Синдром счастливой куклы

Я перебиваю ее стенания заученными заверениями, что у меня все хорошо, что по предметам не намечается «хвостов», что деньги есть, а Юра — просто душка и мне с ним несказанно повезло. Передаю привет отцу и прощаюсь. Мама тараторит что-то еще, но я без сожалений нажимаю на сброс.

Родителей давно нет в моей жизни, а мнение их не имеет веса.

Тот же Юра сделал для меня столько, сколько им с их политикой невмешательства и не снилось.

Они до сих пор не знают, как близок был край. И вытащили меня не они.

Потом я специально проводила эксперименты — фото новых татуировок, пирсинга и причесок невообразимых форм и цветов первым делом отправляла маме. Реакция всегда была нулевой.

Когда я сообщила родителям, что собираюсь выйти замуж, они целых две минуты уговаривали меня не делать глупостей, пугали, что я раскаюсь в содеянном, но вскоре, как обычно, махнули рукой.

Еще лет в шестнадцать я поняла, что за их невмешательством стоит дикий страх и беспомощность.

Так чего же теперь они хотят от меня?

Смартфон в ладони снова оживает, и я по инерции прочитываю сообщение. Мобильный банк. Пополнение счета на сто пятьдесят тысяч рублей…

Чертыхаюсь и прикрываю глаза. Эти деньги я тратить не стану и при случае обязательно верну. Как и все, чем они от меня откупались.

Я кружу по комнате и не нахожу себе места — ворохи ярких картинок из детства, потревоженные маминым голосом, мелькают в памяти.

Когда-то эта семья была счастлива и беззаветно любила меня.

И я реву навзрыд, потому что после песни Ярика знаю истинную причину своих отмазок и нежелания возвращаться в родной город.

Я боюсь прошлого. Боюсь увидеть некогда знакомых людей и взглянуть в их полные осуждения и презрения глаза. Боюсь встретить призрака себя самой на пустой крыше… И предпочту до конца дней своих оставаться «счастливой куклой».

Так себе план, но хотя бы он не должен пойти наперекосяк.

Щелкает замок, гремя бутылками и шурша пакетами, из гипермаркета благополучно возвращаются ребята. Они обсуждают творчество Эдгара Аллана По, и я в очередной раз поражаюсь, насколько Юра вовлечен в беседу и готов идти на жертвы ради нового друга. Он почти не читает книг, но Ярик, вероятно, вновь совершил невозможное и пробудил у Юры интерес даже к литературе.

— Серьезно, чувак. Почитай его. Его произведения были у меня первыми после… — Ярик на миг замолкает и продолжает уже тише: — В них я нашел себя и понял, что не один такой повернутый. Они заново открыли мне мир.

***

Насыщенный невероятными событиями день подходит к концу.

Юра, успевший наведаться в душ раньше всех, уже валяется под одеялом — забористо матерится и обменивается голосовухами с ребятами, организуя завтрашнюю попойку.

За хлипкой дверью ванной слышится успокаивающее шипение воды, а я сижу на кухонном подоконнике, верчу в пальцах по обыкновению доставшуюся мне короткую спичку и дожидаюсь своей очереди — Филин собирался галантно пропустить меня вперед, но Юра взвился и настоял, что все мы равны, и играть в благородство не стоит.

Тесное пространство освещает тусклая лампочка, тени предметов, с наступлением вечера приобретшие причудливые формы, оживают — боковым зрением улавливаю их перемещения и зябко ежусь.

За окном беснуется ветер — сотрясает рамы, ломает тонкие ветви и рвет провода, мутное небо с желтым, наполненным дождем брюхом тяжко нависает над пустым миром.

Шум воды за стенкой стихает, подхватив верх от пижамы, я спускаюсь на пол и спешу поскорее покинуть свой пост — кухня теперь служит Ярику жильем, и мне неудобно стеснять его, вторгаясь в личное пространство.

Но дверь ванной открывается в тот самый момент, когда я прохожу мимо, и Ярик, взъерошивая мокрые волосы полотенцем, не глядя шагает прямо на меня. Отскакиваю и больно ударяюсь спиной — на узком участке прихожей невозможно разминуться. Ярик быстро убирает полотенце, сминает его и бесконечно долгое мгновение рассматривает мое лицо.

