Возвращение скипетра

Грас подарил по золотому кольцу каждому из рабов, которые отправились шпионить за Ментеше. К тому времени двое мужчин узнали достаточно, чтобы низко поклониться в знак благодарности. Эта женщина послала ему тлеющую улыбку. Она была в сознании и полностью принадлежала себе, но она еще не придумала, как скрыть из вежливости то, что у нее на уме.

Она тоже была хорошенькой и стройной. Как только ее приведут в порядок, на нее будут обращать внимание повсюду. Тем не менее, Грас притворился, что не замечает, как она на него смотрит. Затащить ее в постель было бы почти так же плохо, почти так же несправедливо, как уложить в постель женщину, которая оставалась рабыней. Ей нужно было время, чтобы понять, кто и что она такое. Как только она это сделает… Как только она это сделает, я буду далеко отсюда, подумал Грас. Возможно, это и к лучшему, для нас обоих.

Она также не пыталась скрыть свое разочарование или раздражение. Грас также притворился, что не заметил этого. У него были другие мысли на уме. Возможно, Изгнанный выжидал своего часа с рабами. Либо так, либо аворнийские чародеи действительно выводили их из-под контроля изгнанного бога. Мало-помалу Грас начал в это верить.

Орталис подошел к Ланиусу в коридоре дворца со странным выражением на лице. Законный сын Граса, казалось, пытался выглядеть дружелюбным, но ему не слишком везло. По крайней мере, он не выглядел так, будто хотел избить Ланиуса, как делал это с тех пор, как они поссорились.

"Доброе утро", - сказал Ланиус. Он никогда не переставал быть вежливым с Орталисом. Насколько он был обеспокоен, вся ссора происходила в голове его шурина, такой, какой она была.

"Доброе утро". Голос Орталиса звучал так же неохотно, как и его внешний вид. Но он продолжал прилагать усилия, говоря: "Как у тебя сегодня дела?"

"Довольно хорошо, спасибо". Ланиус указал за окно. Вид открывался на цветы в дворцовом саду, ярко-голубое небо и пушистые белые облака, плывущие под ленивым ветерком. "Хорошая у нас погода, не правда ли?"

"Полагаю, да". Судя по тому, как Орталис это сказал, он даже не думал о погоде, пока Ланиус не заговорил об этом. И снова, однако, он попытался настоять на своем. "Не слишком горячий. Не слишком холодный. В самый раз".

Это была не блестящая беседа, но это была беседа — больше, чем Ланиус получал от Орталиса за долгое время. В саду чирикнул воробей. Сойка издала пару хриплых криков с дерева неподалеку. Ланиус сказал: "Хорошо, что все птицы вернулись с юга".

"Это правда". Теперь Орталис проявил некоторый энтузиазм, даже если это было не то, что мог бы выбрать Ланиус; он сказал: "Певчие птицы, приготовленные в рагу или запеченные в пироге с морковью, луком и горошком, очень вкусные".

"Что ж, так и есть". Ланиусу тоже нравятся певчие птички в пироге. Даже если бы он этого не сделал, он не стал бы противоречить своему шурину прямо сейчас. Он действительно сказал: "Мне нравится слушать их пение. Это одна из вещей, которые говорят мне о том, что весна пришла, наряду со сладкими запахами цветов".

"Лимоза тоже любит цветы". Орталис мог бы объявить, что его жене нравилась поэзия Фервингов — для него это была очевидная ее эксцентричность. "У некоторых из них действительно красивые цвета", - согласился он, как будто сам выучил несколько слов на тервингском, чтобы подшутить над ней.

"Да, это так". Ланиусу понравились маки, розы и колокольчики. Он посмотрел на Орталиса, задаваясь вопросом, как он часто делал, что происходит в голове его шурина. Иногда он думал, что ему лучше ничего не знать. Но, если Орталис усердно старался вести себя цивилизованно, меньшее, что он мог сделать сам, это продолжать соответствовать сыну Граса. И поэтому он спросил еще раз: "Как ты сегодня?"

