Насыщение

Застрявший в дверях старик казался каким-то ненастоящим. Из его рук и спины торчали осколки разбитой двери, а сам он скорее походил на кармашек. Так изгибаются матери, желающие защитить собственным телом малое дитя. Обошедшая весь дом девушка не обнаружила никаких следов своего друга, как не нашла она и следов возможных его похитителей. Лужа натёкшей на крыльце крови сохранила здесь несколько частичных и половинчатых следов грубых, явно чужих ботинок.

Возвращаясь к передним дверям, Акация обнаружила вдову Тильд все в том же состоянии и положении. Разве что плач стал в разы тише, а ее лицо приобрело рассерженное выражение.

— Эльза, рассказывай, — повторила ее соседка, сдерживая подступающую ярость. Глядевшая на нее пустым взором старушка вмиг собралась, восстанавливая в памяти известную ей цепочку.

— То было раннее утро… Гораздо раньше этого часа. Дома закончилось молоко и я решила : пока мои домашние спят, я успею купить его в ближайшем магазине и вернуться до того момента, как мальчики заметят моё отсутствие. Но… Но…

— Но ты не успела.

— Нет, — ответила потерявшая все мать и жена, — Когда я пришла, в воздухе висел озон, который испускает Но́рмо после того, как поколдует. Я поняла, что ему пришлось ожесточённо защищаться… Скажи, ведь не он убил Джона? Так ведь!...

— Нет, не он, — покачала головой девушка, вспоминая найденное ею тело, — Твой муж до последнего защищал своего сына. Он даже накрыл его своим телом.

— О боже! — взревела новой волной слез женщина, — Как же так? Что же случилось?

— Не знаю, — нахмурилась Акация, — Не знаю, но приходили они точно за мальчиком. В ином случае, не стали бы довольствоваться только одним убийством… Мне очень жаль, Эльза, но это только начало…

#

Весь последующий день прошел в сплошных нервах и катящихся, как большой снежный ком, нелепостях.

Правоохранительный штаб был слишком занят разрешением нарастающих темпов погромов и случаев агрессии маххов, которых с каждым днём становилось больше той точки, что обозначала бы нормальный для общества уровень.

Звонки и весточки о помощи активно блокировались, любые сообщения о какой-либо неладности игнорировались, и обрывающая трубку девушка понимала, что помощи им ждать неоткуда.

Акация много часов сидела в доме со сливовыми стенами, стараясь обезопасить мать своего пропавшего друга. Оставлять ее сейчас в одиночестве было делом рискованным. Злоумышленники легко могли вернуться проверить не оставили ли они свидетелей или каких-то зацепок, ведущих на их причастность к похищению и убийству в семье Тильдов.

Солнце стояло высоко в зените, когда нависшую в кухне тревогу разрезал небольшой шарик света. Маххическая весточка высветила ее имя и, коснувшись огонька, Эльзе стало несколько спокойнее.

— Это моя сестра, — произнесла она, глядя как мерно тлеет сообщение, — Приглашает меня к себе, в деревню. Она живет далеко отсюда… Оно может и правильно.

— Эльза…

—… Слушай… Акация, спасибо, что так стараешься ради Но́рмо, но… Сердце мое материнское чует : не просто так все складывается. И похищение, и поиски эти… нету уже сыночка среди живых… Если уж что и прояснится…

— Я обязательно сообщу, — успокаивающе похлопав ее по плечу, кивнула девушка, — Я ни за что не прекращу искать Но́рмо. Даю тебе слово.

Вещи были собраны и уже к сумеркам вдова отбыла в направлении спасительного пункта. Сестра была в состоянии помочь пережить несчастье. В ее силах было оказать ту единственную поддержку, какой обеспечивают нас самые близкие и дорогие люди.

Тени на улице сгущались. Совсем скоро перестало быть видно даже уличные фонари, так щедро наставленные между домами. По улице вовсю гуляли холодные ветра. Плотная завеса туч расходилась, оголяя небеса и оставляя этот мир без чего-то очень важного. Висела звенящая тишина, в которой девушка сидела и пыталась рассуждать над поставленной ею целью, пока в конечном итоге сон не одолел ее.

