Священная земля

Менедем натянул гиматий на голову, чтобы заглушить шум. Бесполезно. Через некоторое время он прекратился. Спустя гораздо большее время он заснул.

На следующее утро он проснулся до восхода солнца и на цыпочках спустился на кухню за ячменными булочками, оливковым маслом и вином, чтобы перекусить, затем сел на скамейку во дворе, чтобы поесть. Ему удалось криво усмехнуться, когда его взгляд переместился на лестницу. После напряженной ночи, как долго его отец будет спать?

Едва эта мысль пришла ему в голову, как он услышал шаги на лестнице. Но спускался не его отец, а Баукис. Она остановилась в дверях, когда увидела стоящего перед ней Менедема. На мгновение он подумал, что она удалится. Однако после короткой паузы она вышла. “Приветствую”, - сказала она и, взяв себя в руки, “Добрый день”.

“Добрый день”, - серьезно ответил он. “Как дела?”

“Хорошо”. Баукис подумал об этом, затем внес небольшую поправку: “Достаточно хорошо”.

“Я рад”, - сказал Менедем, как будто не слышал исправления. Он не хотел продолжать ссору с ней. “Булочки вчерашней выпечки все еще очень вкусные”, - предложил он. Что бы она ни думала о выборе Сикон для опсона, она не могла жаловаться на сайтосы… могла ли она?

Она подошла ближе. “Они?” - спросила она бесцветным голосом. Менедем опустил голову. Она тихо вздохнула. “Хорошо”, - пробормотала она и пошла на кухню, чтобы приготовить себе завтрак.

Когда она вышла снова, Менедем подвинулся на скамье, чтобы дать ей больше места, чтобы сесть. Она поколебалась, но села. Она сделала небольшое возлияние из своего кубка с вином, прежде чем оторвать кусок от ячменной булочки, обмакнуть его в масло и съесть.

В этот момент Сикон вышел из своей маленькой комнаты на первом этаже. “Добрый день, молодой господин”, - сказал он, “Добрый день, госпожа”. Что бы он ни думал о Баукисе, он помнил предупреждение Филодемоса и держал это при себе.

“Привет”, - сказал Менедем. Он подумал, будет ли Баукис ругать кухарку за то, что она не встала раньше нее и усердно работала. Она редко упускала шанс разжечь их вражду.

Но все, что она сказала этим утром, было: “Добрый день, Сикон”. Выглядя одновременно удивленным и испытывающим облегчение - он, очевидно, тоже ожидал от нее рычания - Сикон поспешил на кухню. Загремели горшки. Загремели дрова в камине. Баукис издал звук, который безошибочно можно было принять за фырканье смеха. “Он хвастается, насколько он занят”.

“Ну да”, - согласился Менедем. Повару не нужно было производить и половины того шума.

Баукис подумал то же самое. “Знаешь, он действительно старый мошенник”.

“Ну... да”, - снова сказал Менедем. “Но он действительно хороший повар, ты знаешь”.

“Полагаю, да”, - неохотно согласился Баукис. Она отпила вина. “Мне не нравится ссориться с тобой”.

“Мне никогда не нравилось ссориться с тобой”, - сказал Менедем, что было ничем иным, как правдой.

“Хорошо”. Баукис съела еще немного своей ячменной булочки. “Это тоже вкусно”, - признала она, слизывая крошки и мазок масла с кончиков пальцев несколькими быстрыми движениями кончика языка.

Менедем зачарованно наблюдал. “Да, это так, не так ли?” - сказал он на удар сердца медленнее, чем следовало. Возможно, он говорил о ячменном рулете. С другой стороны, его могло и не быть.

Баукис, к его облегчению, предпочел ответить так, как если бы это было так: “Сикон почти так же хорош с сайтосом, как и с опсоном”.