"Я... не так уж плох". Орталис поколебался, затем продолжил: "Ансер хотел мне кое-что сказать".

"Так ли это?" Ланиус усердно старался сохранять нейтральный тон. Он не хотел, чтобы Орталис знал, что это была его идея.

Его шурин кивнул. "Он так и сделал. Он сказал, что знает, почему мы с ним поссорились. Он сказал, что весь дворец знает об этом. Мне это не очень нравится".

"Сейчас мы мало что можем с этим поделать", - сказал Ланиус. Дворцовых сплетен было бы намного меньше, если бы вкусы Орталиса не тянулись к хлысту. Если бы я сказал ему об этом, вряд ли это изменило бы их вкусы, что еще хуже.

"Полагаю, что нет". Орталис не казался убежденным. Он никогда не верил, что в чем-то может быть его вина, даже в малом. Единственное исключение из этого правила, которое когда-либо видел Ланиус, произошло, когда его шурин отправился на охоту. Если Орталис промахивался, он смеялся и шутил по этому поводу, как это сделал бы мельник или кожевенник. Но он отличался во многих отношениях, когда отправлялся на охоту.

"Что ж ... как бы то ни было, я рад, что ты больше не злишься", - сказал Ланиус.

Уголки рта Орталиса опустились. Совершенно очевидно, что он все еще был зол. Ланиус на самом деле не думал, что это не так. Но законный сын Граса кивнул мгновением позже. "Не стоит поднимать большой шум", - сказал он. В его устах это было верхом милосердия.

Ланиус кивнул, признавая это. "Я тоже так не думаю", - сказал он и протянул руку.

Орталис сжал его. Он сжал достаточно сильно, чтобы Ланиус понял, что мог бы причинить ему боль, если бы сжал сильнее. Это был Орталис до глубины души. Затем он склонил голову набок и изучающе посмотрел на Ланиуса. "Что вы и дрессировщик зверей делаете с этим глупым животным?"

"Видя, как многому он может научиться", - легко ответил Ланиус. Что бы еще он ни имел в виду, это было его делом, а не Орталиса.

"Похоже, ты тратишь много серебра, пока занимаешься этим", - заметил его шурин.

Ланиус только пожал плечами. "Это хобби. Они есть у каждого". В отличие от Орталиса, у него не было необходимости причинять боль. Упоминать об этом сразу после того, как они помирились, казалось плохой идеей, поэтому он этого не сделал. Вместо этого он продолжил: "Я не бросаю деньги на кучу распутных женщин. Это делает твою сестру счастливой".

Орталис только пожал плечами. "Я не теряю сна из-за того, что думает моя сестра. У меня никогда не было сна и, думаю, никогда не будет". По словам Сосии, они с Орталисом не ладили, даже когда были детьми. Теперь, конечно, у Орталиса появилась новая причина обижаться на нее — ее сын мог встать на пути своего отпрыска, когда дело дойдет до наследования. Я надеюсь, что у Лимозы будет еще одна девочка. Ланиус этого не говорил, независимо от того, насколько сильно он это чувствовал.

Орталис положил руку ему на плечо. Принц снова сжал его немного сильнее, чем мог бы. "Развлекайся своим хобби", - сказал он и пошел своей дорогой.

Ланиус ожидал, что он будет больше вынюхивать о монкате. Король продолжал бы говорить как можно меньше, если бы Орталис сказал. Он мог бы поговорить с Грасом и Птероклсом о том, что он задумал. Если бы это когда-нибудь стало абсолютно необходимым, он мог бы поговорить с Коллурио.

"С моим шурином, моим очаровательным шурином?" Пробормотал Ланиус. Без малейшего колебания он покачал головой.

Когда-то давным-давно Трабзун был аворнийским городом Трапезус. За своей серой каменной стеной он все еще был своего рода городом, но это уже был не аворнийский город. Высокие, тонкие башни, вырастающие в большом количестве, никогда бы не пришли в голову строителю из королевства, которым правил Грас.