Страница 73 из 75
В последнее время я так много времени проводила, размышляя о том, что принесет будущее, испытывая неуверенность, что упустила из виду истину. Будущее всегда было рядом. Это была его улыбка. Его ворчливые разговоры с братьями. Его руки, обнимающие меня в темноте ночи. Будущее — единственное будущее, которое стоило иметь, — это мы.
Это был он.
И без него мне ничего не было нужно. Не хотелось ни дурацкого трона, ни дурацкой короны. Я попыталась сорвать ее с головы, чтобы отбросить ее от себя, но она сопротивлялась, словно это был не просто предмет, а живое существо, которое не желало быть отвергнутым.
— Ты мне не нужна! — Мой крик эхом разнесся по пустой комнате и, вернувшись, обрушился на меня. Рухнув на его грудь, я позволила себе стать слабым существом, которым я, очевидно, являлась. Если бы я была такой, как они говорили, я могла бы спасти его. Я могла бы призвать эту дурацкую песню. Я могла бы исцелить то, что сломала. Но я не могла. Я не была сиреной. Или вампиром. Я была всего лишь полукровкой, которой не было места в этом мире, и если я не могла спасти его, то этот мир не был мне нужен.
Поэтому я позволила себе плакать и кричать до тех пор, пока у меня не перехватило горло, и слез не осталось, только их призрак пульсировал в моих сухих глазах. Я подумала о той ночи, когда мы встретились, когда он смотрел на меня так, будто мог разорвать на части, и тихонько стала напевать мелодию анданте. Последняя песня, которую я играла перед тем, как он бросился спасать меня и навсегда изменил мою жизнь.
Это была не та песня жизни, которой должен был владеть мой род. Напротив, это была песня о деве, встретившей смерть, и я наконец поняла ее. Я думала, что это история о невинном человеке, спасающемся от жестокой судьбы, но это было не так. Это была история о потере. О безумном отчаянии, которое сопровождает это горе. Это был страх, бессмысленная надежда, паника… и, наконец, принятие. Я не могла вспомнить ничего, кроме последнего фрагмента произведения — написанного Шубертом чувства покорности. Не облегчения, потому что в нем было слишком много боли.
И я не могла больше напевать, когда приблизилась к концу анданте. Да и не стала бы. Вместо этого я нашла новую мелодию, такую же сладкую, как вкус его поцелуя в полночь. Затем она наполнилась страстным желанием, которое я ощущала, когда он прикасался ко мне, и тихим удовлетворением, которое я находила в безопасности его объятий. Я исполнила свою надгробную речь — мое последнее прощание — в музыке, потому что не было слов для того, что я чувствовала к нему. Не было способа передать все, что он значил для меня и что будет значить впредь, кроме как через музыку, которая звучала и лилась из меня.
Когда я дошла до последней долгой ноты, я поняла, что у этой песни нет конца. У нас не было конца. Мы были настоящим волшебством, и, возможно, именно поэтому корона по ошибке опустилась на мою голову из-за той симфонии, которую написали наши узы. Но на данный момент я закончила свою работу, и наступила тишина.
Рука опустилась мне на плечо, и мне потребовалось мгновение, чтобы почувствовать ее — почувствовать его.
— Любовь моя. — Слова были болезненными и хрупкими, но они принадлежали ему.
Я приподнялась, и его рука упала на камни. Джулиан застонал — звук настоящей боли, от которого у меня внутри все скрутило. Я схватила его руку и осмелилась наконец взглянуть на него. Голубые глаза смотрели в ответ, вспыхивая молниями — магия сделала свое дело. Я смотрела, как исчезает кость, торчащая из его груди. Цвет вернулся к его бледной коже.
— Тея, — боль исказила его голос.
Я заставила его замолчать.
— Не говори. Просто исцеляйся.
Я встала на колени, чтобы откинуть окровавленную прядь волос с его глаз — глаз, полных жизни, любви и будущего.
Нашего будущего.
Какое-то время мы смотрели друг на друга, и я понятия не имела, сколько времени прошло на самом деле. Я не могла оторвать от него глаз — от своей пары.
Пока на его губах не заиграла улыбка.
— Я уже могу говорить?
Я рассмеялась и кивнула, когда слезы снова наполнили мои глаза.
— Хорошо, — ответил он. — Почему на тебе корона?
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ
Джулиан
Моя пара подняла руку, чтобы коснуться короны, украшавшей ее склоненную голову. Осколки бриллиантов, подобно лучам, поднимались из обруча, имитируя солнце. В центре солнечных лучей изящная змейка, — древнейший символ Le regine, — держала в пасти вырезанный из лунного камня полумесяц. Она сморщила нос, привлекая внимание к своим веснушкам, и вздохнула.
— Ах, это, — сказала она бесстрастно. — Это не имеет значения.
Но это было не так. Потому что я узнал эту корону, я помнил, кто ее когда-то носил, и прекрасно понимал, что означала эта корона на голове Теи. Я поднял голову и оглядел зал, не удивившись тому, что мы оказались рядом с тронами. Зал был пуст, но со времени моего последнего визита здесь навели порядок. Без сомнения, сестры готовились принять новую королеву. Предполагалось, что это будет моя мать. Но если корону надела Тея, то…
— Что случилось? — тихо спросил я, зная, что это ее история, которую она должна рассказать.
Она сделала паузу, прежде чем наконец произнести ломким голосом:
— Ты умер.
Я кивнул, потому что не имело смысла отрицать этот факт. Но за всем этим стояло нечто большее, и мы оба это знали.
— Теперь я вернулся.
Еще мгновение она колебалась, а затем все произошедшее полилось из нее. Я молча слушал, пока она рассказывала о Уильяме — о том, кем он был для нее, — а затем перешла к событиям сегодняшнего вечера. Когда она закончила, в ее изумрудных глазах блестели слезы.
— У меня не было выбора. — Она сжала руки в кулаки. — Я бы сделала все, чтобы спасти тебя.
— Тебе не нужно оправдываться передо мной. — Если бы она знала, что я сделал, чтобы найти ее, сколько вампиров я пытал, пока искал ее, разве она смотрела бы на меня также?
— Ты не возражаешь? — Ее зубы впились в нижнюю губу, привлекая мое внимание. Внезапно мои брюки стали тесными. По крайней мере, казалось, что я быстро приходил в себя.
— Не возражаю? — Я осторожно приподнялся и сел рядом с ней. Я не почувствовал ни малейшей боли. Как будто ничего не было. Если бы не ее корона, я мог подумать, что все это мне привиделось.
— Что я… — Она жестом указала на корону, словно не могла заставить себя признать, на что согласилась, надев ее.
— Я просто представляю тебя в одной этой короне. — Я не стал дорисовывать остальную часть картины — она сидит на мне, ее лицо выражает мучительное блаженство, — но, судя по румянцу, окрасившему ее щеки, она представила себе то же самое.
— Я не знаю, чего они от меня ждут, — призналась она. — Думаю, все это ошибка.
— Тея, — я наслаждался вкусом ее имени на своем языке, но стал говорить тише, понимая, что рядом могли находиться другие. Я взял ее руку, я провел большим пальцем по тыльной стороне ладони. Я знал, что успокоить ее волнение невозможно, но, может быть, я смогу помочь ей принять то, что она сделала. — Ты вернула меня к жизни. Это не было ошибкой. Корона выбрала тебя.
Она уже открыла рот, чтобы возразить, как вдруг двери в тронный зал распахнулись. В зал влетела моя мать, а за ней еще десяток человек, и все они замерли, увидев нас.