Страница 9 из 41
— Расписались в прошлом мае. Мне — двадцать один, ему тоже скоро будет. Скажешь, что это рано? Но я знала людей, которые поженились в семнадцать…
— Они до сих пор вместе? — искренне удивляется Филин.
— Нет… — Я затыкаюсь, и в разговор вступает Юра:
— А мы точно будем вместе до старости. Понял это, когда увидел Эльку впервые. Ох, чувак, она охрененная — врубается во все и не выносит мозги. Правда, может башку к хренам откусить, если ее разозлить… Она никогда меня не предаст, знаю. Как там в поговорках… Мы вместе сожрали тонну соли. Она — моя шея. А я — ее голова! — Юра переплетает наши пальцы, и желание оправдаться перед Филином распухает в груди до неприличных размеров.
Но я лишь поудобнее устраиваю голову на плече Юры и закрываю глаза.
***
«Ласточку», за неимением дороги, пришлось бросить со стороны сада, к калитке, волоча на себе содержимое багажника и рюкзаки, мы продираемся через голые кусты и жирную, переливающуюся на солнце грязь.
Но спину приятно припекает, и вечер точно не будет скучным — это понимает даже перманентно недовольный всем Никодим и не нудит.
В компании появился странный, донельзя деликатный новичок, и каждый из нас хочет казаться чуть лучше, веселее и интереснее, чем является.
Огромный недостроенный кирпичный дом пригоден для проживания с большой натяжкой — есть только крыша и оштукатуренные стены, широкий постамент основания лестницы в просторной гостиной и стол из досок. Родители Ками вкладываются в создание «родового гнезда» уже лет десять, но денег вечно не хватает. В комнатах стоит запах плесени и блестит иней, зато во дворе есть мангал и беседка, а за забором — пруд и огромные бетонные кольца, сваленные на берегу еще во времена Союза для постройки водовода областного значения.
Они исписаны граффити, цитатами из песен, матерными словами и народными мудростями, и когда-то давно, в другой жизни до карантина, здесь вечерами постоянно ошивались приехавшие из города скейтеры.
Мы сваливаем пожитки на промерзшие плиты пола и выходим к мангалу — под чутким руководством вездесущего Юры Дейзи поджигает угли и нанизывает сосиски на шампура, Ками вручает каждому по бутылке пива и врубает на полную громкость «бочонок».
Начинается пьянка и свинское поедание хавчика, пустые разговоры о планах и творческих успехах — в присутствии Филина, не знающего истинных дел группы, ребята и сами верят в то, что счастье не за горами.
Сижу на уложенных в штабеля досках и методично напиваюсь. Мне скучно, ожидания и надежды летят коту под хвост.
Филин, кажется, вообще забыл о нашей милой прогулке, не глядит в мою сторону и внимательно слушает ребят, а те и рады стараться — Юра напоминает распустившего хвост павлина, Дейзи, Никодим и Ками — пошлых пустоголовых дебилов, подкативших к красивой телочке.
Заканчивается все вполне традиционно — Дейзи раскрывает настежь огромные железные ворота, приносит и сваливает на подъездную дорожку скейты, хватает один из них и идет к бетонным кольцам. Остальные проделывают то же самое.
Затея мне активно не нравится.
Во-первых, кто-то из них обязательно покалечится.
Во-вторых, мне придется в одиночестве наблюдать за их эпичными падениями и мерзнуть, или, что еще хуже, бегать вокруг с телефоном, снимая тупые ролики для канала.
В третьих… Меня напрягает компания бритых под ноль придурков, расположившаяся на берегу пруда.
Прячу озябшие пальцы в рукава полосатого свитера, поднимаю воротник верной потрепанной куртки и разглядываю тлеющие угольки в мангале, гору мусора под яблоней и скейт, сиротливо лежащий у моих ног, — я так и не освоила катание на нем…
Солнце клонится к горизонту, алое небо отражается в зеркале воды, одиночество и дурные предчувствия накатывают мутной волной, и по коже пробегает озноб.
