Страница 8 из 41
— Думаю, хватит с них и одной нашей свадьбы… — Идиотский смех Юры заразителен и заставляет меня расхохотаться, но скорее от отчаяния.
В день росписи мы поклялись, что никогда друг друга не полюбим. И не полюбим никого на стороне: он — потому что циничный, я — потому что сломленная. В этом и заключалась настоящая преданность. Юра ни разу не нарушил договор, меня тоже не тянуло налево — слишком болезненным и горьким было прошлое, слишком туманным — будущее.
Однако теперь, если Филин надолго впишется здесь, мне предстоит ежедневное искушение и огромная работа над собой.
Ливень стих так же внезапно, как начался, кухню озаряет яркое, почти летнее солнце, по заляпанному кафелю ползут блики, в воздухе кружится золотая пыль.
Обложившись косметикой и вставив в бесполезные глаза контактные линзы, я вдохновенно крашусь, а в теле вибрирует ток. Я волнуюсь, как школьница перед первым свиданием, краснею и дергаюсь, но мне хочется встретить Филина во всеоружии. Мне очень хочется, чтобы от восхищения у него отвисла челюсть.
К иррациональной, ничем не подкрепленной радости присоединяются сладкие, ноющие чаяния и надежды. В таком состоянии тянет на подвиги и безумства, и Юра, заполучивший наконец чувака, способного сделать его группу по-настоящему культовой, тоже в нетерпении ерзает на табуретке.
В его телефоне щелкают оповещения, а в зеленых, как у кота, глазах вспыхивает азарт:
— Дейзи разжился деньгами — папаша спустя месяц вспомнил о его ДР и перевел. Чувак скинет у нас вещи, а в два намечен сбор у гаражей. Едем на выхи на дачу к Ками. План такой… — Юра прижимает телефон плечом к уху, внезапно затыкается и предостерегающе подносит палец ко рту.
В трубке слышится визгливый голос его матушки:
— Чего тебе, дорогой? Опять денег? Сколько?
— Всего пару тысяч, мам. Мы все вернем.
— Спиногрыз, дебил, идиотина! — пускается в причитания та. — Лучше б курьером устроился, блогер недоделанный! Ну да ладно: отработаешь девятого мая на посадке картошки, понял? Как вы там? Твоя разукрашенная ведьма тебе хотя бы кушать готовит?
Юра виновато приподнимает бровь и поспешно сваливает в прихожую, а я в очередной раз перевариваю досаду. Моя мама тоже не в восторге от нашего поступка и новоиспеченного зятя, но хотя бы не лезет с советами и не обзывается…
Да, готовка — не мой конек: яичница, пельмени, лапша из пакетиков и фастфуд. Но штамп в паспорте автоматически не превращает меня в домработницу и не обязывает прислуживать мужу, как того бы хотела его матушка (от которой, к слову, муж давно сбежал).
Сама я могу неделю благополучно продержаться на черном кофе и на взаимодействие с плитой решаюсь только под жалкие голодные взгляды Юры.
Я никогда не буду хорошей… Юра ценит это, а я ценю его отношение к жизни.
Но обида по капле копится в самом дальнем уголке души, и каждый неосторожный шаг или несправедливое слово приближают взрыв.
Ожидаемый стук в дверь раздается так неожиданно, что я роняю зеркало на колени и матерюсь.
Юра впускает гостя в квартиру и шумно приветствует, а я прирастаю к жесткому дивану и взываю к своему здравому смыслу.
Итак, я просто хочу помочь.
У меня дешевое кольцо на безымянном пальце.
Да и… больше я никого никогда не предам.
— Будешь спать тут, чувак. — Юра показывается в проеме и отступает в сторону. На кухне нарисовывается Филин, вспыхнувшие янтарем глаза находят меня, и на лице расцветает улыбка с ямочками.
— Привет… — хриплю и откашливаюсь, поспешно засовывая тени и тушь в косметичку. — Я все сейчас уберу, проходи.
— Да нет, все окей… — Он оглядывается в поисках свободного места и бросает рюкзак в угол. — Спасибо вам. Серьезно. От души. Я даже не знаю, как вас благодарить.
