай, – сказала ему она, когда он наконец отстранился, – мне совершенно не хочется устраивать тут представление для оанкали.

– Какая разница, смотрят они на нас или нет? Они не люди и ничего не поймут. Стала бы ты стесняться собаки?

– Дело не в них, а во мне.

– Лилит, – сказал он, покачивая головой, – они всегда следили за нами и будут следить.

– Для меня это все равно важно, – ответила она. – А кроме того, мне совсем не улыбается подарить им для их экспериментов ребенка.

– Может быть они уже получили его от тебя.

Неожиданность потрясения и страх заставили ее промолчать в ответ, но ее рука непроизвольно метнулась к животу, где под курткой скрывался ее шрам.

– Они называют это «обычная сделка», но до сих пор еще не получили от нас столько, сколько в этом смысле ими обычно подразумевается, – сказал он. – Большая часть из того, что у них есть – это люди Динсо, иначе говоря те, кто изъявили желание вернуться на Землю. У Тоахт здесь людей очень мало. И они хотят, чтобы родились еще – вот такая у меня догадка.

– И они занимаются этим, пока мы спим? Каким-то образом они…

– Каким-то образом! – прошипел он. – Святая простота! Да они не перед чем не остановятся! Они забирают семя от мужчин и женщин, которые даже никогда не знали друг друга, само собой без их на то ведома, оплодотворяют женщин, которые вынашивают им детей ничего не подозревая, и когда эти дети появляются на свет, они не знают ни свою мать, ни отца. Это только мои догадки, потому что, вполне возможно, они уже научились донашивать зародыши в каком-нибудь из своих прирученных животных. Им ничего не стоит вырастить животное, которое смогло бы служить искусственной утробой – для того чтобы выращивать человеческих личинок, как они наверное нас называют. Или, может быть, им вообще для таких дел не нужны ни мужчины, ни женщины – может быть они обходятся пробой кожи или наших выделений – и из этого материала выращивают ребенка – может помнишь, когда-то это называлось клонированием. А может быть для этой цели они используют свои отпечатки – и ради Бога не спрашивай меня, что это такое, их отпечатки. Эта такая штука, при помощи которой они смогут получить точную копию тебя и через сто лет, даже если ты погибнешь и тело твое будет уничтожено, или сгниет и от него ничего не останется. И это только начало. Они умеют творить с людьми такое, для чего у меня даже нет слов. Единственное, на что они, похоже, не способны, это оставить нас в покое. Поэтому за себя нам придется бороться самим.

Прикосновение его рук, которые лежали на ее плечах, было почти нежным.

– Остается надеяться на то, что до сих пор они ничего такого с тобой не сотворили.

Внезапно он сильно ее встряхнул.

– Хочешь знать сколько детей они от меня получили? «Твой генетический материал был использован для созданий более семидесяти детей», вот как они мне сказали. А я за все время пока нахожусь здесь еще ни разу не видел ни одной женщины.

Он замолчал и несколько секунд пристально смотрел на нее, и под этим взглядом она задрожала от страха и от жалости к нему и ужасно захотела его оттолкнуть. Он был первым человеческим существом, которое она видела перед собой за многие годы, и вот теперь единственное, о чем она могла думать – это как скорее убраться от него подальше.

О том чтобы драться с ним, не могло быть и речи. Она была высокой женщиной и всегда считала себя сильной, но он был значительно крупнее ее – футов шесть с половиной, а то и выше, и очень крепкий.

– У них было сто пятьдесят лет для того, чтобы разобраться с нами как следует, – сказала ему она. – Может быть, мы не можем заставить их остановиться, но и помогать им мы не обязаны.

– Да черт с ними!

Он попытался расстегнуть ее куртку.

– Нет! – выкрикнула она, намеренно резко и пронзительно, чтобы испугать его. – Мы не животные. Так сводят жеребцов и кобыл, чтобы потом опять развести их по стойлам, когда они закончат друг с другом. Но лошадям все равно. Они просто животные.

Он уже разорвал ее куртку и возился теперь с брюками.

Резко оттолкнув его от себя и вложив в толчок всю массу своего тела, она сумела освободиться.

Он опрокинулся на спину, но с неожиданной проворностью вскочил на ноги и снова был над ней.

Вскрикнув, она перекинула ноги по другую сторону платформы, на которой сидела и быстро соскочила там на пол. Теперь они была разделены платформой и находились каждый со своей стороны от нее. Он немедленно метнулся к ней вокруг.

Она снова перебросила через платформу ноги и оказалась по другую сторону опять.

– Ты ведешь себя, как цепной пес. Ты цепной пес оанкали! – крикнула ему она. – Опомнись и посмотри на себя со стороны. Возьми себя в руки.

Он снова бросился к ней, похоже уже не обращая на ее слова внимания. Он был ужасно возбужден и твердо настроен добиться своего. Вскочив на платформу, он перехватил ее. Она сумела вырваться, но он загнал ее в угол.

– Сколько раз ты делал это для них раньше! – в отчаянии закричала она. – Была у тебя на Земле сестра? Или ты ее тоже забыл? Может быть они и сестру твою к тебе приводили и ты делал с ней все по их указке?

Он поймал ее за руку и дернул на себя.

– И перед своей матерью ты тоже не остановился бы?

Он замер и она взмолилась Богу, чтобы эти слова задели его рассудок.

– Ты слышишь – я говорю про твою мать. Ты не видел ее с четырнадцати лет. Ты мог и не узнать ее, когда они приводили ее к тебе…

Он ударил ее.

Потрясенная от внезапной вспышки боли, она упала перед ним на колени, и он оттолкнул ее, словно ненавидел всей душой. Она растянулась на полу.

Упав на пол, она сильно и неудачно ударилась и почти потеряла сознание, когда он навис над ней.

– Никогда прежде я такого не делал, – прошипел ей он. – Никогда ни с одной женщиной. И кто знает, с кем или с чем они мешали то, что брали от меня.

Он замолчал, глядя на нее, лежащую у его ног.

– Они сказали мне, что я могу сделать это с тобой. И еще они сказали, что если ты захочешь, то сможешь здесь остаться. А ты взбеленилась и захотела вдруг уйти! Ты все испортила!

Коротко размахнувшись, он пнул ее ногой. Последнее, что она слышала проваливаясь в черноту беспамятства, было его хриплое грязное ругательство.

Ее разбудил голос – рядом с ней, не прикасаясь к ней, находились оанкали. Никани и еще кто-то.

– Можешь уходить, – сказало Никани, – она приходит в себя.

– Мне лучше остаться, – мягко, но настойчиво возразил другой голос – Кахгуяхт. Она снова подумала о том, что несмотря на то, что из-за бесполости голоса у всех оанкали одинаковы, она никогда ни с кем не спутает вежливый и вкрадчивый тон Кахгуяхта.