Видессос осажден

"Хорошие новости!" Воскликнул Маниакес. "Я всегда рад слышать хорошие новости".

Гонец кивнул. Его кольчужная вуаль загремела. Над этой вуалью Маниакес мог видеть только его глаза. Они блестели от возбуждения. "Шарбараз сейчас в бегах, ваше величество", - сказал он. "Значительная часть его армии перешла на нашу сторону, что заставило его бежать обратно в Машиз".

"Это лучше, чем хорошие новости", - сказал Маниакес. "Нажимай сильнее, и он твой. Как только его силы начнут рушиться, они рассыплются, как глиняный кирпич под дождем".

"Даже так, или мы на это надеемся", - сказал гонец. "Когда я был отправлен на восток к вам, полевые войска готовились следовать за беглецами Шарбараза в столицу".

"Дави сильнее", - повторил Маниакес. "Если ты этого не сделаешь, ты дашь Шарбаразу шанс оправиться". Из-за вуали посланника донесся безошибочный смешок. "Что смешного?" спросил Автократор. "Ваше величество, вы хорошо говорите на моем языке", - ответил гонец. Маниакес знал, что вежливо растягивает тему, но позволил ему сделать это. Парень продолжал: "Однако никто никогда не примет тебя за макуранца, особенно по тому, как ты произносишь имя человека, которого свергнет Абивард".

Маниакес доказал, что его владение макуранским языком оставляет желать лучшего, поскольку ему потребовалось время, чтобы разобраться в этом и понять, что имел в виду посланец. "Я снова сказал Сарбараз ?" потребовал он, и мужчина кивнул. Маниакес огорченно щелкнул пальцами. "О, мор! Я потратил много времени на то, чтобы научиться произносить этот странный звук, который ты используешь. Его зовут… это… Сарбараз ". Он начал было триумфально поднимать руку, затем понял, что снова потерпел неудачу. Теперь, по-настоящему разозлившись, он изо всех сил сосредоточился. "Сар… Сар… Шар бараз! Вот."

"Отличная работа!" - сказал гонец. "Большинству из вас, шипящих, пищащих видессиан, никогда не удается сделать это правильно, как бы вы ни старались".

"Макуранца можно отличить и по тому, как он говорит по-видессиански", - сказал Маниакес, на что посланник кивнул. Маниакес продолжал: "Ты случайно не - или Абивард не - получил известий о том, где в эти дни скрывается Тзикас?"

"Предатель? Нет, в самом деле, ваше величество. Хотел бы я знать, хотя я бы сказал Абиварду, прежде чем говорить вам. Он предлагает солидную награду за известие о нем и еще большую за его голову ". "Я тоже", - сказал Маниакес.

"Ты?" Глаза макуранца расширились. "Насколько?" Его народ утверждал, что презирает видессиан как расу торговцев и лавочников. Опыт Маниакеса подсказывал, что мужчины Макурана были не более невосприимчивы к соблазну золота и серебра, чем кто-либо другой. И когда Маниакес сказал ему, сколько он может заработать за поиски Чикаса, он тихо присвистнул. "Если я что-нибудь услышу, я скажу тебе, а не Абиварду".

"Скажи, у кого из нас больше шансов поймать отступника", - сказал Маниакес. "Если он будет пойман благодаря тебе, сообщи мне, и я компенсирую разницу между наградой Абиварда и моей, я обещаю. Расскажи всем своим друзьям тоже, и скажи им, чтобы они рассказали своим друзьям ".

"Я сделаю это", - пообещал посланник.

"Хорошо", - сказал Маниакес. "Если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что он где-то недалеко отсюда, но я знаю, что это может быть совершенно неверно". Он объяснил, что узнал от Ветраниоса и Фостеиноса.

"Я думаю, что у него больше шансов быть здесь, чем в Стране Тысячи городов или в Машизе", - сказал посланник. "Здесь, по крайней мере, он может открыть рот, не выдавая себя каждый раз, когда он это делает".

"Когда Чикас открывает рот, он предает других людей, а не себя", - сказал Маниакес, что рассмешило посланника. "Ты думаешь, я шучу", - сказал ему Автократор. Он был осажден, но только до некоторой степени. И комментарии макуранца заставили его задуматься. Если Тикас хотел исчезнуть в западных землях, он мог. Маниакес счел невозможным представить себе Тзикаса, который хотел бы исчезнуть. Он признался себе, что, возможно, был неправ.

Он дал гонцу золотую монету, предупредил его о небольшом отряде людей Тегина, все еще верных Шарбаразу, и отправил его обратно к Абиварду с поздравлениями. Покончив с этим, он вышел за пределы резиденции губернатора города вместо того, чтобы приступить к следующим делам в Серресе.

Все выглядело нормально. Несколько крестьян из окрестной сельской местности продавали овец, свиней и уток. Некоторые другие крестьяне, совершив свои продажи, покупали горшки, топорики и другие вещи, которые они не могли достать на своих фермах. Один из них показывал шлюхе немного денег. Они ушли вместе. Если жена крестьянина когда-нибудь узнает об этом, Маниакес сможет придумать по крайней мере одну вещь, которую парень вряд ли получит на ферме.

Так много людей: высоких, низкорослых, лысых, волосатых, молодых, старых. И, если бы Чикас решил исчезнуть вместо того, чтобы пытаться отомстить, он мог бы быть примерно одним из трех мужчин. Эта мысль была тревожной, обремененной тяжелым грузом разочарования.

Маниакесу нужно было сдержать кубратов и макуранцев. Он сделал это. Ему нужно было найти способ вывести макуранцев из западных земель. Благодаря невольной помощи Шарбараза он сделал и это. И теперь либо Абивард победит Шарбараз, либо наоборот в макуранской гражданской войне, которую он помог развязать. Что бы ни случилось, он будет знать и соответственно справится с тем, что последует дальше.

Острые, решительные ответы - как и любой другой, он любил их. В его жизни уже была двусмысленность: он так и не узнал и сомневался, что когда-нибудь узнает, что случилось с его братом Татуулесом. Он знал, что, скорее всего, с ним могло случиться, но это было не то же самое.

Избавиться от Чикаса было бы резким, решительным ответом. Даже знание того, что случилось с Чикасом, независимо от того, имел ли он к этому какое-либо отношение, было бы резким, решительным ответом. Так и не узнав наверняка, жив Тикас или мертв, или где он был, или что он делал, если был жив… Маниакеса вообще не волновала эта мысль.

Он слишком хорошо понимал, насколько опасной может быть двусмысленность, связанная с Тикасом. Возможно, через десять лет он ехал бы по улице в Видессе, городе, ничего не видя и не слыша о отступнике за все это время, почти забыв о нем, только для того, чтобы быть пронзенным стрелой терпеливого врага, который не забыл его. Или он мог бы провести эти десять лет, каждый день беспокоясь о Чикасе, когда негодяй был бы давно мертв.

"Откуда мне знать", - пробормотал он. Автор романов этого бы не одобрил. В романах всегда все выходило аккуратно. Автократоры в романах никогда не были глупцами - если только они не были злыми правителями, свергнутыми кем-то, кто делал свою работу правильно. Маниакес фыркнул. Он поступил именно так, но, так или иначе, это не помешало ему остаться человеком.

"Неважно, как сильно я хочу смерти сына шлюхи, я, возможно, никогда не доживу до того, чтобы увидеть это". Это был другой вопрос, и он был так же недоволен, как и первый. Если бы Тзикас выбрал безвестность, он мог бы обмануть палача. Будет ли безвестность достаточным наказанием? Возможно, так и должно быть, независимо от того, насколько мало Маниакеса волновала эта идея.