Страница 9 из 134
В следующий понедельник, когда газеты сообщили, что последний рабочий сорен выселен за городскую черту, учитель арифметики, полу-раан, постучал кулаком по кафедре, задирая пятнистый нос:
– Вот, что я называю твердой рукой! – сказал он почти с вызовом, словно кто-то мог обвинить его совсем в иных мыслях. – Вот как надо принимать решения в этих краях!
Учитель пригладил волосы, важно щурясь. Голос его прозвучал столь торжественно, что в этот раз никто даже не отвесил какую-нибудь колкость, хотя все знали, что он красит свою редкую поросль и на самом деле его волосы не красные, а цвета древесной коры.
– Ваш отец очень справедлив и мудр, юноша, – учитель вежливо кивнул Уну. – Его Величество точно понял, как сильно нам нужно верное управление и порядок.
Ун покраснел и потупил взгляд. За последние несколько дней он успел привыкнуть к похвале в адрес отца, но никак не мог понять, почему часть славы достается и ему.
Хотя, на самом деле, куда больше его волновали кошмары.
Все начиналось с падения. Ун видел, как стремительно приближалась земля, хрупкое тело поднимало волну брызг жидкой грязи и нечистот, раздавался звук, схожий на удар топора по сухому дереву, и его руки и ноги искривлялись под неправильными углами. Наружу, разрывая пятнистую кожу, показывались белые острые обломки кости.
Ун хотел закричать, но ребра выступали над рубашкой обломанными клыками и не давали вздохнуть. Он лежал на спине, как беспомощная черепашка, открыв миру уязвимое брюхо. Ему оставалось только смотреть, как в темноте мелькают силуэты диких макак. Все ближе, ближе и ближе поблескивающие серые, синие, карие глаза. Их настороженные взгляды устремлены вверх, на стены, но часовым все равно, что станет с несчастной черепахой. Одна из макак бросает камень, потом вторая, и Ун вдруг по-настоящему понимает, что никто не придет ему на помощь. Понимают это и макаки. Искривленные злобой, завистью и звериной жестокостью полосатые морды вдруг обретают черты дикой радости. Они бросаются вперед.
В последний раз Ун мочил пижаму в пять лет, но вот снова и снова просыпался мокрым. Впрочем, время медленно и настойчиво вымывало из его памяти ужас зверинца, он тускнел, становясь все более далеким, а вместе с ним ослабли и кошмары.
К тому же, если подумать, все прошло не так и плохо. Это было почти приключение. И пусть он не раздобыл подарки для сестер, но отец подарил им щенка, и обе надоедливые красноголовые непоседы оставили Уна в покое и даже милостиво даровали ему свое прощение.
Вместе со зверинцем постепенно ушли во тьму и воспоминания о пожаре, дни потянулись как прежде. Единственные момент, полные тревоги теперь наступали, когда Ун останавливался у стеклянного шкафа с наградами и каской прадеда. Он не мог перестать представлять, какой ужас пережил его прославленный предок. Ему рисовались чудовищные картины, как макаки, вооруженные и наученные убивать своими жестокими хозяевами, неслись по полю боя под пулеметным огнем, ничего не боясь и желая только крови. Какой отвагой нужно было обладать, чтобы не дрогнуть перед лицом этой бесконечной толпы?
«Вы были так смелы! А я? Смог бы я противостоять им? Не отступить?» – врать самому себе не было смысла, и честный ответ Уну совершенно не нравился. Увидев толпу этих подобных разумным существам макак, он бы наверняка бросил оружие и побежал. Какая уж тут императорская гвардия?
А ведь из макак могли бы получиться прекрасные домашние животные, может быть, слуги и даже цирковые звери, попади они в руки раанов, а не того вычеркнутого из истории преступного народа. Теперь уже для макак все кончено. Как иначе? Поколениями среди них отбирали лишь нечистоплотных и кровожадных, культивируя все самое примитивное и низменное, точно выводили породу для собачьих боев. Звери либо служат Раанской империи, либо уничтожаются. Так первый император наказал поступить с зелеными грачами и черными лисицами, так будет впредь и с прочими.
