Три чекиста

- Помечтали и хватит, - подвел черту старшой, - в подвале его спрячем, зачем далеко ходить? Спустится утречком дед за огурчиками для похмелки, а там стоит наш огурчик малосольный, ждет своего часа.

С утра пораньше участкового опустили в подвал и привязали к трубе. Наша компания отбыла в неизвестном направлении. Прогноз старшого насчет скорого освобождения полицая не сбылся. Лишь на третий день один дедок появился в подвале, где томился Сидоров. До этого момента бабка зорко следила за супругом. Она подозревала, что в подвале у него хранятся не только малосольные огурчики, но и бутылочка самогона. Дед таки пробил оборону и улизнул в подвал, когда бабка ставила тесто на кухне.

Местные алкаши не понимали, почему целых три дня их никто не преследует. Им вторили на своем тарабарском языке таджики. Они не знали, кому теперь нужно платить дань за нелегальность. Наконец, местные маргиналы осмелели и решили закатить пир. Из ниоткуда появилась дюжина бутылок самогона. Как-то сам собой на дворе разгорелся костер из старых табуреток, на котором таджики варили плов. Бабки весело галдели на лавочках, наслаждаясь картиной общего оживления и вспоминали былые дни.

Картину общего ликования нарушил крик деда, нашедшего капитана в подвале. Все стихло и на божий свет выполз Сидоров, облепленный паутиной. Он злобно глянул на окружающих и уткнулся носом в молодую травку, бодро растущую на газоне. Реанимировать бедолагу удалось полным стаканом самогона. После первака местный любимец быстро пошел на поправку. Усевшись рядом с таджиками у костра, он жадно поглощал горячий плов, не обращая внимания на жир, стекавший по мундиру. В честь своего спасения Сидоров решил на 10% уменьшить поборы с нелегалов. Алкаши и наркоманы получили один день для проведения увеселительных мероприятий.

Авторитет капитана после подвальных мытарств пошатнулся, однако, народная любовь к нему явно возрасла. Кличка Грибник была забыта. Сидорова стали именовать графом де Монте Кристо, намекая на заключение в сыром подземелье и неисчислимые богатства, нажитые непосильным трудом.

Эвакуация

День у пенсионера Степаныча начался неплохо. Утром молоденькая почтальонша занесла ему пенсион, озарив замшелую квартиру радостной улыбкой. До этого дня пенсию Стапанычу носила старая почтарка, ровесница выстрела Авроры. Она давала ему деньги с таким видом, будто отрывает их у казанских сирот. Степаныч в отместку принимал гордый облик Цезаря, вернувшегося с триумфом под стены Рима и важно расписывался в ведомости. Он тщательно пересчитывал банкноты, взирая на почтальоншу с видом человека, которого хотят надуть. Та слегка зеленела, выказывая всем видом оскорбленное достоинство. После этого спектакля влюбленная пара расставалась ровно на месяц.

Не только пенсия из рук молодой девочки вдохновила Степанычяа. Его старенький Москвич после нескольких попыток кашлянул, пару раз пернул и весело заурчал. – Конек ты мой, Горбунок! – ласково похлопал машину сияющий водитель. Мы им еще покажем!

Кому и что показать хотел Степаныч мы не знаем, но догадываемся. Раритеное авто служило поводом для насмешек молодых соседей. Один из них просил продать машину. Свое желание он объяснял отсутствием места для хранения картошки. Москвич по его убеждению для этого подходил идеально. Другой настойчиво просил ключи от авто, поскольку во дворе больше негде было справить нужду. Пенсионер ничего не ответил, но наглецов запомнил.

Через неделю любитель туалета на свежем воздухе появился с загипсованной рукой. Выходя из квартиры, он подскользнулся на лужице растительного масла. Сосед, мечтавший превратить винтажное авто в склад для картошки, тоже недолго радовался жизни. Взявшись за ручку своей подвальной кладовки, он получил мощный разряд тока и с тех пор плохо выговаривал слова «картошка» и «Москвич». Все были уверены, что Степаныч здесь не при чем. Скоро он тоже поверил в это.

