Страница 7 из 41
Но далеко ли можно уйти без любви к себе и к людям?
Уйти можно только с крыши.
Или продолжать по инерции двигаться во времени и пространстве, молча, стиснув зубы, стариться и тихо ненавидеть всех и вся.
В такие моменты, несмотря на проповеди Юры о нашем великом будущем, становятся очевидными неудачи ребят на личном фронте, их одиночество и слабость, и выглядят они жалко.
Просовываю руку за шторку и безуспешно шарю по полочке в поисках кондиционера для волос. Юра вновь истратил все до капли, и я закипаю — если отбросить лишний пафос, то окажется, что он намного сильнее похож на девочку, чем я.
Закрываю оба крана и выбираюсь из ванны, но еще долго сижу на ее скользком крае — не хочу выслушивать стенания, отвечать на сотни вопросов и оправдываться в том, в чем нет моей вины. Юра бывает душным до омерзения — эта черта характера проявилась у него после свадьбы, но уже успела достать.
Возвращаюсь в темную комнату и ныряю под нагретое им одеяло — он откладывает телефон и виновато лезет ко мне, но я что есть мочи упираюсь в его ребра кулаком и отворачиваюсь.
Сердце сжимается от мысли о другом тепле, и я накрываю голову подушкой.
***
Щелчки кнопок отдаются в темечке, и похмелье подкатывает к горлу, едва я открываю глаза. Каждая клетка в теле болит, но по убитой квартире разливается горячий, бодрящий, жизнеутверждающий аромат свежего кофе.
Его ближайшим источником является чашка, заботливо оставленная для меня на тумбочке. Водружаю на нос очки, приподнимаюсь на локтях и мычу:
— Доброе утро…
— Доброе! — приветствует Юра из-за захламленного стола и стаскивает с шевелюры наушники. — Закончил монтировать ролик с флэта, ближе к вечеру залью на канал. Ну, и как тебе вчерашний чувак?
Я вздрагиваю и проливаю изрядную часть кофе на футболку:
— В каком смысле?
С опозданием, но до меня доходит — Юра не знает о моем чудесном спасении и ангеле с крылышками, прилетевшем на помощь.
— Думаю, он мог бы занять место Федора. Возьмем, пожалуй. Установим испытательный срок — если не понравится, расстанемся без сожалений при первом же косяке. Парни солидарны со мной, — довольно мурлычет Юра, покачиваясь на стуле. — Плохо только, что он дергается, как юродивый. Придется напяливать на него медицинскую маску.
Он ржет над дебильной шуткой, но я прерываю безудержное веселье:
— Кажется, у чувака какая-то болезнь.
— Камон, да я понял… Но в целом он неземной красавчик. — Юра покатывается от хохота и тащится от своего искрометного чувства юмора, а я лишь морщусь.
— Ну прости, ну прости, ну не злись на меня за вчерашнее! — Он с грохотом выбирается из-за стола и скачет по комнате, и я не могу не реагировать на его милое лицо. — Ты же не попалась. Все закончилось хорошо.
— Все, вали уже… Лекция через пять минут. Сегодня с тебя запись основных тезисов… — Вылезаю из-под одеяла и, прихватив недопитый кофе и смартфон, на негнущихся ногах покидаю комнату.
***
Сильно ли меняется жизнь в двадцать один? Временами я чувствую себя древней бабкой с миллионами упущенных возможностей. Мне уже не восемнадцать, не девятнадцать и даже не двадцать. Три года выпали из реальности и не вернутся уже никогда.
Не будет ярких красок, не будет острых, как лезвие, чувств, не будет ошибок и любви наотмашь. Впереди только вереницы одинаковых дней, пустые разговоры, пьянки с ребятами, поездки в гипермаркет за товарами по акции, старость и смерть.
Или заточение в четырех стенах с Юрой и бесконечный карантин.
Жуткое похмелье шевелится в желудке и сверлит в виске.
Стянув у Юры сигарету, сажусь на любимый подоконник и курю в форточку — снег внизу сошел, по традиции обнажив дерьмо и разруху.
Разруха снаружи, разруха в комнате, разруха в головах.
Поначалу мы с Юрой честно пытались наладить быт, но быстро поняли, что не сможем совершить такой подвиг друг для друга, и забили на все.
