Я здесь...

Теперь копилка моих бесполезных знаний пополнилась, потому что на одном из отрезков трассы расположен поселок городского типа, где я живу. Сквозь него день и ночь пролетают машины — легковушки и фуры.

Я люблю сидеть на отбойнике и провожать их взглядом — они уходят по разветвлениям дорожной сети до конечных пунктов в сотнях и тысячах километров от этого места.

Поселок со всех сторон окружен лесами. Леса начинаются сразу за огородами, тянутся на много верст вокруг, и в них наверняка живет нечисть — ведьмы и лешие. У меня все-таки получилось попасть в сказку, Лик.

Сказка: пять пятиэтажек и церковь в Центре, два продуктовых магазина, вещевая ярмарка по пятницам, школа, детский сад, библиотека и больница, где медсестрой трудится моя тетя.

В школе учатся дети со всей окрестной мухосрани — кроме поселковых, сюда на автобусах привозят народ из сел и деревень, расположенных в радиусе пятидесяти километров.

Благодаря этому единственный одиннадцатый класс укомплектован почти полностью: нас тут восемнадцать человек. Двенадцать парней, шесть девчонок.

Поначалу местным я не нравился — ни разу не видели чуваков с серьгой в ухе. Но я все им популярно объяснил. Так, что они поняли.

По школе ходит слух, что я с приветом, но теперь все девушки из старших классов не дают мне прохода.

Зачем я рассказываю это тебе? Сам не знаю. Просто хочу, чтобы ты была в курсе. Но я не пользуюсь положением, не хожу на их посиделки, не вожу девчонок домой и не принимаю их приглашения.

Тут вообще ничего не происходит.

Давно адреналин не хлыстал в башку, давно никто не смотрел на меня так, как ты, когда мы перекрывали друг другу кислород…

Я часто думаю об этом.

Предновогодняя тоска наседает, намекает: выйди, начисть рожи паре случайных прохожих, убейся в слюни водкой, угасись тем, что тебе подгонят друзья, а потом, возвращаясь домой, обблюйся в полупустом троллейбусе, везущем тебя на рога к самому черту… Потому что мир несправедлив, потому что ты один. Вечно по жизни один. И легче не станет.

Там, в своей реальности, я бы точно сторчался. Однажды на спор я уже пробовал. Дурак был. Заработал трещину в кости. Месяц на гитаре играть не мог. А отходняк был такой, что чуть в петлю не влез. Но самая жесть, что я до сих пор помню, какими глазами ты тогда смотрела на меня… Хорошо, что я сейчас в этой сказке. Здесь неоткуда достать.

А осенью лес у трассы горел красными и желтыми кронами кленов и берез, а небо было бледно-голубым, почти белым, с молочными облаками. Темные ели на контрасте казались еще более зелеными, загадочными.

Градиент этих цветов каждый раз запускал в голове ассоциации с тобой, рыжая. Он будил мою память, растаскивал душу на куски.

Как тебе лирика? Что скажешь, способен ли мужик на такие чувства?..

Однажды в октябре я увидел у отбойника сбитую лису. Лиса была жива, пыталась поднять голову. Я притащил ее домой и, невзирая на вопли тетки, поселил в своей убогой комнате.

Как ни странно, лиса выжила, к вечеру уже лопала собачьи консервы, спустя день ходила за мной по квартире как привязанная.

Она ждала меня и всеми вечерами сидела возле моих ног.

Но разве так должен был жить самый красивый зверь этого леса?

Я ее отпустил.

Она долго недоверчиво смотрела в мои глаза, но уходить не собиралась. Пришлось заорать, и она скрылась в чаще.

Беги, рыжая.

Пожалуйста, беги и больше не оглядывайся…

Я мог бы спросить, как у тебя дела, оставить обратный адрес, но все это больше не имеет никакого значения. Я просто надеюсь, что у тебя все хорошо.

Sid».

Первой мыслью было вскочить и бежать в ближайшее почтовое отделение, чтобы определить по штемпелю место отправки. Я верчу в руках письмо, выпавшее из параллельного мира, но помимо обратного адреса на нем отсутствуют и почтовые отметки.