Тут же отвожу взгляд, но делаю себе только хуже — на нем лишь низко сидящие джинсы, а от разгоряченного тела исходит пар.

В отличие от меня он чистенький — ни одного партака, только множество мелких шрамов под левой ключицей. Последствия селфхарма. Отметины греха на коже ангела.

Я глубоко вдыхаю теплый умопомрачительный запах и едва держусь на ногах.

Жаль, что я не пьяна и не могу позволить себе дотронуться до него… Жаль, что мы не одни, и я не могу повиснуть на его шее и впиться губами в губы. Он в нескольких сантиметрах, но так далеко, что мне никогда до него не дотянуться…

Ярик резко отшатывается, краснеет и отступает в сторону:

— Прости, пожалуйста. Проходи.

Залетаю в ванную, задвигаю шпингалет и умираю от собственной слабости и глупости. Невозможно. Невозможно так втрескаться, когда вместо души зияет выжженная пустота.

Брызгаю на щеки ледяной водой, подставляю под ледяные струи дурную башку, встаю под ледяной душ и, стиснув челюсти, из последних сил терплю.

Ярик — мальчик-святоша — стал моим проклятием и самым большим искушением. И я как никогда близка к тому, чтобы все поломать и остаться ни с чем.

Зуб на зуб не попадает, когда я наконец выбираюсь из импровизированной камеры пыток, пулей пролетаю в комнату, ныряю под одеяло и прижимаюсь к теплому жесткому боку Юры. Он откладывает телефон и запускает руку мне под футболку. Приподнимается на локте, усмехается, легонько дует в мое ухо и проводит губами по шее. Когда-то давно другую меня это успокаивало и обездвиживало, но сейчас, с каждым привычным прикосновением, я чувствую себя все грязнее, никчемнее и холоднее. Желудок сжимается и наливается болью, тошнота напирает на горло, и я выворачиваюсь из цепкого захвата.

— Ты чего? — удивляется Юра. — Что не так?

— Я очень устала. Пожалуйста, давай спать.

Тяжко вздохнув, Юра отворачивается и затихает.

Прислушиваюсь к его умиротворяющему сопению, считаю скользящие по стенам отсветы фар редких авто и вдруг с ужасом осознаю, что больше не смогу с ним трахаться.

Уже не получится терпеть и складывать в уме пятизначные числа, уже не выйдет расслабиться и получать удовольствие. И даже представлять на его месте Ярика, как в прошлый раз, уже не прокатит.

Катастрофа в моей жизни случилась, как только я заговорила с Яриком на флэте и заглянула в бездну его глаз, и последствия, как лавина, несутся на меня с угрожающей скоростью и скоро придавят.

16

С самого утра Юра носится по квартире с телефоном и сигаретой в длинных пальцах и терроризирует службы доставки: ему нужна пицца, роллы, бургеры, любимые пончики, картошка фри и кальян. Он загадочно подмигивает мне и цепляется странно пристальным взглядом, но тут же переключает внимание на Ярика, сидящего на противоположном конце дивана:

— Чувак, сорян, что банкет за твой счет — это ведь ты вел последний стрим и поднял столько бабок. Но я тебе отплачу. Мой сюрприз останется сюрпризом! — манерничает он, отправляя Филину воздушный поцелуй а-ля Мэрилин Монро и дебильно скалится.

Тот тушуется и показывает Юре средний палец.

Несмотря на пропасть, которая вот-вот разверзнется под ногами, я улавливаю витающий в атмосфере дух праздника — дурацкий азарт и тупую уверенность, что сегодня произойдет нечто особенное. Подобный настрой я ощущала перед карантинной вечеринкой и приездом Ярика, и предчувствия оба раза не подвели.

Поочередно дозвонившись до Ками, Никодима и Дейзи, Юра матюгами заставляет их покинуть кровати и дает час на сборы.

Рисую ровные стрелки над бесцветными глазами и держу зеркальце так, чтобы в отражении был виден Ярик. Я безнаказанно разглядываю его, и солнечное сплетение обжигает кипятком. Вчера, во время столкновения в прихожей, от него исходили не только испуг и неловкость, но и… желание. Мне не почудилось — он не лицемер и не смог бы сыграть настолько убедительно. Стоит подтолкнуть его, и мы оба покатимся вниз. И переломаем себе кости.