Запиваю никотин остывшим кофе и в отчаянии бодаю холодное стекло, припоминая кровь на полированном теле гитары, растерянные глаза и улыбку с кавайными ямочками.
Дыхание перехватывает, но только на один короткий вдох, и я расслабляю спину. Ни на кого я не запала. Просто отравленный алкоголем и одиночеством мозг дал сбой.
Юра бубнит что-то в «Зуме», но мне не до лекций — отщелкиваю в форточку окурок и со вздохом включаю смартфон. К счастью, пропущенных от мамы нет, зато в незакрытом диалоге так и висит непрочитанным сообщение от Owl.
«Lonely alien, так ты тян?»
«А что если да? — остервенело печатаю я, живо припоминая пренебрежительные заявления Юры и его друзей. — Какая, к черту, разница? Не станешь со мной общаться? На меня с самого рождения вешают ярлыки: если девочка, то розовые пеленки, бантики и рюши, куклы и цветочки. «Будь хорошей», «не лезь», «терпи», «промолчи». Я слушаюсь взрослых, вырастаю, и что же? «Работник с низкой зарплатой, «шкура», «овуляшка», «лучше бы жарила котлеты…» Вашу мать, почему вы уверены, что знаете обо мне больше, чем я сама? Я с раннего детства слышала это дерьмо. Так вот: это на самом деле дерьмо».
«Твой пол имеет для меня значение только потому, что я никогда не стану материться при тян», — отвечает Owl, а я удивленно икаю и прибавляю яркость на экране.
«Вот как? А если я и сама матерюсь, как матрос?»
«Дело не в тебе. Дело в моем воспитании. Извини, если чем-то обидел».
«Что же ты с таким воспитанием забыл на борде для извращенцев? — я заправляю за уши голубые патлы и поудобнее перехватываю чашку. — Откуда ты? Где таких все еще производят?»
«Я редко залетаю сюда. Только когда совсем уж плохо. Родом я из одной солнечной станицы… Деревенщина, в общем))) Но я давно оттуда уехал. А сейчас временно кантуюсь на стройке — флэт, где я вписывался последние две недели, вчера разогнали менты».
Воодушевленно заношу палец над клеточками клавиатуры, набиваю пару фраз об офигительной схожести наших приключений и захватывающем побеге от полиции, но вдруг застреваю на нике неведомого собеседника.
Owl. Сова. Филин… Парню с чудным прозвищем Филин я обязана своим спасением и едва не уехавшей крышей.
Таких гребаных совпадений просто не бывает!
Я облизываю пересохшие губы и пытаюсь унять сердце, бьющееся у горла.
Так вот откуда этот загадочный персонаж появился в нашем городе.
Шрамы на его предплечьях и тик приобретают иной смысл — он тоже разбирается в оттенках боли и даже собирался покончить с этим миром навсегда.
Мне нравится разговаривать с ним — с первой строчки и с первого слова в реале он будто живет в моей голове. Если бы не бардак в ней, многих кошмаров удалось бы избежать…
На крыши серых домов наползает махровая туча, мутный ливень обрушивается на землю, будто кто-то наверху перевернул гигантское помойное ведро. К нему присоединяется шквалистый ветер — с остервенением толкается в стены и сотрясает рамы, делая погоду максимально поганой.
Судя по мгновенно запотевшим стеклам, температура за бортом приближается к нулю, а у Филина при себе только худи, тонкая ветровка и полупустой рюкзак.
Сдавленно матерюсь, закрываю форточку и спешу в комнату, на ходу придумывая приемлемые версии для себя и для Юры.
— Насчет этого вашего Филина… — осторожно начинаю я, нависнув над столом, и Юра накрывает микрофон ладонью. — Я тут узнала, что… он живет на улице. Пусть он приедет. Давай его впишем? Позвони ему!
8
— Чувак, тебе рили некуда податься? Так чего же ты молчал. Вызывай «Убер» и приезжай. Экскаваторная… Нет бабла? О-уке-е-ей… Только ментам не попадись. — Юра манерно расплющивает окурок о дно пепельницы, нажимает на сброс и удовлетворенно потягивается. — Он сейчас пешочком пригонит. Будем жить втроем… А что? Модный тренд — мжм. Если твоя или моя маман спросят, что за хрен поселился на нашей кухне, скажем, что у нас теперь полиаморные отношения!