Правда, проблемы и грозность макак тоже волновали Уна недолго, вскоре он окончательно перестал вспоминать о них. К тому же его выбрали главой младшей ветви братства, и отец в этом вопросе оказался до ужаса прямолинеен:
– Все будут думать, что тебе доверили знамя, потому что ты мой сын. Такие слухи неизбежны. Но вот что, мальчик: не смей устроить так, чтобы везде шептались, будто ты этого звания совершенно не достоин.
Ун зарылся в учебники, отчаянно старался преуспеть в строевой подготовке и улучшить свой школьный спортивный зачет, а зимой, удивительно снежной в этих краях, записался в лыжный кружок.
Появляясь на важных приемах вместе с матерью и сестрами, Ун держался подчеркнуто отстраненно и даже научился избегать непрошенных бесед. Несколько раз на таких приемах он замечал капитана Нота, тот выглядел все таким же самоуверенным, но вот при отце улыбался как-то испуганно и как будто пристыжено, и даже не пытался завязать разговор.
Но самое главное – за эти несколько месяцев город смог стать для Уна привычным и близким. Исследуя улицу за улицей, он мысленно составлял карту, на которой были отмечены все любопытные места, срезы и переулки. Благословение императора был похож на все прочие города империи, но при этом удивительным образом отличался от них. В нем было нечто хаотичное, впитанное из прошлого этой земли. Прямые улицы порой неожиданно изгибались, тупики появлялись там, где их не должно было быть, а среди домов, сооруженных по планам великой раанской архитектуры, нет-нет, да мелькали странные здания с плоскими крышами и широкими окнами.
В первый день весны Ун наконец-то решил исследовать Северный район и дойти от рыбьего фонтана до самой окраины. Сидя в коридоре напротив дверей классной комнаты, он расчерчивал листок линиями и завитками, в воображении уже бродя по узким улицам, обходя лужи талого снега и собранные у бордюров горки грязи. Если идти все время на север, то тогда…
– Ун!
Ун вздрогнул, рука сама собой скомкала листок, он с досадой цыкнул и поднял глаза на Ри. Его заместитель в братстве был взволнован: рыжевато-красные волосы всклочены, на лбу капельками выступил пот.
– Во дворе уже все наши из братства собрались! Я тебя искал, а ты тут сидишь.
Ун поднялся, пряча карандаш и бумагу в карман брюк:
– Да что такое-то?
– Там приехал корпус безопасности!
Они бегом спустились на первый этаж и тут же оказались в толпе. Казалось, что все ученики решили в один момент выйти наружу, и никто не хотел никому уступать дорогу. За общим гулом возбужденных голосов вопящая где-то совсем рядом сирена была едва-едва слышна, и куда громче звучали беспомощные приказы привратника:
– Вернуться по классам! Куда вы без пальто! Назад! Назад!
Когда Ун сумел выбраться во двор, все уже заканчивалось. На плацу перед школой стоял грузовик «корпуса» с изображением собачьей морды на борту, вокруг него – вооруженные солдаты. Один из них закрыл заднюю дверь грузовика и крикнул что-то своим товарищам, неподалеку несколько раанов собирали фотографическое оборудование в плотные чехлы.
– Что случилось? – спросил Ун у первого попавшегося ученика со значком братства.
– Они забрали всех соренов. Даже с кухни!
– Оставили нас без обеда! – щелкнула старшеклассница, и поправила красную косу.
Ун хотел задать еще вопрос-другой, но над встревоженной толпой потянулось:
– Все в классы! – голос учителя пения был как всегда мелодичен, даже пропущенный через хриплый громкоговоритель. – Немедленно вернуться в классы! Директор выпишет замечания тем, кто…