Страница 22 из 40
— Спасибо, — сказал я. — Сесть я всегда успею. Шутки Учитель не понял и повторил:
— Садитесь, господин Кагарлицкий, в ногах правды нет. Видимо, шутки у нас были из разных времен и поколений! Я сел, и следователь сразу взял быка за рога.
— Окончательно установлено, — сказал он, — что кроме вас пятерых и убитого в квартире Гринбергов вчера вечером никого не было. Никто не приходил, никто до прибытия полиции не выходил. Получается, что убил кто-то из вас, я ясно выражаюсь?
Я пожал плечами. Похоже, следователь вел к тому, чтобы держать меня в отделении до полного прояснения ситуации. А мне нужно было ехать в Петах-Тикву — именно для того, чтобы ситуацию прояснить.
— Могу я узнать, — вежливо поинтересовался я, — кого вы подозреваете?
Учитель помолчал, перекладывая на столе бумаги и время от времени поглядывая на экран компьютера, будто дожидаясь, когда там появится нужная ему информация. Появилась она или нет — я не знал, но следователь, наконец, прервал молчание.
— Если все вы будете стоять на своем, — сказал он, — а доказательств против кого-то из вас конкретно не будет, то следствие зайдет в тупик — невозможно осудить за убийство сразу пятерых или четверых, верно?
— Чушь собачья, извините, конечно, — буркнул я. — Вы хотите сказать, что мы обо всем сговорились заранее, потому что…
— Не надо мне объяснять почему, — прервал меня Учитель. — Все это понятно. Днем, пока вы занимались своими делами — о них я вас еще буду спрашивать, — я поговорил с женой и матерью убитого, а также с сыном — в присутствии матери, конечно. Все они говорят неправду. Странно, однако, не это — на моей памяти никто из подозреваемых на первом этапе следствия правды не рассказывал, все врут, надеясь, что удастся выйти сухими из воды. Потом, понятно, правда все равно всплывает, потому что противоречия… Но сначала врут все, я привык. В данном, однако, случае… Вы что, думаете, что чем ложь очевиднее, тем легче в нее поверить?
— Не понял, — сказал я.
— Ну, конечно! Не поняли! Все утверждают одно и тоже: «он стоял, потом вдруг упал…» То есть никто к жертве не подходил, орудия преступления нет, рана появилась сама по себе — в общем, Божья кара, не больше и не меньше.
— Так и было, — кивнул я.
— Вы при этом: не присутствовали, откуда вы знаете, что было именно так?
— Мне рассказали. И в отличие от вас я знаю, что сказали правду. Да и когда они успели бы сговориться — я вбежал в комнату сразу, как только…
— Как только, так сразу, — раздраженно сказал следователь.
— Кстати, — вспомнил я, — экспертиза, наверно, уже установила, какое оружие было…
— Установила, — поморщился следователь, но продолжать не стал, и я спросил:
— Нож для разрезания бумаги, что лежал в ящике компьютерного столика?
Следователь поднял на меня пристальный взгляд, ну совсем как комиссар Мегрэ.
— Почему вы так думаете?
— Потому, — сказал я, — что в квартире не было никаких других длинных острых…
— Да, — согласился Учитель. — Только эти два ножа, вы правы.
— Эксперт, видимо, уже сказал вам, — вздохнул я, — что ни один из этих ножей не мог быть орудием убийства. Я не знаю, какая для этого нужна экспертиза, но представляю вывод, который был сделан.
— Почему вы так думаете? — насторожился Учитель.
— Но это так?
— Это так, — кивнул он. — Обоими ножами не пользовались по крайней мере несколько дней. Это относительно легко установить по пылинкам на лезвии и рукоятке. И следов крови ни малейших, а они должны были быть обязательно, даже если нож тщательно протерли и помыли — невозможно протереть и помыть за несколько минут так тщательно, чтобы экспертиза не обнаружила следов.
— В общем, — перебил я, — вы убедились наконец, что никто из нас Алика не убивал? Во-первых, нечем. Во-вторых, незачем. В-третьих…
— В-третьих, — сказал следователь, достав из-под вороха бумаг небольшой листок и проведя пальцем по строчкам, — вы сегодня встречались с Соней Бреннер, Ингой Киреевой и Шаулем Барданой. Они не принадлежат к числу ваших близких знакомых, с которыми вы видитесь ежедневно. Чем было вызвано ваше неожиданное желание встретиться?
— Спросите у них, — пробормотал я. — Мне-то вы все равно не поверите. Вы же считаете, что все мы врем и покрываем истинного убийцу.
— Конечно, — согласился Учитель. — Покрываете. Но при чем здесь Бреннер, Киреева и Бардана, хотел бы я знать.
— Спросите у них, — повторил я.
— Спрашивал уже, — сказал следователь.
Ничего себе! Значит, за мной следили, а моих собеседников тут же перехватывали и приставали с назойливыми вопросами? Не сам же Учитель этим занимался! Интересно, а телефонные мои разговоры они тоже прослушивали? Это было бы уж слишком — для такой акции нужно получить санкцию суда, судья черта с два даст такое разрешение без убедительного представления прокуратуры, а откуда у прокурора…
— И что они сказали?
— Лучше бы вам отвечать на мои вопросы, а не задавать свои, — неожиданно злым голосом сказал Учитель. — Для чего вы с ними встречались? О чем вы говорили, можете не рассказывать — я знаю.
— Неужели подсадили мне микрофон? — деланно удивился я, демонстративно ощупав воротник рубашки.
— Перестаньте глупости говорить! Я спросил — они ответили.
— Если обманываю я, может, и они тоже…
— Им-то зачем? Тем более что разговор шел о давно минувших днях.
— Преданьях старины глубокой… — пробормотал я, и поведение Учителя неожиданно изменилось. Он скрестил на груди руки, вытянул под столом ноги, расслабился и посмотрел на меня взглядом врача, пришедшего к выводу, что пациент нуждается в длительном лечении в закрытом психиатрическом учреждении.
— Да… — сказал он. — Сильно вас пробрало, однако. Лучший друг… Почти на ваших глазах… И никто вас не понимает. Следователь так вообще — тупой полицейский, вроде этого… как его… всегда забываю, черт, кто там работал в Скотланд-Ярде во времена Шерлока Холмса?
— Инспектор Лестрейд, — буркнул я.
— Вот-вот! Не то чтобы не могу запомнить эту фамилию, но всякий раз, когда она нужна, совершенно вылетает из головы, странная причуда памяти, не находите?
— И часто она вам бывает нужна? — вяло полюбопытствовал я, не понимая, почему Учитель ведет допрос так странно, спросил, потребовал ответа, а сам — в сторону, может, усыпляет внимание, Лестрейда вспомнил, перевел разговор, а сейчас, когда я размякну — бац, и отвечай сразу, не раздумывая…
— Нет, не часто, — хмыкнул Учитель. — Если мне не нравится какой-нибудь книжный персонаж, то в сознании моем он остается как бы пунктиром, если вы понимаете, что я хочу сказать.
— Не понимаю. — Я пожал плечами.
— Ну как же! Разве память вашего друга не могла работать таким же образом, как его физический организм? Что-то помнить отсюда, что-то оттуда, что-то из нашей реальности, что-то из соседней или вообще какой-то иной, на нашу не похожей?
Должно быть, вид у меня в этот момент был предельно глупым — Учитель буквально наслаждался, наблюдая, как на моем лице проступало выражение изумления.
— Нет, я понимаю, — сказал он, — что если бы вы мне ночью или утром изложили свои соображения относительно Многомирия и странных свойств организма вашего погибшего друга, то я бы не только не поверил, но скорее всего добился вашего заключения под стражу сроком минимум дня на три. И вам не пришлось бы проводить собственное расследование.
— О чем вы…
— Я же сказал, господин Кагарлицкий, что разговаривал с же… вдовой Гринберга и с его матерью. Так что я в курсе его странных болезней и в курсе того, как вы это все объясняете.
— Теперь вы и Иру с Анной Наумовной в психи запишете, — сказал я.
— Поначалу я так и думал, — кивнул Учитель. — Потом поговорил с семейным врачом Гринбергов в больничной кассе. Получил у судьи разрешение ознакомиться с медицинскими файлами и ознакомился — с помощью Орит Хагай, разумеется, очень милая женщина и хороший врач… Да, так я хочу сказать: все это выглядит, как чистая фантастика, а мы тут, в полиции, люди, конечно, приземленные… Но если все подозреваемые играют в им одним понятную игру… Если они играют в эту игру, твердо веря, что это не какая-то виртуальная реальность, а самая настоящая действительность… Если факты этой игре — какой бы она ни казалась на первый взгляд — не противоречат… Если главный подозреваемый весь день, вместо того, чтобы помогать семье друга, встречается с людьми, которых несколько лет не видел и которые к убийству, вообще говоря, не могли иметь отношения… В общем, если все сопоставить… Так я не получил ответа на вопрос: для чего вы встречались с Соней Бреннер, Ингой Киреевой и Шаулем Барданой?