Торжество жизни

На ладони у парня лежал крупный осколок с острыми рваными краями.

- Нет, ты правду говоришь? - Степан смотрел на Ванюшку почти с испугом.

- Даю честное слово гвардейца! - серьезно ответил тот. Меня смертельно ранили шестнадцатого мая под Лясной. Случилось так, что на нашем участке фашисты не захотели сдаваться в плен и побежали в гости к американцам. Пришлось их немного попридержать. Ну, задержали, конечно. А я в тот день, в шестнадцать ноль-ноль, как говорит товарищ майор, скончался на операционном столе. Записали, значит, в истории болезни: "Умер". Осталось дописать: "Похоронен там-то"... Лежу. Молчу. Не протестую. Ясное дело - неживой... Когда вдруг вбегает майор да как закричит: "Что же вы наделали, сякие-такие! Да вы знаете, кто это лежит? Это же - Ванюшка, герой-танкист! Вернуть его к жизни!" - Ванюшка улыбнулся и виновато добавил: - И вернули!

В сильном возбуждении Степан воскликнул:

- Hу и молодец ты, Ванюшка! Честное слово, молодец!

- Почему же молодец? - удивился тот. - Мое дело телячье... А вот майор - молодец! Нет, мало! Человек! С большой буквы, как Горький писал! Ты ему верь! Он мне рассказывал про тебя. Говорил, что начнет тебя учить. Соглашайся! Вот станешь хирургом, вернешь к жизни какого-нибудь парня, ну, такого как я... Да он тебя по гроб жизни не забудет! А ты сам что почувствуешь? Что у тебя - словно крылья выросли! Вот меня как оживляли: пропустили б еще минуту - и не стало бы танкиста Ванюшки! Закопали бы, сгнил бы... А тоживу! Смеюсь! Дышу! И работать буду! - он обнажил руку и показал узловатые бицепсы. - Правда, бегать нельзя и курить... тоже нельзя. Но это - пустяк! Шофером стану работать. Ведь так?

- Да, Ванюшка! - тепло сказал Степан. - Спасибо тебе. Для меня сейчас многое стало ясно.

Он почувствовал себя бодрее, ему захотелось что-то делать, к чему-то стремиться.

В памяти всплыл профессор Браун, банки со взъерошенными больными крысами, пробирки и микроскопы, страшная пустота и безмолвие лаборатории в недрах гор... Это воспоминание было неприятным. Почему? Ведь дело, в конце концов, не в обстановке?

И Степан понял: в лаборатории Брауна он видел только подопытных зверьков. Во имя чего производились опыты? Во имя людей? Но их не видел там ни Степан, ни профессор Браун. Старик даже редко употреблял слово "человек". Он говорил "человечество" или "организм"... А майор Кривцов видел перед собой вот этого Ванюшку - коренастого, рыжеватого, с родинкой на девой щеке... Видел и знал, что у этого Ванюшки есть мать, что Ванюшка грудью защищал Родину и чуть не погиб в двадцать лет.

Долго, очень долго не спал в ту ночь Степан. А на следующий день он сказал майору Кривцову:

- Товарищ майор, нельзя ли мне посмотреть, как делаются операции?

- Ага! Сагитировал Ванюшка?! - засмеялся Кривцов. - Нет, дружище, рано! Вот если к первому сентября добьешься нормальной температуры - разрешу. А пока что, не желаешь ли прочесть хорошую книжицу?

Без особенного интереса Степан взял учебник хирургии и засунул его под матрац. Нет, он не хотел заниматься теорией - хватит с него книги профессора Брауна. Надо увидеть все собственными глазами.

Но прошел и сентябрь, и ноябрь, а здоровье Степана яе улучшалось. Только накануне нового года майор Кривцов сказал:

- Ну, Степа, завтра мы с тобой делаем операцию.

Чтобы не напугать Степана, майор решил показать простейшее удаление осколка под местным наркозом. Но едва лишь острый скальпель рассек кожу больного и показалась кровь, юноша побледнел, закрыл глаза и пошатнулся.

В тот же вечер у Степана вновь резко повысилась температура.

- Товарищ майор, я не могу! Я ненавижу кровь, стоны... Я знаю: причиняя страдания людям, вы спасаете их от смерти. Я бы тоже хотел бороться за жизнь, но как-то не так. Вот вы рассказывали, что рак лечат лучами радия. А другие болезни? Нельзя ли найти такие способы, чтобы всегда исцелять без боли?

