Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 24

— Восемнацть мне. Уже… — кое-как формулирую я и для вескости тычу в воздух указательным пальцем. Авто с веселыми ребятами тихо отъезжает ни с чем.

Сид кладет ладони на мои плечи и мотает головой:

— Понятно. Взрослая… Но я тебя одну все равно не отпущу! Погоди, сейчас все будет!

Каким-то чудом удержавшись на ногах, Сид шагает к стоянке и взмахивает рукой. Перед ним тормозит такси, он открывает переднюю дверцу и о чем-то говорит с водителем. Машет мне, подбегает и, поддерживая под локоть, ведет к машине.

Никогда в жизни я еще так не напивалась. Перед тем как отрубиться на заднем сиденье, диктую адрес, а Сид переводит водителю мой словесный понос с пьяного на русский.

В следующий момент я открываю глаза и нахожу себя уже в родной тесной прихожей. Ноги разъезжаются, но Сид, сцепив грабли вокруг талии, усаживает меня на пол, избавляет от ботинок, скидывает рюкзак и магическим жестом извлекает оттуда сразу две бутылки довольно приличного вина.

— Это пойло продают в магазе на углу. Таксист попался понимающий, так что я сгонял и купил.

Сид тащит мое безвольное тело в комнату и мешком бросает на кровать. Оскорбившись от такой бесцеремонности, пытаюсь сесть и предпринять хоть что-то для восстановления правопорядка в собственной квартире, но мелкий уже гремит ящиками шкафов, отыскивает штопор, возвращается и с громким чпоком, вызвавшим у него приступ гомерического хохота, открывает бутылку.

Я наблюдаю за его длинными пальцами. Я помню, что он делал этими пальцами.

Окно открыто, мы курим, сидя на подоконнике. Март выстудил комнату, но нам на это наплевать. Сид снова кажется мне ангельски прекрасным, задушевным и понимающим, его улыбка сияет ярче солнца, но я, даже пьяная, на это больше не куплюсь.

Он выбрасывает окурок, и тот звездочкой летит в темноту.

— Так. Ладно! — Сид запрокидывает бутылку, глотает вино и слезает с подоконника. — У тебя же днюха недавно была, восемнадцать лет! Тебе теперь можно все.

Он подходит к полке с кассетами и CD и с поразительной аккуратностью извлекает из основания стопки мамин диск с названием «Romantic Collection», долго фокусируется на списке песен и в радостном предвкушении поднимает вверх указательный палец:

— О! Круто! Слезай.

— З-зачем? Я п-плохо танцую.

— Танцевать буду я! — Сид склоняется над музыкальным центром, возится с кнопками. — Я пьяный. Сейчас будет стриптиз!

Давлюсь вином и захожусь мучительным кашлем.

— Сид, угомонись! — но все же покидаю подоконник.

Из динамиков слышится:

«…All that I have is all that you’ve given me

Did you never worry that I’d come to depend on you…»

И мелкий засранец начинает на удивление плавно двигаться, опускает голову, закусывает зубами футболку и тянет ее вверх, оголяя пресс. Он смотрит на меня так, что я мгновенно трезвею.

До меня доходит, что он прикалывается, только когда по его лицу скользит улыбка. А он залезает на журнальный столик и затейливо снимает футболку. Хлопает себя по заднице, оглядывается, но грустнеет и с досадой машет рукой:

— Нет, рыжая, так не пойдет. Я один стесняюсь. — Он обхватывает мои запястья и помогает взобраться на столик. У него не все дома, но я поддаюсь происходящему веселому абсурду.

Дальше мы вдвоем извиваемся на ограниченном пространстве столешницы и орем на два голоса:

— Oh you’d better stop before you tear me all apart

You’d better stop before you go and break my heart

Ooh you’d better stop!!!

В этот момент столик под нами плавно складывается.

Падая, Сид увлекает меня за собой, мы с грохотом оказываемся на полу, и соседи аккомпанируют нам стуком по батарее.

Валяемся рядом, Сид, как на грех, без футболки.

Он разглядывает меня, и в его ледяных глазах мечется такая запредельная печаль, что я на миг теряю бдительность.

