Страница 17 из 85
- Ты в советском госпитале, - сказал майор. - Тебе уже лучше. Успокойся и засни.
Веки больного широко раскрылись, глаза приобрели осмысленное выражение.
- Шефа... - его лицо болезненно перекосилось. - Директора... Командира госпиталя...
- Я начальник госпиталя, мальчик! - майор присел на краешек кровати и взял больного за руку.
- У меня... в кармане... ампула. Это - военная тайна...
- Хорошо, хорошо! Ампула цела, она у меня.
Больной еле заметно кивнул головой, закрыл глаза и затих.
- Уснул, - сказал Кривцов. - Идите отдыхать и вы, Маша. Мне кажется, опасность миновала.
Майор посидел у постели больного еще некоторое время, прислушиваясь к дыханию, всматриваясь в черты худенького лица. Да, этот юноша, видимо, перенес многое.
- Ну, выздоравливай, выздоравливай! - ласково прошептал майор. Как всегда, человек, отвоеванный им у смерти, становился ему близким и родным. - Глаша, - обратился он к санитарке, - присмотрите за больным. В случае чего - немедленно зовите меня. А сейчас - пусть спит.
Больной спал двое суток. Ему умышленно вводили снотворное, чтобы сном укрепить организм. Проснувшись на третье утро, он сразу же потребовал начальника госпиталя. Все еще тихо, но уже внятно он сказал майору Кривцову:
- Товарищ начальник, в ампуле - антивирус. Фашисты собираются начать бактериологическую войну, так этот препарат...
Широко улыбаясь, майор прервал его:
- Война окончена, дружище! Мы победили!
- Победили? - радостно прошептал больной. - Победили! - и вдруг, вспомнив о чем-то, нахмурил брови и тревожно спросил: - А подземный город?
- Какой город? - искренне удивился Кривцов.
- Фашистский... Людей - освободили?
- Не знаю. Да ты хоть скажи, как тебя зовут?
- Степан Рогов, - торопливо ответил больной. - А где можно узнать? Этот подземный город находится в Баварских горах.
Майор вместо ответа развел руками: советские войска туда не дошли.
- Ну, а теперь - спать! - строго сказал майор. - Ты очень слаб и должен укрепить свое здоровье. Обо всем поговорим позже.
Но Степан долго не мог уснуть.
"Победа! Победа! Фашисты разгромлены навсегда!" - ликовало все его существо. Но к этим мыслям примешивались и другие: он, Степан Рогов, ничем не посодействовал победе. Кому нужна теперь бесполезная военная тайна, которую он добыл?
Жизнь победила, но здоровье не возвращалось.
Крупозную пневмонию Степан перенес сравнительно легко, но воспалительный процесс суставной сумки плеча начал приносить юноше все больше страданий и очень беспокоил врачей. Не помогали даже наиболее могущественные препараты, - болезнь приняла затяжной хронический характер. И хуже всего было то, что юноша впал в подавленное состояние. Он безропотно переносил мучительные лечебные процедуры, и почти все время лежал, устремив взгляд в потолок.
После сильных переживаний Степаном овладела депрессия. Его угнетала неизвестность: что стало с Екатериной Васильевной и другими пленниками.
Кривцов, понимая чувство больного, ежедневно заходил к нему, беседовал с ним запросто, в полушутливом тоне. Часто майор заводил разговор о хирургии.
Доцент Кривцов был незаурядным хирургом. Армейские врачи восхищались точностью eгo диагнозов и безукоризненностью проведения операций. Он безбоязненно - и всегда успешно оперировал в области сеодца и на черепе, сконструировал целый ряд замечательных приспособлений для извлечения осколков, проводил удачные операции по приживлению почти оторванных конечностей. Но главное, что его интересовало,- злокачественные опухоли. Он встречал их очень часто: извлекал осколок из брюшины, например, и вдруг натыкался чуткими пальцами на знакомое уплотнение ткани. Раненый даже не подозревал, что носит в себе зачаток неизлечимой болезни, которая проявится, быть может, лишь через несколько лет. Кривцов спокойно удалял опухоль.
Как человек, влюбленный в свое дело, майор решил увлечь хирургией и Степана Рогова.
- Что с тобой, Степа? - спросил он однажды, присаживаясь на табурет у кровати. - Тебе очень больно?
