Красный волк

Пока задние ряды с неохотой начали отступать, Ун наблюдал, как грузовик разворачивается и выезжает со школьного двора, рыча визгливой сиреной. Во время уроков никто больше не мог толком думать о заданиях, учителей это раздражало, но Ун видел, что и им самим не терпится попрощаться с учениками и пойти обсудить произошедшее.

– Наверное, эти сорены поджигатели, – шепнул Уну сосед по парте. – Сожгли осенью Южный район и спрятались. Но теперь им устроят!

Ун не стал спорить, хотя ему казалось, что тех «поджигателей» уже давно нашли. Они сгорели в своем доме во сне, так и не поняв, что их убило.

«Нет, тут должно было быть что-то другое», – из-за этой загадки не удалась и прогулка. Он шел, не замечая ничего вокруг, и в конце концов не выдержал и решил вернуться домой, так и не добравшись до городской окраины.

Когда Ун уже поднимался по ступеням, дверь распахнулась и на него налетела испуганная мать. Ее золотисто-желтые глаза были красными от слез. Она расцеловала все пятна на его лбу и щеках, приглаживая волосы, неразборчиво причитая, и втянула в дом. Служанка помогла ему снять пальто, из-за бледности ее крапчатые пятнышки на лице казались не бурыми, а ярко-алыми.

– Я же говорила, что с ним все будет хорошо. Зачем было так плакать, госпожа? Вот, у вас опять приступ!

Маму и правда трясло. Ун хотел сказать ей что-нибудь, но не знал, что случилось и какие слова будут правильными, и не успел, служанка взяла ее под руку и повела к лестнице, только бросив через плечо:

– Господин Ун, ваш отец ужинает. Вы еще успеете к нему присоединиться.

Ун решил не тратить время на вопросы без ответов и пошел в обеденный зал. Отец как раз аккуратно разрезал ножом кусок отварной говядины.

– Задержался ты сегодня, – сказал он.

– Пошел погулять.

Сестер здесь уже не было. Отец всегда позволял красным мышкам уходить из-за стола, когда им заблагорассудится, и было ровным счетом не ясно, чем они заслужили такую невероятную привилегию.

Он сел на свое место, пришла Аль, кухонная девушка – высокая рыжеволосая раанка, поставили перед ним широкую тарелку с гарниром и золотистыми кругами отбивных и налила в стакан лимонад.

– Что с мамой?

Отец ответил, не отрывая взгляд от мяса:

– Волнуется за тебя и девочек. Тревожный день для города.

Ун нахмурился, негромко постучав вилкой по краю тарелки:

– Это точно. Сегодня у нас увезли поваров и садовников из школы.

– Так ты не знаешь? – отец жевал кусок с таким выражением на лице, словно пытался подавить улыбку. Нет, конечно, нет, это не могла быть улыбка. – Сорены, грязные животные, планировали устроить всему городу большое несчастье. Хотели отравить ваш школьный обед. А еще, заодно, устроить взрыв на заводе и мосте через Седоводную.

Он насадил новый кусок розового мяса на вилку, осмотрел его со всех сторон, прищурив зеленые глаза. Ун как завороженный следил за этим кусочком, пытаясь до конца осознать смысл прозвучавших слов. «Отравить? Взорвать?» – простые слова, но страшно непонятные здесь и сейчас. Травили и взрывали давно, не теперь. Во времена прадеда.

И тем более отравить его? Сестер? Кому придет в голову травить их? Одно дело война или на худой конец открытая схватка, но кто убивает совсем маленьких детей? Да и еще так подло?

– Испугался?

Пока Ун раздумывал, отец уже успел разделаться с мясом.

– Нет.

– А что уставился в тарелку как на летающую макаку?

– Я не понимаю, – лучше всего было говорить правду. – Что соренам сделали мои сестры? Зачем... зачем их убивать?

– А зачем бешеная собака кусает? Не мерь своей меркой дикарей, Ун. Возможно, им захотелось отомстить за свое поражение столетней давности. Такая отвратительная неблагодарность. А мы ведь позволили им жить в новом мире. Хотя твой прадед многое бы рассказал о том, как подло они воевали и что творили с нашими пленными.