На тротуарную плитку дорожки ложится тень, кто-то загораживает мне обзор на резвящихся ребят и, чуть запинаясь, спрашивает:
— Подскажи, п-пожалуйста, куда девать пустую тару?
«Все кусты — твои…» — собираюсь огрызнуться, но вовремя опознаю Филина и еле слышно сиплю:
— Оставь тут. А за добавкой придется идти в дом.
Филин послушно ставит бутылку возле мангала, садится рядом, засовывает руки в карманы ветровки и сосредоточенно смотрит на ребят.
Кошусь на него, и в ушах звенит тишина — если подвинуться чуть ближе, можно уловить его тепло и запах умопомрачительного парфюма.
Внезапно он поворачивается ко мне. Не успеваю отвести взгляд и зависаю в воздухе — было бы очень тупо с моей стороны вкрашиться в его длинные ресницы и красивые глаза, но, похоже, именно это с треском и происходит прямо сейчас…
— Я без копейки. Не вложился, так что от добавки воздержусь, — поясняет он спокойно, но спорить отчего-то не тянет.
Краснею, как последняя дура, и вместе со мной краснеет весь берег и сад.
— Если ты на мели, зачем перевел последние деньги Юре? — лепечу, потому что переживаю за него, и это пугает до одури.
— Он сказал на стриме, что ему не на что купить сигарет.
Я тяжко вздыхаю.
Безграничная доброта и патологическое смирение — когда-то я знала такого человека. Он любил всех, кроме себя. И сейчас я словно вижу перед собой его реинкарнацию.
10
— А ты почему отсиживаешься в сторонке? — Вопрос Филина до оскомины банален, но в глазах тлеет неподдельный интерес — так смотрят, когда не все равно…
— Не умею управляться с этой штуковиной! — Изображая беззаботность, легонько поддеваю скейт носком ботинка, но отмазка не прокатывает.
— Не проблема. Хочешь научу? — Филин хитро улыбается, и в его улыбке нет и намека на флирт. Близкий человек подбадривает близкого человека.
До боли вонзаю ногти в сырую древесину и мотаю враз опустевшей головой:
— Хреновый я ученик. Не нужно. Спасибо.
Юра много раз порывался поставить меня на доску — это бы избавило его от созерцания несчастной скучающей физиономии и позволило с чистой совестью отрываться с ребятами, но я изо всех сил сопротивлялась.
Потому что самый счастливый день в моей жизни — слепящая бликами гладь реки, теплый ветер, освободившаяся от снега площадь, ненадежный борд под подошвами и крепкие руки на плечах — остался в прошлом, там, где все живы и молоды.
И я боюсь, что воспоминание померкнет. Боюсь забыть… Не хочу забывать.
— Зря… — искренне сокрушается Филин и глубоко вздыхает. — Вокруг столько интересных вещей, а нам отведено катастрофически мало времени. Пока есть возможность — надо стараться успеть. Когда будем мертвыми, вторых шансов не представится.
Я кусаю губу и на миг зажмуриваюсь.
Никому не под силу понять меня и дать ответы на вопросы, но этот странный мальчик дотронулся теплой душой до моей души — замерзшей и больной. Утешил, успокоил и показал направление.
А в жизни вдруг стало одним счастливым моментом больше.
***
Долго витать в облаках не приходится — с берега раздаются громкие голоса, музыка прерывается, и все чувства ощетиниваются в тревоге.
У импровизированной рампы намечаются проблемы, и мы одновременно вскакиваем с неоструганных досок.
Несколько мужиков в спортивных костюмах подваливают к Юре и заставляют того «пояснить за патлы», ребята стоят поодаль, робко опустив глаза, а я сдавленно матерюсь.
Такая фигня происходит с завидной регулярностью. Некоторых людей в двадцать первом веке все еще остро волнует внешний вид рандомных незнакомцев, и это изрядно усложняет жизнь тем, кто выделятся из толпы.
В стремных ситуациях выручают быстрые ноги, но несколько раз случалось и огрести: все «Саморезы» из благополучных семей, никто не является бойцом ММА, предел героизма для них — залить лицо урода перцовкой и смыться.