Дом, со всех сторон окружённый цветочным садом и подозрением, пребывал в идеальной ситуации для внезапного нападения. Таким моментом невозможно было не воспользоваться трём крепким фигурам, затянутым в черное.

###

Обширное здание больницы высилось в розоватой утреней дымке. В ее окнах отражалось восходящее из-за лесного массива белое светило.

Собирающиеся заступать на смену медработники глядели на такое чудо с нескрываемым страхом. Ровно таким же взглядом их встретила новенькая палаты №10.

Пациентка оказалась молодой и хорошенькой женщиной лет тридцати, с ладным телосложением и общим цветущим видом. Назначенные на этот этаж сиделки глядели на девушку, да никак в толк не могли взять : зачем врачам ее было сюда определять.

— Больница Святой Кристины — это то место, куда семьи кладут своих особо вспыльчивых и несобранных родственников, — отвечая на нервные вопросы новенькой, говорила другая болезная.

Это была юная особа; от окружающих их маххов она отличалась буквально во всем. Подтянутая, яркая и с постоянной, будто бы пришитой улыбкой, девочка пятнадцати лет озаряла больничные помещения своим светом, ровно как и это проступившее солнце, разгоняя нагнетаемую медициной тоску.

— Арика, откуда ты все это знаешь?

Арика Джонс, с первых минут зарекомендовавшая себя лучшей подругой Акации, любила совать повсюду свой длинноватый носик, и хоть и слыла среди сверстниц и завистливых нянечек безмозглой модницей, а была готова подписаться на любой кипиш, какой только не развернулся бы в наскучивших ей стенах.

— Да так, — небрежно махнула она, деланно взросло поправляя прядь волнистых каштановых волос, — Слышала кое-что… Моего дядю однажды сослали в похожее заведение. Будучи всего полугодовалым малышом, его положили в одну из глухозапираемых палат в больнице Святой Люси.

— И что же?

— Ну как что… На праздничных обедах я его ни разу не видела… — пожала плечами девушка, лениво переворачивая страницу глянцевого журнала.

#

С самого первого момента здесь все проходило как-то не так.

С начала «заселения» и до нынешней минуты повествования, девушка чувствовала (и именно это слово), что она не в своей тарелке.

Безусловно, персонал был очень мил с нею, условия проживания и местный микроклимат были очень достойными, однако все остальное — оставляло желать лучшего.

Шел второй день принужденного лечения. Над зданием больницы стоял туман, отливающий бирюзой и перламутром. Растущее окружение внезапно залилось благоуханием, а соседки по палате сидели за закрытыми балконными дверями, обмениваясь мыслями относительно возможного побега.

— А там, должно быть, тепло и свежо… — мечтательно протянула Арика.

— Э-эх… И цветы такие яркие… Их лепестки только маслом писать… — вторила ей Акация, пальцем водя и пересчитывая крупные кусты, — Когда я и моя сестра жили на юге, такие же цветы росли в саду дорогого отца. Это же люпины и гортензии… Ах, как их тут много!...

—Ндааа… Красота…

— С этим не поспоришь, — прозвучал, режущий женскую гармонию, мужской голос.

— Здрасьте, — в один голос среагировали пациентки, разглядывая своего гостя.

Светлолицый мужчина в белоснежном докторском халате, при радушной улыбке и теплом взгляде, глядел прямо на них, терпеливо выжидая, пока девушки обменяются всеми многозначительными знаками и ужимками. Они не ожидали его появления и то было более, чем оправдано.

— Извините, — слегка поклонился врач, — У меня были некоторые дела и я не сумел посетить вас прежде.

Голос мужчины был таким же теплым и мягким, как и его полные отраженного солнечного света глаза. Он действительно сожалел, что задержался. Сожалел о том времени, что болезные дамы потратили впустую из-за его ошибки; приобретая небольшую игривость, он произнёс, распахивая руки, словно собираясь обнять их: