Возвращение скипетра

Он не промахнулся по мыши. Если бы Паунсер съел всех мышей в архиве, он был бы в восторге. Но он не хотел смотреть, как это делает монкат. Эта брезгливость во многом объясняла и то, почему он был таким неохотным охотником. Ансер и Орталис оба находили это забавным.

Он не возражал против поддразниваний Ансера. Учитывая вкусы Орталиса, он был не в том положении, чтобы упрекать кого-либо в чем бы то ни было. Это, конечно, его не остановило. Если бы это произошло, он был бы совершенно другим человеком. Жаль, что это не так, подумал Ланиус и вернулся к старому налоговому реестру.

Гирундо поклонился, входя в малый зал для аудиенций, где восседал король Грас. "Спасибо, что приняли меня, ваше величество", - сказал генерал.

"Как будто я бы этого не сделал!" Сказал Грас и указал ему на табурет. "Вот, садись и чувствуй себя как дома. Пришла служанка — ах, вот и она". Служанка поставила на стол поднос с вином, пирожными и миской с жареным нутом. Налив вина Грасу и Гирундо, она сделала реверанс и ушла.

Взгляд Гирундо проследил за ней. "Прелестная малышка", - пробормотал он. Он поднял свой серебряный кубок в знак приветствия Грасу. "Ваше здоровье, ваше величество!"

"И тебе того же". Грас ответил на приветствие. "Нам обоим довольно повезло, для людей нашего возраста. Большинство деталей все еще работают большую часть времени".

"Это неплохо". Гирундо почесал бороду, которая была не такой седой, как у Граса. "Много людей моего возраста мертвы".

Грас усмехнулся, не то чтобы это было чем-то иным, кроме правды, обернутой в шутку. Он съел немного нута, затем запил его вином. Это означало, что он допил свой кубок до дна. Снова налив его до краев, он спросил: "Ну, что у тебя на уме?"

Прежде чем ответить, Гирундо встал и закрыл дверь в зал для аудиенций. Когда он вернулся, он придвинул свой стул поближе к Грасу. Тихим голосом он спросил: "Ваше величество, кто друзья вашего сына?"

Грас нахмурился и почесал в затылке. Мысли о том, что у Орталиса были друзья, было достаточно — более чем достаточно — чтобы смутить его. Его законный сын не был общительным человеком. "Я не знаю", - сказал король. "К чему ты клонишь?"

"Может быть, и ничего", - сказал Гирундо. "В таком случае я попрошу у него прощения, и у вас тоже. Но ты помнишь, как он околачивался с этими офицерами гвардии перед тем, как мы отправились сражаться к югу от Стуры?"

"Он охотится с некоторыми из них — я это знаю", - сказал Грас. "Не со всеми", - сказал Гирундо, что было достаточной правдой. "Ты действительно хочешь, чтобы он тратил на них время? Что, если он не тратит его впустую, если ты понимаешь, что я имею в виду?"

"Я знаю, что ты имеешь в виду", - ответил Грас; та же мысль приходила ему в голову. Несмотря на это, королю было трудно воспринять это всерьез. "Орталис любит охоту и ... некоторые другие вещи". Грас не хотел говорить об этом, хотя Гирундо знал, что это такое — если уж на то пошло, половина города Аворниса знала, что это такое. "Я никогда по-настоящему не думал, что ему нравится политика".

"Тогда, возможно, вам стоит подумать еще раз, ваше величество", - сказал генерал. "Люди, которым не нравится политика, не заводят таких друзей".

"Нет?" Грас поднял бровь. "С кем бы Орталис подружился?" Если он вообще заводит друзей. Он не совсем сказал это вслух. Вместо этого он продолжил: "Священники? Маловероятно, если только они не похожи на Ансера и не любят охотиться на оленей. Ученые? Его никогда не заботили его уроки. Я хотел бы, чтобы он заботился больше, но он не заботился. Служанки?"