И тут в мой мозг, размякший от бесполезного лежания в кровати, вползает похожая на прозрение догадка: это послание могло оказаться в почтовом ящике только одним способом. Сид сам его там оставил.

Спустя двадцать минут я, нахлобучив на голову дурацкую шапку с помпоном и укутавшись в пуховик, еду в троллейбусе и смотрю на застывший солнечный мир сквозь маленький островок прозрачного стекла среди белых морозных узоров.

Сейчас я выйду на остановке у большого торгового центра, пройду десяток метров вверх по улице и окажусь перед темным подъездом ветхого желтого дома, поднимусь по скрипучим деревянным ступеням на второй этаж, постучу в высокую дверь и услышу за ней шаги. Она откроется, а дальше наяву сбудется самый светлый, самый сокровенный сон.

Я увижу звезды.

Я стану плакать и просить прощения, а он только улыбнется и обнимет меня. Я распрямлюсь, потому что с плеч упадет огромный камень. Я скажу, что больше не боюсь раскрывать свою душу, скажу, что больше не боюсь любить. Скажу, что люблю…

И вот я умираю перед огромной, выкрашенной зеленой краской дверью, в полутьме подъезда загадочно блестят ее замки, из глазка льется свет зимнего солнца. Набираю в грудь побольше воздуха, заношу кулак. Удары сердца сливаются в сплошной гул, в глазах рябит. Стучу, прислушиваюсь. Тишина. Стучу сильнее, но ничего не происходит.

— Сид, пожалуйста… Пожалуйста… — шепчу, и разочарование разрывает душу на части.

Щелкает замок, из соседней квартиры показывается белобрысая девочка лет тринадцати. Она растерянно оглядывает меня с ног до головы:

— А Галина Яковлевна в прошлом году еще умерла… Ой, вы к Сережке?

Я подбегаю к ней и в истерике шиплю:

— Да, я к нему! Он приезжал? Был здесь, так?

Девочка кивает:

— Да, он приезжал на зимних каникулах. Какие-то дела решал. Но несколько дней назад уехал…

— Оля, кто там? — раздается за ее спиной, Оля извиняется и захлопывает дверь прямо перед моим носом.

Я бреду к остановке.

Креплюсь изо всех сил.

Невесомый мальчик Сид сделал выбор. Он отпустил лису с ее дурацким пушистым хвостом в естественную среду. Он больше никогда не появится в моей жизни.

Мне больше не на кого оглядываться, некого ждать. Не у кого просить прощения. Я осталась одна…

Мне бы только не упасть трупом посреди этой скованной морозом улицы.

А уж дома, в пустой покрытой слоем пыли комнате, я дам волю чувствам. Потом возьму себя в руки, определюсь, в каком направлении строить новый хрупкий мост из иллюзий и идти по нему в светлое будущее. Раз уж все ранее возведенные пали и разрушились в один миг под напором надежды.

В невыносимой легкости пройдут остаток января, февраль, мой девятнадцатый день рождения, и придет весна, которая сменится летом.

Глава 41

Пыльное заляпанное окно в конце университетского коридора являет вид на изнывающий от жары город. Там, внизу, плавится асфальт, если верить радио, температура идет на обновление рекорда столетней давности.

Я только что блестяще сдала общую часть уголовного права, и учеба на втором курсе подошла к завершению.

Сейчас закрою в деканате зачетку, попрощаюсь с одногруппниками и смело выйду под это пылающее солнце.

Впереди еще два месяца лета. Возможно, я останусь в раскаленном воняющем гудроном городе, разведу цветы на балконе, на отложенные собственноручно заработанные деньги куплю коту кошачий домик и шлейку, буду ездить в гости к Светке и ее домочадцам… Возможно, приобрету горящую путевку и улечу греть пузо в не менее жаркие страны. Возможно, переклею обои в своей квартире…

Из аудитории с величайшим грохотом вылетает красная как рак Алеська:

— Анжелик! Он мне «отл» поставил, ты можешь такое представить? Спасибо тебе. — Она осторожно заглядывает мне в глаза и трогает за руку. — Ну как ты, а? Все ровно?