Ага. А за этим последуют его клятвы и поцелуи — ад и рай, которых ему ни для кого не жалко. Только руки подставь — отсыплет. Вот к кому погоняло Баунти надо было прицепить.

Он склоняется ко мне, но я проявляю чудеса координации, резко поднимаю руки и сжимаю ладони на его горячей шее:

— Только попробуй, Сид!

Он растерянно пялится, будто впервые видит, оскаливается и медленно смыкает руки на моем горле.

Я смотрю в его ледяные жуткие глаза, от липкого ужаса и звенящей нежности заходится сердце. Мне кажется, что предметы вокруг, презрев гравитацию, поднялись со своих мест в до предела наэлектризованный воздух. Это неземное существо не должно достаться больше никому. Его нужно убить.

Я жму сильнее, но он не отстает.

Мне уже совсем хреново, лицо напротив тоже багровеет.

— Отпусти… — сиплю я.

— Ты первая.

Ну уж нет. Проходит еще несколько мучительных идиотских секунд.

— Ладно. На счет три, — хрипит Сид.

Я киваю, мы одновременно освобождаем друг друга и откатываемся в разные стороны.

Пытаюсь откашляться, отдышаться, приподнимаюсь и упираюсь в стену спиной.

Придурок. Как же произошло, что в моей квартире оказался этот придурок?

— Лик, ты как? — Он садится и потирает шею.

— Просто свали отсюда! — рычу.

Сид опускает голову и машинально принимается собирать с пола соринки.

— А знаешь… Хорошо, что мы столкнулись сегодня в клубешнике…

— Что же хорошего? Я тебя сто лет не видела. Думаешь, я про тебя вспоминала? — нападаю я.

— Кому ты врешь, рыжая? — усмехается Сид. — Для нас с тобой нет понятия расстояния. И срока давности тоже нет… Я сразу понял это.

Он смотрит на меня.

И этот взгляд мне ни за что не выдержать.

— Рада за тебя, — киваю и прячу глаза.

— Вообще-то я тебе кое-что сказать хотел… — Сид пропускает мой сарказм мимо ушей. — В общем… бабка моя недавно в мир иной отошла. Попечителем теперь будет тетка… Но она далеко отсюда живет. Так что я уезжаю. Завтра.

Его слова оставляют в душе ожог. Я подтягиваю колени к подбородку и заключаю их в кольцо тонких слабых, вечно таких слабых рук.

— А котят твоих кто же подкармливать будет? — спрашиваю, глотая горький ком. Двоится в глазах.

— Котят я в добрые руки пристраиваю. Сиду уже организовал будущее, а вот с Рыжей беда… Не хочу ее здесь оставлять, но придется.

Уезжает? И он тоже бросает?..

Чувство давней черной обиды, которое он одним своим присутствием подхлестнул, сейчас, кажется, сожжет меня дотла. За несостоявшуюся попытку поцелуя я готова его уничтожить. А он еще и каким-то отъездом пугает. Куда ты денешься с подводной лодки, мелкий?

— Вот и отлично. Вали! — выкрикиваю. Не знаю, кому делаю хуже этими воплями, но лично мне больно, так больно, что тормоза слетают. — И дорогу сюда забудь! Понял?

Сид разглядывает меня во все глаза, обжигая мое полуживое сердце, будто приложил к нему сухой лед. Блаженная улыбка с его лица испарилась, все эмоции напоказ. Достоверно. Аплодисменты. Да только больше ты меня не обманешь. Сиамский облезлый бродячий кот — вот ты кто.

— Возможно, мне так и придется сделать, рыжая, — наконец подает он голос. — Я ведь насовсем уезжаю. Такие дела…

Он встает с пола, натягивает футболку, застегивает под горло, на котором проступили фиолетовые пятна, толстовку и шагает в прихожую. На башку набрасывает капюшон, на плечи — косуху.

По стеночке тащусь следом за ним. Нужно схватить его за рукав, но я только зажмуриваюсь.

Насовсем… Предатель. Ну и пусть валит. Пусть. Скатертью дорога!

В дверях Сид оборачивается, лыбится и прищуривает дурные глаза:

— Но ты у меня всегда вот здесь будешь. — И бьет себя в грудь кулаком.

Глава 37