Выведя Москвич из гаража Степаныч гордо выехал на улицу. На перекрестке путь ему преградил мужик в черной кожаной куртке, стояший посреди дороги. Он властно указал водителю на обочину, сделал грозное лицо и упер руки в бока.

- Гляди-ка, гаишникам новую форму выдали, а палки почему-то забрали, - подумал Степаныч, с трудом нащупав педаль тормоза, - хотя так даже красивше. На чекистов похожи.

Опустив скрипучее стекло, Спепаныч осведомился, - причина остановки, милок, какая будет?

- Органам требуется помощь, - ответил старшой, - помнишь заветы Ленина?

- Так-точно, органам помощь нужна, уж не знаю, чем их лечить. Один орган лечишь, другой начинает болеть. Может, что посоветуешь?

- Дед, ты не понял, не твоим органам, а карающим органам нужна твоя помощь, - снисходительно пояснил старшой.

Дед не успел переключиться на новую информацию и выдал свою, – заветы Ленина, помню, а как же! Если мальчик любит труд, тычет в книжку пальчик, про такого говорят, он хороший мальчик. И еще – я сижу на вишенке, не могу накушаться, дядя Ленин говорит, нужно маму слушаться!

- Неплохо политически подкован, - одобрил старшой, - обстановку в целом правильно понимаешь. Нам нужно доехать до Дубровки, это тебе по пути.

- Ну, раз по пути, тогда садитесь, - дед кивнул на дверь, - только не хлопайте сильно, а то будете везти ее на руках.

Три чекиста и Иван Николаевич загрузились в Москвич. Автомобиль натужно крякнул, заскрипел, но поехал.

- Че-то я сегодня лихачу, - подумал Степаныч, набрав 30 км/час и тут же сбросил до 20. За окнами замелькали пригорки и поля. Природная идиллия радовала глаз. Осень вступила в свои права, осыпав окрестности пригоршнями золотой листвы. Дождик ласково спрыснул травку, грибники шарились по лесам, а рыбаки пили водку на бережках.

План спасения Ивана Николаевича был продуман в мельчайших деталях. В качестве пристанища была выбрана деревня Дубровка, овеянная легендами и комедийными фильмами. Там, как известно, находилась дача жены Горбункова Семена Семеновича. Отдав бриллианты Родине и подлечив сломанную руку, ее муж жил долго и счастливо, но в конце концов покинул сей бренный мир. Горбункова, ныне бывшая пенсионерка союзного значения, любила дачную жизнь за ее тихие рассветы, романтичные закаты и вкусную консервацию. К ней направили свои стопы чекисты.

Дед довез их до опушки леса, за которым начинались дачи. Старшой записал его домашний телефон и приказал быть готовым к немедленному выезду, когда позовет революция.

Летний денек уже вступил в свои права и в чаще весело пищали птички. Лес прошли без приключений. Чекисты постреливали из наганов по пням, тренируя глазомер и реакцию. Иван понуро брел за ними, задумавшись о своей участи. Не так, ох, не так представлялся ему отпуск.

Дача жены Горбункова стояла на отшибе. Это обстоятельство особо понравилось суровой троице. На веранде Нина Павловна закрывала помидоры и огурчики. Увидев витаминную роскошь, чекисты воспрянули духом и заслали меньшого в магазин. Остальные с Иваном расположились в гостиной и включили телевизор. Хозяйка не любила, когда ей мешали за любимым занятием. По телику начался фильм «Кин-дза-дза». К удивлению Ивана Николаевича, творении Данелии заинтересовало старшого. Он не отрываясь следил за сюжетом и в конце картины изрек:

- Глубокая лента! Какие образы и символы! Хотел бы, ты, Ваня, пожить на такой планетке? Я б с удовольствием и даже без нагана.

С веранды донесся голос хозяйки, – как вы смотрите эту чушь? У меня на видике есть «Ленин в Октябре», не желаете?

- Сколько себя помню, - заметил Иван, - ни одна женщина не признала «Кин-дза-дза» хорошей картиной.

- Не удивительно, дамы мыслят иначе, - ответил старшой, - им нужны любовь и слезы.

- Спасибо за предложение, - откликнулся он на зов, - нам такие картины неинтересны. На своей шкуре Ленина прошли, можем сами кина снимать, - подмигнул он Ивану.