Возвращение скипетра

Со смехом Гирундо сказал: "Изгнанный был бы не очень доволен, если бы Коркут послал тебе Скипетр, чтобы выиграть его гражданскую войну".

Он мог легкомысленно отзываться об Изгнанном. Изгнанный бог никогда не появлялся в его снах. Он не знал — буквально не знал, — насколько ему повезло. Грас, который это сделал, сказал только: "Нет, он не стал бы". Сомнения оставили его. Изгнанный не беспокоился бы о потере Скипетра Милосердия, если бы это не было весомым оружием против него.

Гирундо посмотрел на юг. Пыль, поднятая Квизилом и аворнийскими разведчиками, когда они уезжали, все еще висела в воздухе. "На данный момент, я думаю, вы правы — единственное, что мы можем сделать, это идти дальше", - сказал генерал.

"Больше ничего не остается делать", - сказал Грас.

У Ланиуса была репутация человека, интересующегося всем. В этой репутации было много правды, поскольку он знал это лучше, чем кто-либо другой. Это также пригодилось в некоторых неожиданных случаях. И это он тоже знал лучше, чем кто-либо другой.

Если бы, скажем, король Грас сунул нос в одну из маленьких комнат дворца, где хранилось постельное белье, любой слуга, который прошел по коридору и увидел его, был бы поражен. Сплетни о странном поведении Граса разнеслись бы из одного конца дворца в другой раньше, чем прошел бы час.

Но для Ланиуса не было ничего странного в том, что он зашел в подобную комнату. Он рылся на кухнях, в архивах и везде, где ему нравилось. Слуга, который видел, как он открывает одну из этих дверей, просто пожимал плечами и шел по своим делам. Такое случалось раньше, много раз.

Теперь по коридору не было слуг. Это действительно упрощало задачу. Ланиус открыл дверь в кладовую и тихо закрыл ее за собой. Он улыбнулся, почувствовав пряный аромат кедровых полок, на которых лежало постельное белье. Говорили, что кедр помогает сдерживать моль.

И он почувствовал еще один сладкий аромат — женских духов.

"Что ж, здравствуйте, ваше величество", - сказал Оисса, как будто они встретились там случайно.

"Здравствуй, милая", - сказал Ланиус и заключил ее в объятия. Служанка была невысокой и кругленькой, с вьющимися светло-каштановыми волосами, большими серыми глазами, всегда румяными щеками, хотя она, казалось, не пользовалась румянами, и темной родинкой в уголке рта. Она подняла лицо для поцелуя. Ланиус был рад услужить.

Они встречались, когда и где могли. Пол кладовой был не лучшим местом для таких вещей, но это было лучше, чем несколько, которые они пробовали. Ланиус не думал, что Ойсса влюблена в него. Он тоже не думал, что влюблен в нее. Он не совершал такой ошибки со времен своего первого романа со служанкой. Несмотря на это, ему нравилось то, что они делали вместе. Он изо всех сил старался, чтобы Ойсса делал то же самое; он всегда думал, что лучше, когда его партнер тоже получает удовольствие.

После этого они оба быстро оделись. "Это на память об этом дне", - сказал Ланиус и подарил ей пару золотых сережек, чтобы она носила их в ушах.

"Благодарю вас, ваше величество", - сказала она. "Хотя вам не обязательно было этого делать".

"Я сделал это не потому, что должен был. Я сделал это, потому что хотел", - ответил Ланиус. Он думал, что она имела в виду то, что сказала. Она не была жадной или напористой. Ему было наплевать на людей, которые были. Ничто не заставило бы его разорвать связь быстрее, чем кто-то, подталкивающий его к подаркам.

Он кашлянул раз или два. Нет, это было не совсем правдой. Сосия, узнав об измене, могла заставить его решительно порвать с ней. Он был разумно, или даже более чем разумно, сдержан, и он пытался выбирать партнеров, которые не разболтают. Это не всегда срабатывало. Ему не нравилось вспоминать, что произошло, когда этого не произошло.

Этот флирт никуда не денется. Даже если его жена не узнает об этом, Оисса найдет кого-нибудь, за кого захочет выйти замуж, иначе Ланиус устанет от нее. Но это было приятно. Он наслаждался разнообразием. Какой смысл быть королем, если он не мог время от времени получать удовольствие?

После последнего поцелуя он выскользнул из маленькой комнаты. По коридору не было видно слуг. Ланиус кивнул сам себе. На этот раз никакого скандала — даже бровь не поднялась.

Если бы все было по-другому, Грас, возможно, разозлился бы на него за неверность его дочери. Но Грас, как известно, время от времени развлекался даже до того, как стал королем; Архистратиг Ансер был живым доказательством этого. И он не остановился после того, как надел корону. Вряд ли он был из тех, кто говорит Ланиусу, что делать, а чего не делать.

Ланиус надеялся, что на юге все по-прежнему идет хорошо. Письма Граса были обнадеживающими, но их возвращение в город Аворнис заняло больше времени, чем хотелось бы Ланиусу. Он знал, что аворнцы покончили со Стурой и разочарованными рабами. То, что они сделали так много, было достаточной причиной для празднования. Но Ланиус хотел, чтобы они продвигались к Йозгату. Как и Грас, он больше заботился о Скипетре Милосердия, чем о чем-либо другом.

Конечно, он мог бы знать больше, если бы участвовал в кампании с Грасом. Он покачал головой при одной только мысли. Одного поля битвы, которое он видел, было достаточно, чтобы убедить его, что он никогда не хотел видеть другого. Слушать, как стервятники, вороны и вороны-падальщики ссорятся из-за трупов, смотреть, как они выклевывают глаза, языки и другие лакомства мертвецов, вдыхать запах сортира и мясной лавки, слышать стоны умирающих и крики раненых… Нет, одного раза было достаточно на всю жизнь.

Он полагал, что должен быть благодарен Грасу за участие в кампании. Другой король уже узурпировал половину — больше половины — трона. Он не мог желать ничего другого. Если бы Ланиусу пришлось посылать генералов сражаться за него, он всегда боялся бы великих побед так же, как и великих поражений. Великая победа могла заставить генерала подумать, что он заслуживает более высокого положения. Поскольку было доступно только одно более высокое положение, это не пошло бы на пользу Ланиусу. Он не думал, что многие узурпаторы смогли бы договориться так, как Грас.

Пока он размышлял о плохих узурпаторах и о тех, кто был похуже, ноги почти сами понесли его к архивам. Он с готовностью зашел внутрь. Улыбка на его лице была лишь отчасти связана с надеждой найти "Сказку о пропавшей путешественнице". Как и с другими женщинами до нее, он приводил сюда Оиссу раз или два. Было тихо; все было мирно; их вряд ли могли потревожить — и их не потревожили, по крайней мере, никто не стучал в дверь. Здесь, впрочем, тоже было пыльно, и чихание в неподходящее время сбило его с толку и заставило Оиссу рассмеяться, что сбило ее со своего.

"Дела", - напомнил себе Ланиус. Однако улыбка не хотела исчезать. Он позволил ей остаться. Почему бы и нет?

Даже улыбаясь, он действительно хотел поискать ту пропавшую сказку. Больше всего его раздражало то, что обычно у него была хорошая память на то, куда он все складывал. Но не в этот раз. Большая часть его гордости вращалась вокруг его ума. Когда они подводили его, он чувствовал, что потерпел неудачу каким-то фундаментальным образом. Такое случалось редко, и из-за этого это вызывало еще большее беспокойство.