Юра рассказывает ему о предстоящей поездке и ободряюще хлопает по плечу:
— Ты единогласно принят в коллектив, теперь время бухать и отдыхать. Два вопроса: как тебя зовут и почему ты Филин? Хочу обновить инфу в группе, добавить пару слов о тебе.
Филин быстро проводит языком по верхней губе и напрягается.
— Это фамилия. Чувак, только не упоминай ее. Меня зовут Ярик. Ярик Owl.
— Очень приятно, Ярик, — Юра усмехается. — Меня ты знаешь. А это — Элина. Моя жена.
Он произносит последнее слово с киношным пафосом и наслаждается произведенным эффектом. Обычно меня прикалывает реакция людей на наш брак, но сейчас я едва сдерживаюсь, чтобы не пуститься в объяснения. Все не так. Все ни фига не так!.. Мы сделали это, чтобы позлить своих мамочек, зацикленных на гендерных стереотипах, пресечь их нытье о нашем якобы неправильном образе жизни и повергнуть в шок одногруппников.
Бледное лицо Филина искажает разряд тока, но он подходит ближе и протягивает мне руку. От бездонного взгляда отключаются мозги и холодеет в груди.
Пялюсь на его покрытое шрамами запястье и длинные пальцы и туплю. Если дотронусь до них — рискую вскрикнуть… Если нет — запалюсь ко всем чертям.
Я все же соблюдаю приличия и отвечаю на жест.
Навсегда запоминаю прикосновение и прячу в глубине памяти. И даже мило улыбаюсь.
— Юр, у нас остались пончики? — Громко хрустнув коленками, слезаю с нагретого места и нажимаю на кнопу электрического чайника. Гость наверняка голоден, а нам еще предстоит полный приключений поход в гипермаркет и феерическая поездка в дачный поселок.
Уже успевшие зачерстветь пончики находятся, и мы лопаем их, запивая чаем. Юра выпытывает у Филина подробности биографии и появления в нашем городе, но тот слово в слово повторяет историю про далекую солнечную станицу и решение свалить, а на остальные вопросы отвечает уклончиво.
Подозреваю, что в последний раз этот парень ел в позапрошлом году, но, в отличие от чавкающего Юры, ведет себя крайне сдержанно. А я внимательно рассматриваю трещины в пластике столешницы и стараюсь дышать как можно тише.
Покончив с едой, Юра смачно рыгает, и Филин бросает быстрый взгляд на него и на меня. Усмехаюсь, вздыхаю и пожимаю плечами:
— Это норма, привыкай… — И густо краснею.
Он почти что святой, и я представляюсь себе исчадием ада.
9
«Ласточка» Дейзи — ржавая «четырка» с неисправным глушителем — с ревом бешеного слона перелетает кочки и форсирует огромные маслянистые лужи размытой проселочной дороги. К дачному поселку проложена и ровная трасса, но сейчас выезды из города перекрыты, на кордонах у желающих выехать требуют аусвайс, а у нас не имеется никаких особых причин для нарушения карантина.
Разгон вчерашней вечеринки посеял в умах зерна бунта, а погода так и шепчет… И мы лучше заразимся заморским вирусом и умрем, чем просидим еще хоть день взаперти.
В багажнике шуршат пакеты с едой и позвякивают бутылки, скейты грохают друг о друга при каждом рывке и жесткой посадке. Согнувшись в три погибели, я сижу на коленях Юры, и подбородок больно стукается об его острые ключицы. Талию крепко сжимают его руки, а колени немилосердно упираются в водительское сиденье.
В салоне воняет выхлопами и гуляет теплый ветер. Дейзи до предела давит на педаль газа, Ками матерится и указывает путь, Никодим, размазанный по правой задней дверце, молча глушит пиво, а рядом с ним, вжавшись в спинку, сидит притихший Филин.
Раньше это место принадлежало Федору, и я, несмотря на нытье и вопли Никодима, в поездках могла запросто водрузить затекшие ноги на его вечно грязные джинсы, но сейчас не смею пошевелиться и не могу придумать для разговора подходящих тем.
— И давно вы женаты, чуваки? — Филин первым прерывает неловкую паузу. — Сколько вам лет?
Юра набирает в грудь побольше воздуха, предвкушая новый фурор, но я опережаю его: