Страница 97 из 114
- Но ты-то что теряешь? - перебил Рейстлин. - Что ты теряешь, если оно откажет, в чем я весьма сомневаюсь. Когда-то его сконструировали самые могущественные маги...
- Как Глаза Дракона?
- Как Глаза Дракона, - ответил Рейстлин, недовольный тем, что его прервали. - Если оно и подведет с горой, то ты всегда сможешь воспользоваться им, чтобы в последний момент бежать в будущее.
- С Карамоном и Крисанией, - напомнил кендер. Рейстлин ничего не сказал, однако кендер не заметил его странного молчания.
- А если Карамон решит убраться отсюда до начала Катаклизма? - спросил Тас.
- Не захочет, - ответил маг. - Уж ты мне поверь, - прибавил он, видя, что кендер вот-вот готов заспорить. Тас снова крепко задумался, потом вздохнул.
- Боюсь, Карамон не позволит мне даже дотронуться до этой штуки, - покачал головой кендер. - Пар-Салиан велел ему беречь устройство как зеницу ока. Он не выпускает его из вида ни на секунду, а когда уходит, запирает его в сундучке. Мне почему-то кажется, что он не поверит, если я попытаюсь объяснить, для чего мне нужна эта штука.
- Не говори ему, - посоветовал маг. - Катаклизм совпадает с днем финального боя. Если ты ненадолго возьмешь это устройство, Карамон ничего не заметит.
- Но это же будет кража! - возмутился кендер.
- Назовем это лучше словом "одолжил", - усмехнувшись, ответил ему маг. - Тем более что цель твоя в данном случае весьма благородна. Карамон не станет сердиться, или я не знаю своего брата. Подумай только, как он будет гордиться тобой!
- Это верно! - кивнул Тас. Его глаза сияли. - Я прославлюсь и стану великим героем, может быть, я буду знаменитее Кронина Чертополоха. Да, но я же не знаю, как его включать...
- Я тебе все объясню. - Рейстлин поднялся из-за стола, но тут его снова настиг приступ кашля, и он согнулся чуть не пополам. - Приходи... через три дня. А сейчас... мне нужно отдохнуть.
- Конечно, конечно. - Кендер поклонился, - Надеюсь, тебе скоро станет лучше.
Он пошел к двери, но остановился на пороге.
- Ох, я совсем забыл, - сказал он. - Я не успел приготовить для тебя подарок. Мне очень жаль...
- Ты сделал мне бесценный подарок, - заверил его Рейстлин. - Спасибо.
- Да? - удивился кендер. - Какой же это? Может быть, ты имеешь в виду предотвращение Катаклизма? - Тас покраснел от удовольствия. - Право, не стоит благодарности. Так поступил бы каждый. Я...
Совершенно неожиданно Тас снова оказался в прилегающем к Храму саду. Каким-то чудом он миновал колючий розовый куст и чуть не до икоты напугал проходившего по дорожке жреца, на глазах которого материализовался прямо из пустоты.
- Клянусь бородой великого Реоркса! - воскликнул Тассельхоф. - Хотелось бы и мне выкидывать подобные фокусы?
Глава 13
В первый день зимних праздников произошло событие, которое открывало череду бедствий, впоследствии получивших название Тринадцати Напастей, или, как писал в своей "Хронике" Астинус, Тринадцати Знамений.
В тот день с самого утра было душно и жарко. Это были самые жаркие зимние праздники из всех, какие могли припомнить даже эльфы-долгожители. Святочные розы по всему Храму безжизненно поникли, а остролист источал такой запах, словно его поджарили в духовке. Лед в серебряных ведерках, служивший для охлаждения вина, таял так стремительно, что слуги вынуждены были беспрестанно носиться с корзинами между ледником, помещавшимся в глубоких подвалах Храма, и комнатами, где были накрыты столы для жрецов и гостей.
Рейстлин проснулся еще затемно. Он чувствовал себя настолько разбитым и больным, что предпочел остаться в постели. Он лежал на смятых простынях и обливался потом. в то время как его усталое сознание сделалось легкой добычей странных галлюцинаций, которые заставили его сначала сбросить на пол одеяло, а затем сорвать с себя и ночную рубашку. Маг чувствовал, что боги находятся где-то радом, однако сильнее всего на него повлияла близость Владычицы Тьмы, мрачной Такхизис. С особенной остротой чувствовал Рейстлин ее неистовый гнев, готовый испепелить все живое на Кринне, но чувствовал он и гнев остальных богов, негодующих на Короля-Жреца. В гордыне своей этот жалкий червь готов был нарушить равновесие мира, которое боги всеми силами должны были оберегать.