“Ты не должен был говорить мне это”, - сказал Менедем. Она удивленно подняла бровь. “Клянусь богами, Баукис, ты не должен”, - настаивал он. “Тебе следует пойти прямо на кухню и сказать об этом Сикону в лицо”.

Ей не нужно было думать об этом, но она сразу же опустила голову. “Ты прав - я должна. Я должна, и я сделаю”. Она поднялась на ноги и направилась на кухню, как гоплит, идущий на битву. Менедем, однако, не стал бы смотреть на гоплита, идущего на битву подобным образом.

Ему было трудно прочесть выражение ее лица, когда она снова вышла. “Ну?” он спросил.

“Он спросил меня, сколько вина я выпил, и потрудился ли я вообще добавить в него воды. Этот человек!” Баукис выглядела так, словно не знала, то ли разозлиться, то ли расхохотаться. Через мгновение смех победил.

“Что тут смешного?” Филодем позвал с нижней площадки лестницы.

Менедем поднялся на ноги. “Приветствую тебя, отец”.

“Добрый день, сэр”, - добавила Баукис, чопорно, как и подобает молодой жене.

“Что тут смешного?” Отец Менедема снова спросил. Баукис объяснил. Филодем выслушал, затем усмехнулся. “Позволь мне понять тебя, моя дорогая”, - сказал он через мгновение. “Ты пошла к Сикону и сказала ему это? И тогда он сказал это тебе?”

“Совершенно верно, сэр”, - ответил Баукис. “Это была идея Менедема”.

“Было так?” Отец Менедема одарил его долгим взглядом. “Что ж, рад за тебя”, - сказал он наконец. “На самом деле, это хорошо для вас обоих. Давно пора всем вспомнить, что мы все живем здесь в одном доме”. Он пошел на кухню, чтобы приготовить себе завтрак.

“Спасибо тебе, Менедем”, - тихо сказал Баукис.

“Почему?” - спросил он. “Я ничего не делал - это сделала ты”. Он улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ, выглядя такой счастливой, какой он не видел ее с тех пор, как она появилась в доме.

Филодем вышел, жуя булочку и держа в другой руке кубок вина. “Я говорил тебе, сынок, что иду сегодня вечером на симпозиум к Ксантосу?” сказал он. “Ты тоже приглашен, если хочешь пойти со мной”.

“Нет, спасибо”, - сразу же ответил Менедем, изображая огромный зевок.

Филодемос снова усмехнулся. “Я сказал его рабу, что почти уверен, что у тебя была другая встреча, ” сказал он, - но я действительно думал, что дам тебе знать об этом. Вино, еда и артисты будут хорошими”.

“Без сомнения, сэр, но цена - выслушать одну из ветреных речей Ксантоса, а может быть, и не одну”, - ответил Менедем. “Это больше, чем я готов заплатить, большое вам спасибо. А с Сиконом на кухне здешняя еда тоже будет вкусной”.

“Так и будет”, - согласилась Баукис таким тоном, как будто она действительно усердно трудилась, чтобы отдать должное повару. Менедем задавался вопросом, как долго это продлится, но был готов, даже жаждал насладиться этим, пока это продолжалось.

Филодем тоже выглядел довольным. Он казался веселым с тех пор, как встал, что было необычно. Менедем вспомнил, как прошлой ночью скрипела кровать. “Тогда все в порядке”, - сказал его отец. “Я выполнил свой долг - я рассказал тебе о симпозиуме. Что касается этого, то решать тебе”.

“Спасибо, что дал мне так много простора для плавания”. Менедем говорил серьезно; его отец чаще предпочитал отдавать приказы рявком, чем позволять ему делать свой собственный выбор. Приказать ему отправиться к Ксантосу было бы слишком даже для Филодемоса, но об этом не могло быть и речи. Зная это, Менедем тоже попытался быть вдумчивым: “Я бы хотел, чтобы сейчас был сезон капусты, чтобы помочь тебе завтра справиться с головной болью”.