Босоногая принцесса

Она обняла ладонями его лицо и заглянула ему в глаза.

– Я так рада, что ты опять стал моим гостем, мой мальчик. Возвращайся поскорее… – Она бросила виноватый взгляд на Эми. – О Господи! Я забыла. Меня же здесь не будет, но мне бы хотелось, чтобы ты не забывал, что существует такой остров – Саммервинд. Жители деревни и фермеры будут наверняка рады приезду своего сеньора.

Джермин снова посмотрел на Эми. В глазах девушки он увидел насмешку, но он ничего другого от нее и не ожидал. Он знал ее мнение о себе. Скучающий, праздный, без чести и совести…

– Обещаю, мисс Викторина. – Наклонившись, он поцеловал ее в морщинистую щеку.

– Мой дорогой мальчик. – Губы мисс Викторины дрожали. – Я так по тебе скучала. – Взяв лампу, она ушла.

В погребе стало намного темнее, но он все же разглядел выражение лица Эми.

– Сеньор, как же! – язвительно произнесла она. – Да знаете ли вы, что это значит?

– Я маркиз Нортклиф. Мы были сеньорами в этой округе в течение пятисот лет. Мой отец научил меня всему, что необходимо знать, чтобы быть Нортклифом. – А он пренебрег своим долгом, и ее явное презрение его задело. Поэтому он зло спросил: – А чему вас научил ваш отец? Или вы не знаете, кто был вашим отцом?

Она так быстро метнулась в его сторону, что ему показалось, что он сможет схватить ее. Но она остановилась в нескольких шагах от него.

– Мой отец говорил мне, чтобы я оставалась сама собой и всегда старалась поступать правильно. Он на деле показал мне, что такое долг и жертвенность. Я запомнила уроки своего отца. Плохо, что вы не сделали то же самое.

Боже мой! Она его высекла его же словами, не выказав ни капли уважения к нему как лорду.

– Разве лучше быть аристократкой, которая пережила нелегкие времена и очерствела настолько, что…

Она перебила его, не дав закончить:

– Это ваша новая теория относительно меня? – Она фыркнула. – Интересно, какую чепуху вы еще придумаете, чтобы объяснить ваше похищение?

– Существуют сотни способов, которые могли бы сделать вас той, кто вы есть, но один остался нетронутым. Вы нелепая девушка. – Он вложил в это слово столько презрения, что она должна была понять, что он хотел употребить другое, менее изысканное.

– Жизнь вообще нелепая штука, особенно если ею живут голодные и отчаявшиеся. Вы мне надоели. Но я пока не могу уйти. Шахматист вы никудышный, но партию мы закончим.

Она опять задела его за живое.

– На самом деле я один из лучших шахматистов Лондона. «Если я не играю против женщины. Особенно против такой, от которой кровь начинает бурлить, а желание мешает думать».

– Значит, Лондон – город глупцов. – Ее взгляд упал на оставленное мисс Викториной на столе рукоделие. – Вы могли бы вышивать. Это было бы хоть какое-то занятие.

– Нет… не было бы, – процедил он сквозь зубы. Она взяла в руки кружево и потрясла им перед его носом.

– Да будет вам, милорд. Представьте себе, какое вы получите удовлетворение оттого, что я окажусь не права.

– Я не женщина.

А она женщина. Ему понравилось, как она завернулась в шаль, прикрыв грудь, словно шаль могла защитить ее от его похотливого взгляда. Но эта уловка была бесполезной и говорила лишь о том, что у нее мало опыта в общении с мужчинами – а может быть, и слишком много.

– Нет, но вам скучно.

В этом она была права, черт бы ее побрал. Он понимал, что она его дразнит, что ему не следует поддаваться. Все же он скучал. И испытывал вожделение. И был в отчаянии.

– Хорошо. – Решение пришло быстро. – Покажите мне, как это делается.

Она взглянула на него с подозрением.

– Что вы смотрите? – Джермин удивленно поднял брови. – Вы меня убедили.

– Что-то вы слишком любезны.

– Некоторые вообще считают меня обаятельным.

– Наверняка это дебютантки. – Она вложила в это слово максимум презрения. – Я права?

– Да.

– Не верьте им, – посоветовала она. – Они вам льстят. Они охотятся за кольцом, которое, как они надеются, вы наденете им на пальчик.