Гирундо ухмыльнулся на это. "Ну, а кто этого не делает?"

Некоторые отношения Орталиса со служанками, возможно, и начинались по-дружески, но закончились они по-другому. Тем не менее, Грас сказал: "Насколько я знаю, он не делал ничего подобного с тех пор, как женился на Лимозе. Я хотел ударить его камнем, когда он женился на ней, но, похоже, он действительно любит ее ". Мысль о том, что Орталис любил кого-то, кроме себя, была даже более любопытной, чем идея о том, что он заводит друзей.

"Она..." Голос Гирундо затих. Грасу не составило труда догадаться, что сказал бы генерал. Она позволяет ему делать с ней все, что он хочет. Ей даже нравится, когда он это делает. Каждое слово из этого тоже было правдой. Все равно…

"Я думаю, что в этом есть что-то большее", - сказал король. "Он изменился с тех пор, как у нее родилась девочка, и он совсем немного изменился с тех пор, как у нее родился мальчик".

"Ha!" Гирундо торжествующе ткнул в него указательным пальцем. "Вот! Вы сами это сказали, ваше величество. Он был другим, и у него другие друзья, и вам следует взглянуть на него по-другому ".

Это имело хороший логический смысл. Грас понимал это. Логика или не логика, он не мог этого сделать. Он мог представить, что его сын опасен в приступе ярости. Что-нибудь, что требовало планирования? Он так не думал. Отправиться на охоту на следующий день было почти всем, чего Орталис планировал достичь.

Чем более сомнительным выглядел Грас, тем настойчивее становился Гирундо. Он сказал: "Насколько тебе известно, Лимоса подстрекает его".

"Возможно", - сказал Грас, не желая смеяться в лицо своему старому другу. Он не мог представить, чтобы кто-то водил Орталиса за нос. Во всяком случае, ему никогда не везло с этим, он знал это.

Конечно, он всегда пытался вести Орталиса в том направлении, в котором он сам хотел, чтобы пошел его сын. Ему никогда не приходило в голову, что Орталиса может быть легче вести в том направлении, в котором он хотел идти, или что сны, которые они с Ланиусом всегда воспринимали как кошмары, могут снова показаться его сыну чем-то другим. И они тоже вели Орталиса…

Даже в их спальне, за закрытой на засов дверью, голос Лимозы был едва слышен, как шепот. "Ты уверен, что хочешь пройти через это?"

"Я должен", - прошептал Орталис в ответ, еще тише. Лимоса беспокоилась о Грасе, потому что он отправил ее отца в Лабиринт. Орталис беспокоился о Грасе, потому что его отец был там, хмурился на него, кричал на него, бил его, столько, сколько он себя помнил. Почему Грас чувствовал, что ему нужно сделать эти вещи, было забыто. Того, что Грас сделал, никогда не будет, никогда не могло быть. Орталис продолжил: "Это ради Маринуса".

"Конечно, это так", - сказала Лимоза. "Он не просто грабит вас. Он грабит всю вашу линию, вот что он делает. И все из-за -

"

"Ланиус", - закончил за нее Орталис. Он также прошептал имя своего шурина. Каким-то образом это позволило ему вложить в это больше презрения, а не меньше. "Все, что он делает, это сидит без дела и что-то читает весь день, что-то читает и играет со своими несчастными животными. И ради него — ради него — мой собственный отец собирается лишить меня наследства, лишить наследства и своего внука тоже. О, нет, клянусь богами, это не так."

То, что некоторые из его собственных действий — и бездействий — могли дать Грасу повод предпочесть ему Ланиуса, ни разу не приходило ему в голову. Даже если бы это произошло, Лимоза или, что более вероятно, Голос из его снов, который был лучше, чем сны, уговорили бы его. Его не потребовалось бы долго убеждать; как и большинство людей, он видел себя в наилучшем возможном свете.