Отец равномерно постукивал указательным пальцем по краю стола, точно пытаясь вспомнить мотив какого-то марша. Потом встал – уголки его губ подрагивали – и вышел, оставив Уна наедине с собственными тревогами.

Он попытался делать уроки, но все не мог ни на чем сосредоточиться. «А ведь когда мы приехали, садовником здесь был сорен. И поваром. А если они тоже состояли в заговоре?». Мама была хрупкой и невысокой, она бы никогда не смогла постоять за себя.

Когда утром на следующий день, зевающий и совсем не выспавшийся, Ун выглянул в окно, на подъездной дорожке перед домом тесно сгрудились с десяток автомобилей. Все они были одинаково светло-синими с государственными желтыми номерными пластинами.

Мола поймала его возле лестницы, посмотрела испуганно и приложила палец к губам:

— Господин приказал, чтобы вы вышли через северную дверь. Там, – она неопределенно кивнула вниз, – сейчас очень много важных господ раанов. Не стоит их отвлекать.

Завтрак она дала ему в коробочке, и он разделался с ним по дороге в машине, удивляясь, как громко, оказывается, фыркает автомобиль. За воплями сестер этого обычно было и не услышать, но сегодня они остались дома. Отец решил, что так будет лучше для матери.

У классной комнаты, где должен был пройти урок по природоведению, сразу после торжественного утреннего поднятия флага, собралась небольшая толпа. Здесь были и старшеклассники,и младшеклассники, которые обычно друг с другом не водились. Все они окружили невысокого мальчишку. Рукава его синей рубашки были закатаны по локоть, пальцы поднятой вверх правой руки брезгливо сжимали обгорелый ботинок.

– ...Дай посмотреть! – заканючил кто-то и потянул его за плечо, но мальчик отдернул руку, поднимая ботинок еще выше.

– Э! Свой достань, умник.

– Да ладно тебе! – возмутился другой. Ун отчаянно пытался понять, что происходит и к чему вдруг такое внимание к обуглившемуся ботинку, но не находил вразумительного объяснения.

– Не ладно. Пусть твой старший брат тоже пойдет, сожжет пару халуп соренов и добудет какой-нибудь трофей. А так смотри со стороны и не лезь своими ручонками, куда не просили.

Картинка начала складываться. Ун нахмурился, пролез поближе к счастливому обладателю ботинка и спросил:

– А где он жег халупы соренов?

– За городом, в поселке, куда их выселили. Туда вчера и мой отец пошел, и дядя. Да там половина города была! Я просился, но не взяли. Да и ладно. И так снесли их логовище к черту, чтобы знали!

Звонок затрещал, и Ун так и не успел спросить, что именно узнали в прошлый вечер сорены. Сердце его кольнула острая игла стыда.

Ему было стыдно за то, что вчера его не было там вместе с остальными. Он даже не подумал о мести! До икоты волновался за сестер, ворочался с боку на бок в постели, но сделал ли хоть что-нибудь, чтобы ответить коварному врагу?

Только дергался и печально вздыхал. Пока другие, как оказалось, более мудрые и сильные волей, взяли возмездие в свои руки.

«Никогда больше не стану ныть! Никогда не буду тратить время на жалобы! Только действовать!» – пообещал себе Ун, поморщился и почесал нос, стараясь избавиться от резкого запаха гари, оставшегося после уже унесенного ботинка.

Глава VII

В номере «Северных известий» недельной давности заголовок «ВСКРЫТЫЙ ГНОЙНИК» занял большую половину первой полосы.

Уну было уже тошно слышать и читать о преступных замыслах соренов и об их бандах, которые, как оказалось, пустили корни чуть ли ни в каждом городе империи, но он ничего не мог поделать со своим любопытством и снова и снова возвращался именно к этой газете. Его привлекал не пугающий текст, но фотографии. Всего две, совсем небольшие. На одной необыкновенно высокий сорен замахивался разводным ключом на солдат корпуса безопасности, пришедших его арестовать. На другой – трое понурых соренов-поваров с заведенными за спину руками. Этих Ун знал. Вторая фотография была сделана у его школы.