- Я понимаю тебя, Степа! - Задумчиво поглаживая седеющий ежик волос, Кривцов подошел к койке Степана и взял его за руку. - Девизом нашей медицины всегда было: меньше боли! Гениальный русский хирург Пирогов еще в средине прошлого столетия впервые в мире применил наркоз. Советские ученые ввели местное обезболивание. Используя эти методы, мы во много раз уменьшаем страдания больных. Но этим не исчерпываются наши задачи. Ты прав, Степа: нужно искать иные, новые пути. И мы ищем... Вот тебе, например, мы первым долгом ввели пенициллин. Этим ты был спасен от ампутации руки, а может быть, и от смерти... А ты знаешь, что такое пенициллин?

- Профессор Браун говорил мне что-то об этом лекарстве, но я не стал слушать.

- Напрасно! Правда, западные ученые стараются приписать честь открытия пенициллина Флемингу, но лечебные свойства зеленой плесени были открыты русскими врачами Манассеиным и Полотебновым еще в прошлом столетии. Сущность открытия такова: микроскопические грибки вида пенициллиум в борьбе за существование выделяют особые яды, при помощи которых уничтожают многих страшных для человека микробов...

- Простите, товарищ майор, - прервал его Степан. - Разве борьба за существование действительно есть?

- Конечно, есть!

- А "гомо гомини..."?

- Эту пословицу надо переделать так: "капиталист капиталисту - волк!" - Кривцов засмеялся. - Но это же не люди, это империалисты, они живут по законам джунглей! А среди человеческого общества борьбы за существование - такой, как утверждают фашиствующие биологи, - нет! Разве мать вырывает пищу изо рта своего ребенка? Разве ты, например, испытываешь желание убить кого-либо за то, что он дышит вместе с тобой одним воздухом, пьет из одного источника, ест плоды, взращенные на одной и той же земле?! Конечно, нет! Человеческое общество имеет свои особые законы. А борьба за существование между различными видами в животном и растительном мире действительно идет.

Степан задумался:

- Товарищ майор, - сказал он после длинной паузы. - Значит, можно натравить одних микробов, на других? Но это же как раз то, о чем мечтал профессор Браун!

- За много лет до Брауна об этом мечтал наш великий ученый Илья Ильич Мечников. И не только он. Манассеин и Полотебнов, Ценковский и Гамалея и многие другие уже немало сделали для того, чтобы осуществить эту мечту... А Браун... майор вздохнул. - Что ж, не хотелось мне тебя огорчать, но придется. Браун придерживался ошибочных взглядов. Скажи, можно ли создать микробов по рецепту?

- Можно!

- Нельзя!

- Нет, можно! - разгорячился Степан. - Я сам видел формулу живой молекулы. На том листке из рукописи профессора Брауна...

- Живой молекулы?! Гм... Значит, берем железа шесть граммов, серы - десять, воды - два литра, затем калия, магния, хлора и так далее по одному миллиграмму, - смешиваем все в колбе, взбалтываем, и - пожалте: вот она, живая молекула! Мило, мило, нечего сказать.

Степан обиделся.

- Зачем это - "смешиваем", "взбалтываем"? Может быть, и нагревать придется, и рентгеновскими лучами просвечивать, и сильным магнитом намагничивать... Вот вы сказали: железо, сера, калий, - но все это есть в живом организме. Значит...

Кривцов улыбнулся:

- Ах, Степа, Степа! Как много еще надо тебе узнать и изучить! Эти вопросы решаются не так легко, как ты думаешь. Мы поговорим обо всем этом через несколько лет, когда ты поступишь в институт. Идет?... А сейчас, Степа, - майор посмотрел на часы, - пора приниматься за уроки. Время не ждет!

Глава II

ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ

Ранней весной по улицам большого южного города мчалась военная легковая машина, управляемая розовощеким веселым сержантом. Рядом с шофером сидел пожилой майор медицинской службы. Время от времени он оборачивался к худенькому седоголовому юноше и, лукаво посмеиваясь, спрашивал:

- Ну, Степан, а теперь куда? Направо? Нет, дружище, не угадал! Прямо гони, Ванюшка!

Майор внимательно и восхищенно посматривал по сторонам. Шофер поддавал газу, и темп движения ускорялся. Мигали огни светофоров, отставали и скрывались вдали автомашины, пролетали встречные трамваи.