Тысяча городов

«Я надеюсь, мне не придется обращаться напрямую к Шарбаразу, царю Царей, да продлятся его годы и увеличится его королевство», - сказал Тикас именно так, как мог бы сказать макуранский аристократ - видессиане тоже знали, как выжать из него все.

«Скоро, я сказал, и скоро, я имел в виду», - ответил Абивард, желая, чтобы какая-нибудь отвратительная болезнь - возможно, очередной приступ измены - избавила его от Тикаса. Для видессианского отступника использовать слово "доверие", когда он был так явно недостоин его, было неприятно. Что раздражало еще больше, так это то, что Тзикас, который был таким проницательным в других местах, казалось, был слеп к причинам неприязни Абиварда к нему.

«Я поверю тебе на слово», - сказал Тзикас, - «ибо я знаю, что знать Макурана воспитана ездить верхом, сражаться и говорить правду».

Это было то, что видессиане говорили о макуранцах. Мужчинам Макурана, со своей стороны, говорили, что видессиане впитали ложь с молоком матери. Имея дело с людьми по обе стороны границы, Абивард неохотно пришел к выводу, что представители любой нации будут лгать, когда думают, что это им выгодно, а иногда и просто ради забавы, те, кто поклонялся Богу примерно с такой же готовностью, как и те, кто следовал за Фосом.

«Я сделаю все, что в моих силах», - сказал Абивард. В конце концов, добавил он про себя. Ему не нравилось быть несовершенно честным с Чикасом, но его также не прельщала перспектива командования войсками видессианина. Чтобы лишить Чикаса морального преимущества, он продолжил: «Тебе удалось найти корабельных плотников или как там их правильно называть? Если мы собираемся разбить Маниакес, разбить Видесс раз и навсегда, нам придется переправить наших людей через переправу для скота и напасть на город Видесс. Без кораблей ...

Тзикас вздохнул. «Я прилагаю все усилия, шурин Царя Царей, но мои трудности в этом отношении, в отличие от твоих, касающихся всадников, легко описать.» Абивард приподнял бровь в ответ на этот выпад. Тзикас Невозмутимо продолжил: «Видессос разделяет сухопутные и морские владения. Если бы друнгарий попал в ваши лапы, он мог бы поступить с вами лучше, поскольку подобные вопросы входят в сферу его ответственности. Однако, как простой солдат, боюсь, я несведущ в искусстве кораблестроения.»

«Уважаемый сэр, я, конечно, не ожидал, что вы будете плотничать самостоятельно», - ответил Абивард, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. То, что Тзикас назвал себя кем угодно, вызвало бы смех у любого макуранца - и, вероятно, у большинства видессиан, - кому когда-либо приходилось иметь с ним дело. «Узнать, где собрать людей с необходимыми профессиями, - это опять же нечто другое».

«Так оно и есть, в самом буквальном смысле этого слова», - сказал Чикас. «Большинство людей, занимающихся этим ремеслом, покинули западные земли перед лицом вашего победоносного наступления, будь то по собственной воле или по настоянию губернаторов своих городов или провинциальных вождей».

Абивард знал, что подобные призывы, вероятно, были на острие меча «Видессиане вырыли яму и засыпали ее за собой», - сердито сказал он. «Я вижу их там, в Видессосе, городе, но я не могу прикоснуться к ним, что бы я ни пытался. Но они все еще могут прикоснуться ко мне - некоторые из их морских набегов причинили мне боль».

«У них есть потенциал, которого вам не хватает», Согласился Чикас. «Я бы помог вам исправить этот недостаток, если бы это было в моих силах, но, к сожалению, это не так. У вас, с другой стороны, есть возможность позволить мне набрать подходящее количество всадников» которые... Без видимых усилий он поменялся ролями с Абивардом.

К тому времени, когда Абиварду удалось вырваться, он решил, что с радостью позволит Чикасу набрать свой долгожданный кавалерийский полк при условии, что видессианин даст страшную клятву увести этот полк далеко-далеко и никогда больше не приставать ни к одному жителю Макурана.

Абивард скучал по Таншару. Он всегда хорошо ладил с гадалкой и волшебником, которые так долго жили в деревне под крепостью Век Руд. Но Таншар был мертв уже пять лет. С тех пор Абивард искал мага, который мог бы дать ему результаты, соответствующие результатам Таншара, и не заставлял его чувствовать себя идиотом, задавая случайные вопросы.

Подходили ему волшебники, которые путешествовали с армией, или нет, у нее был изрядный контингент. Боевая магия редко приносила армии какую-либо пользу. Во-первых, чародеи противника, скорее всего, блокировали усилия своих собственных магов. Во-вторых, никакая магия не была очень эффективной в пылу битвы. Когда страсти человека накалялись до предела, когда он боролся за свою жизнь, он едва ли ощущал заклинания, которые могли бы повергнуть его на дно, если бы они заставили его расслабиться. Тогда волшебники сделали больше для того, чтобы найти потерянные кольца - а иногда и потерянных малышей - для женщин лагеря, чем для того, чтобы швырять колдовские огненные шары в мужчин Маниакеса. Они предсказали, будут ли беременные женщины рожать мальчиков или девочек - не с идеальной точностью, но лучше, чем они могли бы сделать путем случайного угадывания. Они помогали исцелять больных людей и лошадей и, если повезет, помогали предотвратить превращение болезней в лагерях в эпидемии. И, будучи мужчинами, они хвастались всеми другими вещами, которые они могли бы сделать, если бы только у них был шанс.

Время от времени Абивард вызывал одного из них, чтобы посмотреть, сможет ли он оправдать свое хвастовство. Одним жарким, липким летним днем в разгар он позвал к себе в резиденцию мага по имени Бозорг, молодого, энергичного парня, который не сопровождал армию во всех ее кампаниях в западных землях Видессии, но недавно прибыл из Машиза.

Бозорг очень низко поклонился Абиварду, показывая, что признает, что его собственный ранг низок по сравнению с рангом генерала. Венизелос принес вино, приправленное соком апельсинов и лимонов, фирменное блюдо прибрежных низменностей. За последние пару лет Абивард полюбил его. Губы Бозорга скривились в выражении, источающем отвращение.

«Слишком кисло для меня», - сказал он, а затем продолжил: «в отличие от моего милостивого и щедрого хозяина, чья доброта подобна солнцу днем и полной луне ночью, освещающей своим сиянием все, к чему прикасается. Его приглашение оказало мне честь, превышающую мои скромные достоинства, и я буду служить ему всем своим сердцем, всей своей душой и всеми своими силами, какими бы слабыми ни были мои способности ».

Абивард кашлянул. В пограничных владениях, где он вырос, не делали комплиментов с помощью лопатки. Видессиане тоже не привыкли к такой приторной полноте; в их похвалах, как правило, сквозила сардоническая нотка. Но при дворе Машиза лесть не знала границ.

Бозорг, должно быть, ожидал, что он тоже примет это как должное, потому что продолжил. «Как я могу служить доблестному и благородному господину, чье могущество заставляет Видесс трепетать, чей натиск подобен натиску льва, кто нападает со скоростью ястреба-тетеревятника, при приближении которого бледные жители Востока, не знающие Бога, убегают, как шакалы, кто разрушает городские стены подобно землетрясению в человеческом обличье, кто...»

Терпение Абиварда лопнуло. «Если вы дадите мне возможность вставить слово, я расскажу вам, что у меня на уме.» Он был рад, что Рошнани не слушала Бозорга; он бы еще долго переживал землетрясение в человеческом обличье.