Юноша отрицательно покачал головой.
- Так почему же ты печален? - Кривцов отодвинул занавеску на окне. - Смотри: солнце сияет! А ты...
Степан грустно улыбнулся:
- Товарищ майор, я все время думаю о том, что вы мне сказали. Неужели все-таки антивирус бесполезен? Не можете ли вы исследовать этот препарат сами?
- Кто? Я? - Кривцов с деланным ужасом замахал руками. Да я боюсь микробов как огня! Нет, Степа, то ли дело хирургия! Ножичком чик-чик, отрезал руку, ногу, голову, - Кривцов засмеялся, - пришил новую - и гуляй себе на здоровье! А относительно препарата... Нет, Степа, не берусь. Не имею права вскрыть ампулу. Вот выздоровеешь, я отвезу тебя в микробиологический институт, там специалисты исследуют твой антивирус.
Степан молча кивнул головой. А майор продолжал в шутливом тоне:
- Нет, Степа. Я тебе серьезно говорю; бросай микробиологию, займемся хирургией. Какие интересные проблемы возникают! - Он наклонился к Степану и зашептал: - По секрету тебе скажу: я сейчас готовлю докторскую диссертацию! Не веришь? Честное слово! Только трудно мне, - ох, как трудно без помощника! - Кривцов лукаво посмотрел на Степана.
Степан в смущении отрицательно покачал ГОЛОРОЙ. Он очень любил эти полушутливо-полусерьезные беседы, рассеивающие мрачные мысли, и понимал, что майор искренне желает ему добра. Но после всего увиденного в подземном городе медицина опротивела юноше.
- Так не хочешь? - Кривцов погрозил пальцем. - Вот погоди, я натравлю на тебя Ванюшку! Он тебе докажет, что такое хирургия! А теперь - нечего отлеживаться! А ну-ка на прогулку! Марш в сад! Бегом.
Эти строгие команды означали, что Степана вместе с койкой бережно вынесут на веранду. Юноша любил эти "прогулки". Отсюда, с высокого холма открывался широкий вид. На горизонте вырисовывались острые зубцы Татр, днем ослепительно белые, а к вечеру - иссиняфиолетовые, розовые, багряно-красные... Издалека долетали чешские песни - какие-то необычные, но близкие и чем-то знакомые. Степан закрывал глаза, вслушивался в мелодии и представлял себя на родине, в милой сердцу Алексеевке...
К вечеру сад наполнялся больными. Одни ковыляли на костылях, другие несли перед собой тяжелые гипсовые руки, третьи неподвижно лежали на койках и колясках. Не было слышно стонов и жалоб: люди смеялись, шутили. Особенно выделялся один - коренастый подвижной юноша. Его никто бы не назвал больным. Однажды он подошел к Степану и с шутливой угрозой спросил:
- Так это ты - Степан Рогов?
В тон ему Степан cкaзaл:
- А ты - Ванюшка?
Парень с улыбкой подтвердил:
- Точно! - достав из кармана пачку папирос, он оглянулся и протянул Степану. - Куришь?.. Да кури, чего их там бояться, этих докторов! Сами небось по две пачки в день выкуривают, а нам - нельзя? Что за неравноправие такое?
Ванюшка чиркнул спичку, прикурил и с наслаждением выпустил струйку ароматного дыма.
- А меня майор прислал агитировать тебя за хирургию, сказал он. - Я у него завсегда за агитатора. Как кто нос повесил - иди, Ванюшка, доказывай, что операции получаются удачно, что совсем не больно, - в общем, что хирургия - как мать родная! Смешной доктор: зачем доказывать, если это и так видно? Вот я, например. Ты знаешь, кто я?
Степан покачал головой. Ему очень понравился этот веселый парень.
- Я - уникум! - убежденно сказал Ванюшка. - Уникум! И даже двойной. Во-первых... - он загнул палец, - меня убили через неделю после конца войны. Вовторых, я был мертвым целых пять минут и воскрес! А если не веришь - смотри!
Ванюшка распахнул халат и приподнял рубаху. На грудной клетке, прямо против сердца, была вмятина, затянутая нежнорозовой кожей. Сердце парня ритмично и сильно ударялось об эту тонкую преграду.
- Вот видишь, - парень с гордостью приложил руку к груди. - Стучит! А было в нем вот что!