Это было как раз то, о чем он и сам думал, но ее уверенность была иной. Она осуждала. И он понял, что она не представляет себе, как это он может быть обаятельным.

Ему вдруг пришла в голову неприятная мысль. Возможно, он и вправду вовсе не обаятелен. Во всяком случае, его отец никогда таковым не был.

Но это было лучше, чем быть похожим на мать – очаровательную, но непостоянную и непредсказуемую.

– Ладно. Идите спать. Я не ребенок. Мне не нужно, чтобы вы меня развлекали.

– Отлично. – Она сунула кружево в карман. – Я уверена, что вы все равно не способны сосредоточиться настолько, чтобы научиться.

Гремя проклятой цепью, он отошел к койке и бросился на нее.

– Ясное дело. Ведь я такой праздный, нерадивый и безответственный.

Эми замешкалась, явно не понимая, чего он хочет.

– Заберите свечку, – сказал Джермин, щелкнув пальцами.

Она бросилась вон из погреба, а он остался лежать, тупо уставившись в потолок.

На следующий день – первый солнечный весенний день – Пом стоял на площади деревни Сеттерзвей. В отличие от людей с материка с их красивыми разноцветными палатками Пом продавал рыбу прямо из корзины. На этом рынке он каждую неделю торговал своей рыбой. Его знали все, и ему все здесь было знакомо – люди, запахи, шум и гвалт… и шест у колодца, на котором развевались на ветру обрывки бумаги. Если кто-то продавал мула, он клеил свое объявление на этот шест. Если власти хотели поймать дезертира, на этом шесте появлялась информация о вознаграждении. Сара Проктор даже прилепила на шест объявление о том, что ищет мужа, и таки заполучила работящего мужика. А влюбленные иногда приклеивали любовные письма, адресованные своим возлюбленным.

Одно из таких запечатанных писем привлекло внимание Пома. Какой-то красивый парень прибил письмо ржавым гвоздем и ушел. Пом был высоким, выше всех на этой площади, и он стал зорким глазом осматривать площадь, выглядывая подозрительных людей, которые бы прятались в тени. Эти люди, возможно, тоже высматривали – но, наверное, того, кто возьмет это письмо, – чтобы схватить его.

Но Пом никого не увидел.

Потом, убедившись, что мистер Харрисон Эдмондсон не подослал шпиона, Пом кивнул викарию Смиту.

Викарий Смит не спеша закончил свою беседу с миссис Фремон и двинулся к центру площади. К тому месту, где был шест. Сначала он вроде как начал рассматривать палатки и разложенные в них товары, а потом, в самый разгар торговли, направился в центр площади. На какое-то мгновение Пом потерял его из виду, а потом обнаружил его выходящим из палатки миссис Шоуотер с буханкой хлеба и жующим на ходу пончик. Он свернул к палатке, торгующей элем, не обращая внимания на сидящую на углу ее цыганку-гадалку.

Только Пом заметил, как викарий Смит передал письмо его жене Мертл, переодетой в пестрые лохмотья. Ее лицо было окрашено соком грецкого ореха в цвет загара.

Мертл закончила гадать по руке хихикающей девице, несомненно, нагадав ей богатство и красивого мужа, спрятала в кошелек деньги и, проверив, хорошо ли платок скрывает ее белокурые волосы, направилась к Пому. По дороге она подмигнула нескольким мужчинам и погадала нескольким девицам, протянувшим ей свои ладони. Остановившись перед Помом, она соблазнительно качнула бедрами и сказала:

– Ну и здоров же ты. А остальные тоже такие высокие?

Женщины вокруг рассмеялись, а Пому даже не пришлось притворяться, что он смущен. Пом не любил быть центром внимания.

Мертл это знала и усмехнулась.

Его жена явно была довольна.

Она взяла его руку и, что-то бормоча, повернула ее так, что прикрыла ее своей шалью. Письмо незаметно перешло в руку Пома. А Мертл отошла и сказала громко, так, чтобы ее все услышали:

– Он женат на белокурой ведьме, которая выцарапает мне глаза, если я попытаюсь охмурить его.

– Как она это узнала? – удивился один из зевак.

– Моя судьба не здесь, – заявила Мертл.

– Да уж конечно, – сказал Пом. – Ступай найди ее.