Рейстлин подумал о своей Владычице, однако она, ослепленная собственным гневом, не откликнулась и не явилась на его зов. Ни во сне, ни наяву маг не видел ее в облике ужасной пятиглавой Драконицы, Всебесцветной Драконицы, которая пыталась поработить весь мир в Войнах Копья. Ни разу не являлась она Рейстлину и как Темная Воительница, ведущая свои легионы в бой, сеющая вокруг смерть и разрушения. Такхизис всегда представала перед ним в облике Темной Искусительницы, прекраснейшей из женщин. Вожделенная и недоступная, она проводила с ним ночи, играя с его страстями и дразня невозможностью физического соединения.
Глаза Рейстлина были закрыты. Несмотря на изнуряющую духоту, его била дрожь. Он снова и снова представлял себе аромат черных волос, ниспадавших ему на лицо, воображал прикосновения горячих ладоней, но когда маг поднимал руки и, поддавшись заклятию Такхизис, разводил в стороны длинные мягкие волосы, то видел перед собой лицо Крисании.
Наконец эта полудрема-полуявь прекратилась, и Рейстлин взял себя в руки. Он продолжал лежать, наслаждаясь своей победой и прекрасно осознавая, каких усилий она будет ему стоить. Очередной приступ кашля заставил содрогнуться его тело.
- Я не сдамся, - пробормотал Рейстлин, немного отдышавшись. - Тебе меня так легко не победить, Повелительница.
Он спустил ноги с кровати, с трудом оделся и, пошатываясь от слабости, подошел к столу. Проклиная саднящую боль в груди, маг раскрыл на нужной странице толстый фолиант и погрузился в изучение магических формул.
***
Крисании тоже спалось тревожно. Как и Рейстлин, она чувствовала приближение богов, но отчетливее всего ощущала присутствие Светоносного Паладайна. Его гнев был силен, но вместе с тем Крисания чувствовала такую глубокую печаль божества, что ей было очень нелегко перенести ее. Ощущение личной вины переполнило все ее существо, и она бросилась бежать, лишь бы не видеть перед собой чудесного лика Паладайна, искаженного великой скорбью. Она все бежала и бежала, и слезы застилали ей глаза. Внезапно земля ушла из-под ног жрицы, и Крисания упала в пустоту. Сердце ее едва не разорвалось от страха, но в этот момент чьи-то сильные руки подхватили жрицу, и она самозабвенно прижалась к черному бархату накидки, чувствуя под нею сильное, горячее тело. Чуткие пальцы гладили ее по голове, даря отрадное утешение, а когда она заглянула в лицо своего спасителя...
Раскатистые удары колоколов разорвали сонную тишину Храма, и Крисания, вздрогнув, села на постели. Потом она вспомнила лицо, явившееся ей во сне, вспомнила тепло и спокойствие, которое на краткий миг подарили ей объятия мага, и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
***
Тассельхоф, продрав утром глаза, поначалу был изрядно разочарован. Он помнил, как Рейстлин говорил Крисании, что в первый день праздников в Истаре начнут происходить ужасные вещи. Однако, оглядевшись вокруг, он увидел в серых предрассветных сумерках только одну устрашающую картину: Карамон, сопя и отдуваясь, отжимался от пола, совершая утренний комплекс положенных упражнений.
Несмотря на то что дни напролет Карамон и так был занят тренировками, как индивидуальными, так и групповыми, исполин вынужден был вести беспощадную борьбу с собственным весом. Его диета давно закончилась, и Карамону разрешили есть ту же пищу, что и остальным. Однако вскоре острые глаза гнома подметили, что Карамон съедает едва ли не в пять раз больше, чем другие гладиаторы.
Раньше Карамон ел для собственного удовольствия. Теперь он постоянно чувствовал себя несчастным, его одолевали тревоги и забота о Рейстлине, и гигант принялся искать утешения в еде, как некогда искал его в вине. Впрочем, однажды Карамон попробовал взяться за старое, и Тас, после долгих уговоров, достал для него в городе бутылку "гномьей водки". Карамон, однако, успел настолько отвыкнуть от крепких напитков, что его, к огромному облегчению кендера, вырвало.