Возвращение скипетра

Берто сделал паузу, чтобы откусить кусочек мяса от жареной утиной ножки, прежде чем ответить: "Боюсь, не очень, ваше высочество. Я нахожу молитву и созерцание более приятными способами скоротать время".

"О", - сказал Орталис, который находил молитву и созерцание еще более скучными, чем всю бесконечную болтовню о Скипетре, если такое было возможно. Он на мгновение задумался, затем попробовал снова, спросив: "Что тебе нравится в женщине?"

"Ну, для начала, набожность", - сказал Берто, и Орталис сдался. Даже если бы у Фервинга не было ... особых вкусов, он мог бы придумать что-нибудь поинтереснее этого. Но он заставил свой ответ казаться самой естественной вещью в мире.

Орталис снова попытался подавить зевок. Он сам потянулся за другим куском утки. Мертвая птица должна была быть интереснее, чем мясо.

"Что насчет вас, ваше высочество?" Спросил Берто. "Как вы помогли вашему отцу и мужу вашей сестры вернуть Скипетр Милосердия?"

"В... возвращении его?" Орталис едва мог поверить своим ушам. Его меньше всего заботило возвращение Скипетра. Насколько он был обеспокоен, Изгнанный был рад получить его. Но король Берто уронил бы кость ноги, если бы сказал это. Единственное, что он сказал, было: "Ну, любым доступным мне способом, конечно".

Это сделало свое дело, и осталось еще немного места. Король Фервингии лучезарно улыбнулся ему и поднял свой кубок с вином в знак приветствия. "Сказано как истинный сын великого отца!" Он залпом выпил сладкое красное вино.

То же самое сделал Орталис, которому не требовалось особых оправданий, а иногда и вовсе никаких, для серьезного глотка. Служанка снова налила ему полный кубок после того, как он осушил его. Он улыбнулся ей. Она быстро нашла себе занятие в другом месте. Он рассмеялся; он выпил достаточно, чтобы даже это было смешно. Он хотел сказать Берто, что, конечно, он был истинным сыном Граса, что внебрачный сын Граса был достаточно милым парнем, но не имел никакого реального значения. Он хотел, но не сделал этого. Для Граса он сам не имел никакого реального значения. Он знал это — знал и ненавидел.

"Я покажу ему", - пробормотал он. "Я покажу всем, я покажу".

"Что это, ваше высочество?" Спросил король Берто. Почему он не был слишком пьян, чтобы обращать внимание на чье-то личное бормотание?

"Ты когда-нибудь слушал голос? Я имею в виду Голос?" Орталис сказал в ответ. "Голос, который сказал тебе — который показал тебе — как все должно было быть?"

Берто нахмурился, отчего его кустистые брови почти сошлись над длинным прямым носом. "Ты говоришь о своей совести? Я знаю, что стараюсь прислушиваться к своей. Я всего лишь мужчина. Я делаю то, о чем позже пожалею. Но я действительно пытаюсь ".

Они оба использовали аворнийский, но говорили на разных языках. Орталис говорил о своей совести не больше, чем думал о том, чтобы искать благочестие в женщине. Он чуть было не сказал Берто об этом в лицо, просто чтобы увидеть, как варвар заикается. Но что—то - может быть, даже Голос — предупредило его, что это не очень хорошая идея.

Он вытерпел остаток банкета, затем, пошатываясь, отправился в постель. После затуманенного поцелуя Лимозы наполовину в губы, наполовину в щеку, он погрузился в глубокий сон. И затем, как он и надеялся, ему приснился сон.

Сон ощущался и казался более реальным, чем реальность. Эти сны всегда были такими. Он смотрел на мир таким, каким он должен был быть. Самым большим отличием было то, что это был мир, признавший Орталиса своим законным господином. Голос сказал: "Они насмехаются над тобой за твоей спиной".

Когда Голос что-то сказал, не было места сомнениям. "О, они это делают, не так ли?" Орталис зарычал. "Что ж, я им покажу. Я покажу им всем. Ты просто увидишь, если я этого не сделаю ".

"Времени остается все меньше", - предупредил Голос. "Шансов становится все меньше. Тебе не мешало бы воспользоваться теми, что у тебя есть".

"Я сделаю. О, я сделаю", - сказал Орталис. "Тебе не нужно беспокоиться об этом. Я обо всем позабочусь — просто подожди и увидишь".

"Твои друзья - твои настоящие друзья?" спросил Голос. "Твои враги усыплены и дремлют?"

Орталис подумал о Серине и Гигисе и о других молодых офицерах, которых он воспитывал с тех пор, как родился Маринус. "Мои друзья - это мои настоящие друзья", - ответил он. "Они знают, на что возлагаются их надежды".

"Хорошо", - мягко произнес Голос. "А твои враги? Они усыплены?"

Услышав это, Орталис рассмеялся хриплым и горьким смехом посреди своего сна. "Зачем им нужно убаюкивание? Они не думают, что им нужно, по крайней мере, от таких, как я".

На одно ужасное мгновение он подумал, что Голос тоже будет смеяться — смеяться над ним, а не вместе с ним. Но этого не произошло. Вместо этого он сказал: "Что ж, тогда время приходит, и скоро придет, ты так не думаешь?"

"Во сколько?" Спросил Орталис, и сон показал ему. Это было лучше, чем он представлял, лучше, чем он мог вообразить до того, как Голос заговорил с ним ночью. Время приближалось скоро? Он едва мог дождаться.

Грас, Птероклс и Отус стояли, уставившись на Скипетр Милосердия. Грас мог понять, почему король Берто проделал такой долгий путь, чтобы увидеть великий талисман. Если бы он попал в Фервингию, он подумал, что мог бы отправиться туда, чтобы увидеть это сам. Но он был здесь, в городе Аворнис, и он мог смотреть на него, он мог использовать его, когда ему заблагорассудится. Почему-то это радовало его меньше, чем он думал. Возможно, иметь возможность расстаться с ним, как это сделал Берто, было лучше, чем сохранить его.

Отус так не думал. С улыбкой на лице бывший раб сказал: "Это освободило мой народ". Он покачал головой и поклонился Грасу и Птероклсу. "Ну, нет. Вы двое освободили мой народ. Но Скипетр позаботился о том, чтобы они остались свободными".

"Так оно и было", - сказал Грас. И Скипетр позволил ему навязать свою волю Изгнанному. С ним в руке он был, на некоторое время, таким же великим, как — более великим, чем — изгнанный бог. Он был ... но теперь, опять же, он не был. Он щелкнул пальцами.

"В чем дело, ваше величество?" Спросил Птероклс.

"Куда мне идти дальше?" У Граса возник собственный вопрос.

Волшебник нахмурился. "Я не понимаю".

"Куда мне идти отсюда?" Повторил Грас. Наконец он понял, по крайней мере, часть того, что его беспокоило. "Куда?" он спросил еще раз. "Что мне остается делать после того, как я сделаю это!" Он указал на Скипетр.

"Что ж, живи долго и счастливо". Это был не Птероклс, а Отус. Он продолжал: "Клянусь богами на небесах, если кто-то и заслужил это право, так это ты".

Грас медленно покачал головой. "Боюсь, это не сказка. Я бы хотел, чтобы это было так. Я провел много лет, сражаясь против фервингов, и черногорцев, и Ментеше, и нашей собственной знати. Я сражался, и я плел интриги, и я строил заговоры. Ланиус придумал, как вернуть Скипетр у Йозгата, и я пошел и сделал это. Я сделал это, и я использовал Скипетр так, как ты сказал, Отус — и теперь, что я могу сделать до конца своих дней, что будет иметь хоть десятое значение?"